- Хотя, - продолжал он (мимолетная радость победы над образованным городским человеком уже исчезала), - он не так уж и не прав. Ну зачем мне нужны все эти юпитеры, и девочки, и…
- Ты сам это объяснил, людям нужно полноценное зрелище, - с досадой ответил Алекс.
Подобные дискуссии происходили не раз.
- Я объяснил это, потому что ты велел так сказать, - возразил Дикки. - Но самые знаменитые певцы - Брассанс, Брель, даже Лама, Сарду, Беар - не нуждаются в этом маскараде…
- А Демис? Может быть, он не знаменитость, по-твоему?
- Демис - грек. Поэтому для него это не маскарад. Или почти.
- Так что же ты хочешь этим сказать? - спросил Алекс, одним глотком опорожняя стакан; он не хотел сердиться. - Может быть, ты начнешь петь в пикардийском народном костюме?
Утонченное лицо Дикки сморщилось от раздражения, и он сразу постарел лет на десять. Когда его красота на мгновение меркла, было видно, какое у него умное, задумчивое лицо. Возможно, через несколько лет наступит новый "качественный" этап в его карьере, подумал. Алекс. Но до тех пор какое же нужно терпение! "Звезда" всегда останется "звездой".
Самое любопытное во всем происшедшем было то, что ни Алекс, ни Дикки, а может быть, и сам Метейе так никогда и не узнают, что "История Тулузского графства" была действительно замечательной книгой, изобилующей интересными фактами, эрудицией и оригинальными суждениями, итогом аскетического и бескорыстного труда целой жизни. А статья была написана в недоброжелательном тоне, который несколько смягчало недоумение автора. Прочитать ее Дикки так и не удосужился.
"Это он, он, он!" "Мы любим тебя!" "Рай - это ты". Девицы, то одни, то другие выкрикивали это каждый вечер. "Давай, Дикки! Дави!" - вопили парни.
Дикки пел:
Нас вечер разлучил с тобою вновь,
И не могу сегодня я молчать,
Но люди не хотят меня понять,
И стынет в одиночестве Любовь.
И Полина говорила Анне-Мари:
- И вправду, когда тебя никто не любит, тебе все время как будто холодно.
А Эльза Вольф предпочитала более сумасбродные, более ритмичные песни, типа:
Нужно все испытать -
Да!
Нужно все принимать -
Да!
Решить проблему рая
Сейчас иль никогда!
"Сейчас!" - в едином порыве подхватил мощный, огромный хор зрителей. Дикки протягивал руки, и в луче прожектора, направленном ему прямо в лицо, искрились усыпанные блестками веки и волосы. Когда он выходил кланяться, оркестр повторял мелодию. На сцене что-то застучало. Это юноши и девушки бросали подарки: запонки, брелоки, цепочки; другие зрители с букетами и письмами в протянутой руке пытались взобраться на сцену еще до того, как Дикки вышел на "бис".
Хочу любить и говорить
Всем о своей любви….
В толпе в любому подходить,
Хочу о счастье говорить,
Огонь в моей крови…
Воцарилось глубокое, благоговейное молчание, восторженные лица были мокрыми от слез; в тот момент, когда Дикки блеснул своей верхней нотой, по завороженным телам электрическим разрядом пробежала дрожь. Занавес опустился. И, словно стряхнув напряжение, зрители завопили снова. На балконе что-то затрещало: ломали приставленные в последний момент складные стулья. Неважно: это было предусмотрено в статье расходов.
Толпа медленно рассасывалась. Какая-то группа чуть ли не на руках несла изнемогающую от восторга девушку. Домохозяйки уткнулись в носовые платки. Несколько подростков, оставаясь на своих местах, все еще вызывали: "Дикки! Дикки!" - израсходовать энергию им было так же необходимо, как излить свой восторг. Затем послышались возгласы: "Все к артистическому входу! На улицу Урс!" - и толпа хлынула.
За кулисами, с трудом переводя дыхание, Дикки вытирал пот с лица. Затем, опершись на Роже Жаннекена, пошел в артистическую. "Он болен не больше, чем я", - думал доктор, которого эти блеющие массы приводили к отчаяние. "А я для него нянька, вот и все". Музыканты не торопясь убирали свои инструменты и вполголоса разговаривали. Боб (гитара) и Жанно (клавишные) - как всегда, о еде. Другие - о женщинах. Дейв собирал в маленькую корзинку, которую одолжил у костюмерши, разбросанные по сцене дары и полувосхищенно-полунасмешливо преподносил их Дикки. Взвешивая на ладони цепочку с гравированной надписью: "От твоих фанатов из Тарн-э-Гаронн", пошутил: "Гляди-ка, старик! Вот что делают идолопоклонники!" Дикки надел цепочку на руку. Она оказалась тяжелой.
После двух недель триумфа заполнить Дворец конгрессов в Дине уже не удалось.
