Конвой повернул автоматы к строю; возбуждённые запахом немытых тел зэков, собаки скалили клыки, вопросительно заглядывая в глаза проводников.
- Хотя бы раз в жизни поесть, как эта собака, - мечтательно произнёс Ведров. - Господи, пошли мне её пайку.
- А поводок? - спросил пожилой карманник.
- За такую пайку можно. Я ж - не вор. Я - просто временно изолированный, но советский человек. Я жрать хочу, а не блатовать.
- Разговорчики! Этап идёт на "Новый", - ещё раз повторил майор. - Шаг в сторону считается побегом. Конвой стреляет без предупреждения. Копчёный, что скалишься?!
- Да вот зверёк здесь огадился, гражданин майор.
- Пусть несёт с собой: в дороге пригодится. Шагом марш!
Через час ходьбы Упоров почувствовал холод между пальцев ног, пожалел, что не снял с покойного Заики портянки. Побрезговал или постеснялся, теперь дорожка форс собьёт. Этап одолел небольшой, но крутоватый перевал, и за ним открылся великолепный вид с прекрасным лесом в лучах восходящего солнца. Открылся, как правда, которую кто-то прятал от этих сбившихся в затхлую кучку людей.
- Эх, раздолье какое! - не выдержал шагающий впереди Вадима кособокий Ведров. - Столько места, а нам - тесно. Махнуть бы в лес.
- Кто тя держит - махай! - предложил Опёнкин. - Старшина, отпусти мужика в лес за подснежниками.
- Хай бежит! - конвоир похлопал ладонью по автомату. - С сопроводиловкой. И ты за ём. Здесь на всех хватит.
- Стой! - кричит замыкающий колонну лейтенант.
- В чём дело, лейтенант?
- Заключённый помер. Старик этот, то ли математик, то ли ещё кто.
- Ему бы на печи сидеть - он по тюрьмам шляется.
- Труп - в машину. Спрячьте оружие, лейтенант: он мертвее мёртвого.
Лейтенант, однако, выстрелил, на всякий случай, в затылок маленькому седому человеку, и этап тронулся дальше. Дорога муторно тянула восемьсот голодных зэков в пологий тягун. Многие уже выдохлись и, не стесняясь, становились на четвереньки.
- Ползите, ползите, - подбадривал их весёлый старшина. - Кто не доползёт, доедет с Пифагором!
Отъярились собаки, перестали облаивать ползущих зэков, лишь изредка норовя хватить кого-нибудь из них за бок. Но перед вершиной Мёртвого перевала они и сами начали ложиться на снег, прижимаясь к отполированному ветром насту лохматыми животами.
Хозяином тех мест был ветер. Он не знал отдыха в любую погоду, ни днём, ни ночью, заполняя лёгкие людей пронзительным холодом, принесённым из тундры.
Наконец выбрались на плоскотину. Стоять на ногах могли немногие.
- Сейчас бы умереть, - выдавил из себя Ведров, опускаясь на корточки.
- Попроси Стадника, - высунулся с новым советом пожилой карманник, оказавшийся выносливым ходоком.
- Загорайте, лодыри! - разгорячённый ходьбой старшина Стадник скрутил цигарку, затянувшись, внимательно осмотрел этап. Медленно, но уверенно взгляд его соскользнул с измученных ходьбой зэков и замер в немом удивлении.
- Ха - коротко, точно гавкнул, воскликнул Стадник. - До чего тильки люди не додумаются! Гляньте, граждане бандюги, яки гарны хлопцы!
Метрах в тридцати от дороги белели вмёрзшие в лёд трупы. Их было много и подо льдом, и на его голубой, отполированной ветром глади. Со впалыми животами и отъеденными песцами ушами.
- Не дрожат! Обвыклись, - продолжал радоваться Стадник. - Воля есть - гнидника не треба… Надо же так закалиться!
Этап мрачно молчал, и Стадник, уловив настроение разбитых дорогой заключённых, положил палец на спуск автомата.
- Ну, чого змолкли? Шуток не понимаете?!
- Понимаем, земеля, - улыбнулся через силу старшине Каштанка.
- У меня таких злыдней в земляках не водится! - строго поправил вора старшина.
- Так получилось, - покаянно опустил глаза Опёнкин. - А вас дома небось матка жде?
- Ни, тильки тятько, - Стадник подозрительно косился на посиневшего под ветром зэка, медленно вползавшего ему в душу. От неудобства внутреннего состояния он кашлянул и стал шагать широко, строго, держа автомат наизготовку.
- Давненько батю не видел, гражданин начальник?
- Тебе шо за дило?! Десять рокив.
Напряжённо маршировал чем-то приворожённый охранник.
- Ух, ты! Соскучились, должно?
- Скучать служба не велит.
Он уже собирался отойти от этого прилипчивого, но чем-то привлекательного злыдня, как тот спросил вкрадчиво:
- Повидаться-то небось хочется? Хочется! Хочется! Не отпирайтесь, гражданин начальник!
- А як же! - тоскливо и искренне признался растроганный старшина.
Опёнкин приспустил штаны, показал напряжённо соображающему Стаднику голую задницу.
- Узнаёте, гражданин начальник? То ж твой тятя. Иди, целуй!
