- Это было до тебя, друг мой, а значит-не было вообще, -ответил Кунин. - Нет, Илья, не делайте на меня стойку, я вам очень мало о нем расскажу. После того вечера у меня неоднократно была возможность с ним встретиться, но я этого избегал. Да-да. И не смотри на меня, как Вольтер на церковь, Ленин на буржуазию, а интеллигент на клопа. Я же не знал, что спустя почти семьдесят лет станет необходимо, чтобы я с ним встречался чаще. Мне одного вечера хватило по горло. Он у меня первую любовь порушил. Увидав его, она ко мне остыла напрочь. Мне было семнадцать лет. А ему, между прочим, лет на десять больше.
- Ровно на десять, - пробормотал Рубин.
- Вот и мог бы иметь сочувствие к юной страсти. А он ее очаровал и увлек. Он весь из себя красавец был. Я тоже, но я тогда еще не расцвел. Кстати он весь покалеченный был, только-только сросся. Самолет у него разбился вместе с ним.
- Да, это он, - кивнул Рубин. - А стихов не читал?
- Много читал. Не помню, свои ли. Декадентские какие-то. Или символистов. Я это всегда путал. А одно превосходно помню, после я натыкался на него. Ходасевича такое странное стихотворение. Об авиаторе. Кажется, так и называется. Как его манит к себе земля. Очень это впечатлило всех тогда в сочетании с его личной судьбой. И отчасти мою судьбу решило. Ах, как я любил эту Анечку!
- Так же звали его жену! - изумился Рубин. - Сколько ей было лет?
- Анечка была моя ровесница. Мы собирались в Москве на Солянке, дом я отлично помню. Это было у родителей Сеньки Туровского, он учился тогда в консерватории. Или только собирался? Потом стал пианистом, потом нэпманом. Да-да, открыл кафе, где сидел за пианино все вечера, а на кассе была его жена, она же, по-моему, готовила еду. Кстати, у нее был бюст в точности, как у кассы. После посадили их обоих, когда нэп закрыли. А Бруни, он тогда, кажется, к его родителям зашел, но ввязался в нашу юную компанию, где все от него сомлели.
- Старшая дочь родилась у него в двадцать первом, - задумчиво проговорил Рубин.
- Анечка вполне могла рожать, - мечтательно сказал Кунин.
- Он играл вам? - спросил Рубин.
- Вот! Играл, отдаю должное, превосходно. Главный же талант был - в импровизации. Я тебе не буду всяких наших музыкальных терминов приводить, ты все равно в них разбираешься, как воробей в лингвистике… ты, кстати, знаешь, Наташка, что у нашего гостя нет ни слуха, ни голоса?
- Не отвлекайтесь, - попросил Рубин.
- Он божественно импровизировал. И на музыкальные темы, и на литературные. И весьма владел инструментом, это тебе тоже вряд ли понятно, но он был с ним на ты, это нечасто. Может быть, именно его импровизация тогда решила дело с Анечкой?
- Ну не паясничай, Илье ведь не нужна твоя запоздалая печаль, вспомни еще что-нибудь про Бруни, - сказала Наташа.
- Не смей мешать мне на закате дней мыслить, почему зачах мой рассвет, - надменно ответил Кунин. - Может быть, я был бы счастлив с ней. Знаешь, Илья, он был в свитере и кожанке. Торчал воротник рубашки. Очень порывистый, быстрый, яркий. Самое главное я скажу тебе сейчас, я на самом деле все время думаю об этом, просто женщина мне мешает размышлять. Не та женщина, а эта, заметь. Меня всегда отвлекали женщины, хотя музыку я любил не меньше, просто не та судьба. Вот что главное, и в этом тебе надо мне поверить: он был обречен. Да, да, не вскидывайся, обрати лучше внимание, что я даже не спросил тебя, как он закончил жизнь. И вовсе не случайно не спросил. Он был обречен. И очень вскоре. А теперь подтверди мне, что я прав.
И Кунин тяжело, без тени улыбки, посмотрел на Рубина. Рубин кивнул. Открыл было рот, но Кунин остановил его:
- Сейчас расскажешь, дай объяснить. Он поднял свою рюмку, но отвел ее, когда Рубин потянулся чокнуться.
- Давай не чокаясь. Возьми рюмку, Наталья. Помянем этих обреченных и всех прочих вместе с ними.
Они выпили. Кунин нюхнул корочку от того же сырного ломтя и аккуратно положил ее на стол.
- Твой Бруни был человек очень способный, очень чистый и светлый. Увлекающийся и слишком заметный. Прятаться, ловчить, видоизменяться он просто не умел. Очевидно, так же, как лгать. Ты, я надеюсь, понимаешь разницу между ложью и враньем? Вранье - штука бытовая, я врал всю жизнь. Правда, только женщинам. Кроме Натальи, разумеется.
- Ну, знаешь, - возмутилась Наташа, но Рубин умоляюще на нее посмотрел, и она умолкла. Кунин усмехнулся, с нежностью глядя на жену.