- Но все же мы сделали неплохой сбор, - говорил Алекс (он сидел в баре с председательницей фан-клубов Жаниной, которая смаковала уже третий коктейль "александра"). - Если учесть, что восемь дней назад здесь пел Сарду и что Лама выступает четырнадцатого июля…
- Люди не выкладывают по сорок-пятьдесят франков трижды за полмесяца… мы должны были это предвидеть, - без обиняков высказалась Жанина.
У нее был дар говорить об очевидных вещах так, что хотелось дать ей пощечину. Это была очень прямолинейная женщина, что не слишком-то украшало ее.
- Проклятье, - ответил Алекс, вместо того чтобы сказать "вы правы".
Но Жанина поняла это именно так.
- В конце концов хоть раз членов фан-клуба посадили на удобные места, - сказала она, допивая свой коктейль. За день она поглощала массу подслащенных, но крепких напитков, так что к вечеру частенько появлялась в зале, слегка пошатываясь. Это смешило Алекса. Но не сегодня. Его мучила одна проблема.
- Скопище кретинов, - произнес он абсолютно бесстрастно, будто сказал: "славные ребята". (Члены фан-клубов были для него низшей расой, пехотинцами, что позволяют себя убивать. Если они посмотрят спектакль в приличных условиях два-три раза за лето, с них и этого довольно.) - Ну разве не так, доктор? Разве это не правда? К примеру, эти психопатки, что лезут за кулисы, и готовы на все, разве это здоровое явление, а?
Доктор с газетой в руках как раз входил в бар. Проорав свои положенные полчаса в день, Алекс угомонился. Его шутка означала желание закрыть тему. Жанина до последней капли допила коктейль. (Выпить еще один? Не сейчас… Она достигла той стадии приятного помутнения в голове, которое отделяло ее от мира и вполне устраивало. Когда туман начнет рассеиваться, тогда посмотрим.) Она подобострастно рассмеялась. Поняла, что Алекс уже выкинул свой номер. Разумеется, она шепнет словечко девушкам, прежде всего Анне-Мари и Джине. Жанина дорожила своим призрачным авторитетом: когда-то она была составителем и ведущей одной известной телепередачи. И женой заместителя директора телевизионного канала. Муж и передача уплыли вслед за сорока пятью годами жизни Жанины, бывшей мисс Кабур, мисс "Серебряный берег", которую называли "прекраснейшей грудью Франции". Та минимальная власть, которая сопряжена даже с самой жалкой телепередачей, позволила ей какое-то время обольщаться, не замечать "непоправимости удара". Но с каждым днем иллюзия потихоньку таяла: Жанина испытывала от этого больше страха, чем горечи. Она и в самом деле была славной женщиной, говорившей о своем бывшем муже, сделавшем ей массу немыслимых подлостей: "Мы сохранили прекрасные отношения".
- Газеты, - попросил Алекс у бармена.
Доктор опередил его.
- У меня утренний "Клерон".
- Ну что? Хорошего мало?
- Ничего страшного. И даже вовсе не страшно… - сказал доктор с каким-то кислым удовольствием, означавшим: "Этого следовало и ожидать". (Этот парень такая же мразь, как Серж, - подумал Алекс. - Он только радуется, когда плохи наши дела.)
- Так покажи же газету!
- Две газеты, - уточнил доктор и протянул их ему.
Алекс быстро пробежал опубликованные статьи.
- Он их видел?
- "Клерон" да. Мне кажется, вы о чем-то договаривались с журналистами? Вот он и попросил их. Но "Репюбликен дю Гар" он не читал.
- Какие мерзавцы! - воскликнул Алекс. - Конечно, билеты все равно раскупят, но все же… Что ни говори, а даже мало-мальски серьезные газеты никогда не будут на нашей стороне. Правда, в таких изданиях, как "Каролина", "Мари-Пьер" или, например, "Барнум", "Фотостар", "Флэш-78", недостатка нет, но Дикки все же дает им недостаточно.
- Что ты хочешь этим сказать? Вы им платите?
- Да нет, мой дорогой Роро! (Доктор подскакивал всякий раз, когда Алекс фамильярно называл его Роро.) - Я хочу сказать, что он не дает им информации, материала. Я задумал кое-что устроить с одной японкой, которую он привез бы с собой, но все сорвалось. Невеста-японка, представляешь себе? Это было бы бомбой! Со времени помолвки Дикки с Жане прошло почти два года, и с тех пор - ничего!
- Рядом с Жане он смотрелся очаровательно! - вставила Жанина.
- Я не знал, что он был помолвлен, - сказал доктор.
Алекс и Жанина, заговорщически переглянувшись, вздохнули.
- Но ведь это же было не всерьез, - терпеливо пояснил Алекс. - Просто нужно было сделать снимки на обложку "Матча", "Жур де Франс" и для двух цветных разворотов в разных еженедельниках…
И он углубился в изучение лежащей у него на коленях газеты со статьей, озаглавленной: "Ничтожество, осыпанное блестками".