- Что?! - заревел старшина, хватая широко распахнутым ртом холодный воздух. - Ну, злыдень синий, помни моё слово: купаться тебе с теми "моряками" в одном болоте!
- Не признали, что ли, гражданин начальник? - натурально огорчился Опёнкин. - То ж батько ваш ридный. Постарел малость. Хочешь, братку покажу?
И, не торопясь, начал расстёгивать ширинку.
Стадник сбросил с плеча автомат, ствол дёрнулся, выплюнув в низкое небо короткую очередь.
- Лягай, сволочи! - орал Стадник, топая ногами. - Усих покрошу!
Заключённые присели, но ложиться никто не стал.
Все разглядывали оплошавшего старшину с ехидными улыбками.
- В чём дело, старшина? - подскочил лейтенант, расстёгивая на ходу кобуру.
- Нарушают порядок, товарищ лейтенант. Особливо вот тот, из воров. Воду мутит, понимаешь!
- Запишите фамилию. Вас предупреждаю: положим на землю, будете лежать до утра!
- Мы-то при чём, гражданин начальник?
- Молчать! Порядок существует для всех.
Лейтенант застегнул кобуру и быстро ушёл. Стадник остался перед строем, выглядывая из-за поднятого воротника и держа ствол автомата на уровне голов зэков.
- Ябеда вы, гражданин начальник! - негромко крикнул Опёнкин. - Не буду вам больше тятьку показывать. Скучайте…
В это время колонна тронулась, и под ногами зэков снова заволновалась тугая колымская грязь. Люди шли в лагерь, не сводя глаз с приземистых бараков, наспех сколоченных из старых досок, должно быть, долго служивших другому делу, а сейчас призванных беречь тепло и защищать от ветра отринутых от нормальной жизни людей. Многочисленные щели были наспех забиты паклей, тряпками, мхом, завалинки заменяли поднятые к окнам земляные валы. Да и окна - одно название: без стёкол, просто зашитые потрескавшейся фанерой рамы. На каждом решётка, а на двух последних фанеру просто подпирали гнилые жерди.
- Это же кладбище, гражданин начальник! - ужаснулся Ведров.
- Кладбище ты видел, - уточнил Стадник. - Туды после, прежде туточки поживёте.
- Подыхать привели!
- Вертаемся, мужики! Гольная смерть!
Тогда-то и отворилась дверь единственного бревенчатого здания. Из неё вышел майор с выражением непреклонной воли на интеллигентном, немного озабоченном лице. Следом выскочила овчарка. Громадная, ухоженная собака пошла рядом с хозяином, тычась лобастой мордой в замшевую перчатку.
Майор оглядел этап, как опытный пастух оглядывает новое стадо, остановился точно посредине колонны и, указав пальцем на перекошенного мужичка, спросил:
- Почему вы кричите?
Мужичонка дёрнул плечом, нервно затоптался на месте, никак не желая встретиться с майором глазами.
Взгляд майора излучал нечто большее, нежели решительность. Он излучал беспощадность, было от чего волноваться.
- Та не кричу я, гражданин начальник, - с трудом пролепетал зэк, так и не подняв лицо.
- А кто кричит?
- Та не знаю, гражданин начальник. Уси балакали.
- В карцер!
Рослый охранник выдернул зэка из строя, поставил его рядом с собой, спиной к строю.
Майор сделал несколько шагов. Глаза задержались на спокойной позе, казалось, отрешённого от событий человека в чёрном, забрызганном грязью пальто.
- Почему вы кричите?
Безучастный блондин опустил на майора мягкий взгляд, ничуть не испугался его строгого вида:
- Хотел разбудить вашу совесть, гражданин начальник.
- Кто ещё хотел разбудить?
- Моя душа, гражданин начальник.
- Значит, вам будет не скучно в карцере.
Он закурил дорогую папиросу, подумав, указал на трясущегося у барачной стены мужичонку.
- Того - в строй. Этого вместе с душой - в карцер. Остальные должны уяснить - здесь рабочий лагерь. Работа вас кормит и даёт право на досрочное освобождение. Нарушение лагерного режима лишает вас этого права. Лейтенант!
- Я, товарищ майор!
- Раздайте пищу. Людей - в баню, вещи в прожарку. Утром всех, кроме тех, кто будет ремонтировать лагерь, отправить в карьер. Небольшая просьба, лейтенант: позаботьтесь о тишине - я буду музицировать…
Он бросил окурок под ноги жадно глотающего табачный дым молодого, очень простоватого на вид зэка. Несколько секунд тот колебался, пожирая дымящийся окурок жадными глазами, и вдруг грохнулся на колени, схватил окурок.
Майор был к этому готов. Хромовый сапог вбил окурок в расквашенный рот зэка. Овчарка кинулась и выволокла попавшегося на нехитрый трюк простака из строя.
- Оставь его, Ганс! - попросил дружески майор, потрепав собаку по вздыбившейся холке. Вздохнул и со вздохом указал на застывших по стойке "смирно" трёх мертвецов у доски почёта: - Это беглецы. Обратите внимание и сделайте вывод. Здесь никто не может рассчитывать на удачу. Её здесь нет…