- Такие приспосабливались плохо. Я очень много, Илья, людей повидал, ты себе вряд ли представляешь даже - сколько. А при таком количестве невольно впадаешь в соблазн классификации. Я словами эти группы не определю, но чувственно различаю их безошибочно. Бруни был из тех, что ушли первыми. Из того, разумеется, поколения. К середине тридцатых их уже практически не было. Я имею в виду - на воле не было, а многих - и в живых. Теперь скажи, когда и как он погиб.
- Сел в тридцать четвертом в декабре, расстрелян в тридцать восьмом в феврале-марте, - хрипло сказал Рубин. Кунин тяжело кивнул головой.
- Значит, вы с ним встретились… - начал Рубин.
Кунин живо перебил:
- В восемнадцатом, Илья. Под Рождество. Кстати мне уже кажется, что не куртка у него кожаная была а пальто. Кожанка такая знаменитая.
- Но ведь в восемнадцатом… - опять начал Рубин задумчиво, он уже понял, что женские имена совпали случайно, так что Кунин очень кстати перебил его, захохотав:
- Революция была, ты хочешь сказать. Непрерывно брали Зимний, шли с винтовками, били белых и махали флагами, да? Жизнь была, Илюша, обычнейшая жизнь. Люди музицировали, читали стихи, ходили в гости, влюблялись и заводили романы. Люди еще совсем не знали, что им предстоит. Даже то, что произошло, они осознавали слабо. Про Февральскую революцию - это да, а про Октябрьскую - кто там понимал? Как у тебя в стишке сказано? Где к Пушкину ты затерся в соавторы?
Рубин прочитал: "Открыв сомкнуты негой взоры, Россия вышла в неглиже на встречу утренней Авроры, готовой к выстрелу уже".
- Ужас, - сказала Наташа. - А ведь правда, наверное, жили себе и жили…
- Сейчас вернусь, - сказал Кунин, - прошу прощения.
И легко поднявшись, вышел. Рубин обернулся к Наташе. У нее было совершенно иное, чем минуту назад, лицо. Осунувшееся, измученное, усталое. Она виновато посмотрела на Рубина.
- Все очень плохо, Илья, - сказала она вполголоса. - Это со дня на день может произойти. Врач к нам ходит, он сказал, что длится чудо, он такого и не понимает.
- Я даже не знал, что так серьезно, - бормотнул Рубин.
- Он запрещает мне вообще касаться этой темы. Обрывает, и все. Очень тяжело. Вроде как мы оба этого ждем. Только по-разному.
- И ничего уже не сделать? - спросил Рубин, чтобы что-нибудь спросить.
Наташа покачала головой - и сразу же расцвела улыбкой: в комнату входил Кунин, неся пепельницу, пачку сигарет и спички.
- Поговорим о вещах серьезных, - возгласил он, садясь и входя в роль патриарха за семейным столом. - Только сперва закури, - приказал он Рубину - Ты уже час мучаешься желанием покурить, но тебя воспитала мама, а не дружный коллектив, так что мало в тебе хамства, и поэтому ты стесняешься дымить при старом сердечнике. Который, хочу заметить, я недавно посчитал, курил в течение шестидесяти пяти лет без перерыва. Доставай. И сейчас же прочитай что-нибудь о куреве. У тебя наверняка есть.
Рубин покосился на Наташу, та беспомощно повела бровями. Он достал сигарету, размял ее и с наслаждением затянулся. Кунин вдохнул дым и тоже зажмурился от удовольствия. Стишок из недавних Рубин вспомнил сразу: "Нет, я не знал забавы лучшей, чем жечь табак, чуть захмелев, меж королевствующих сучек и ссучившихся королев".
- Слушай, - сказал старик. - А ты знаешь, ты кто? Ты - Абрам Хайям!
Рубин засмеялся, польщенный. Неважно, подумал он, уже можно, ему уже можно прочитать и этот.
- Еще вспомнил, - сказал он. - "Случайно встретившись в аду с отпетой шлюхой, мной воспетой, вернусь я на сковороду уже, возможно, с сигаретой".
- Слушай, Илья, - спросила Наташа (значит, ничего, что прочитал), - ты ведь прекрасный семьянин, У тебя дома все в порядке, как ты пишешь такие пакости? Такой преданный муж.
- Оттого как раз, наверное, и пишу, - пожал плечами Рубин.
- А я по той же причине не пишу, -сказал Кунин.
- По противоположной, - поправила Наташа.
- Ну да, - охотно согласился Кунин, - по противоположной. Но я тоже порядочный. Просто я любил семейную жизнь и от этого все время женился. Я не виноват, что очередные гастроли эту жизнь прерывали. Я недавно видел сон, Илья, удивительный, очень литературно-философский, если хочешь. Будто я уже на небе нахожусь, и ты мне не поверишь, но в раю.
Наташа громко и нервно засмеялась. Кунин укоризненно глянул на нее. Поставлю чай, виновато прошептала Наташа и вышла. Кунин продолжал, и его живое лицо было совершенно безоблачным.