- И я, признаться, крови не терплю, - уже смиренно молвил Ерофей Ильич. - Потому прошу этих преступников смягчить участь свою покаянием. Кто будет первый?
Заика быстро сунул руку за борт бушлата. Стоящий за ним Зоха был настороже; ребром ладони ударил вора по шее. Тот упал.
- Раскаянье не может быть актом формализма, - не замечая лежащего Заику, решил продолжить свою мысль Ерофей Ильич. - Человек должен внутренне так настроить себя, чтобы вести другую жизнь и поиметь большое отвращение к прежнему скверному существованию. Но ежели в вас не искоренена склонность к желанию блатовать…
Снова был короткий взгляд, укоряющий слушателей за непослушание, и с мукой произнесённые слова:
- …Готовьтесь к худшему.
Лежащего Заику растянули на залитом кровью полу, придавив сверху листом железа. Вор попытался подняться, но две кувалды обрушились на то место, где находились почки. Удары сыпались, не переставая, наполняя камеру гулом. Лицо зэка корчилось в немых стенаниях, как будто он пытался рассмешить пресыщенную подобными зрелищами публику.
Салавар поднял руку. Гул смолк. Молотобойцы отошли в сторону, тяжело дыша и косясь на погнутое железо.
- Поднимите!
До неузнаваемости преображённого испытанием зэка держали под руки. Эмалевая струйка крови поблёскивала на сером подбородке. Было очевидно - он почти умер, стоит в сумраке перед вечной ночью, а руки его, как руки слепца, пытаются что-то нащупать перед собой.
- Надеюсь, дружеская критика понята правильно?
Вор с трудом вобрал в себя воздух и выдохнул с кровавым плевком в лицо главной суки Советского Союза.
- Га-га-га, - хрипел Заика, пытаясь протолкнуть застрявшее в горле ругательство.
- Не надо, - остановил его жестом Салавар, брезгливо вытирая лицо белоснежным платком. - Суд освобождает тебя от последнего слова. Правда, Зоха?
Тупой удар в спину Заики дошёл до каждого. Вор качнулся вперёд, глаза его расширились до неимоверных размеров, скосившись на выросшее из левой части груди остриё кавказского кинжала.
- Насквозь! - ахнул один из молотобойцев.
Ерофей Ильич уронил под ноги платок, отшвырнул его начищенным носком сапога, сказал по-деловому:
- Бросьте эту тухлятину, тащите богоубийцу!
Зоха сам, как барс, прыгнул на нары, раскидав зэков, наклонился над Ёсифом Палычем, приподнял и снова бросил на прежнее место:
- Он ушёл, хозяин…
- Старый обманщик! Верь после этого слову вора! Видите, граждане, кто паразитирует на вашем терпении?! Ну, а ты? - Вопрос был обращён к тому, кто тоже назвался вором. - Ты, Леший, с кем пойдёшь по жизни?! Говори быстрей, у меня кончается не только время, но и терпение!
- С вами, - сказал, глядя в пол, Леший.
- Подними глаза-то! Ты теперь свободный человек! Подними и покайся, как положено!
- Я больше не вор! - на этот раз было сказано громко, даже слишком громко. - Я раскаиваюсь за позорное прошлое!
- Идёшь с нами! А вас, граждане мужики и фраера, прошу подбирать себе компанию почестнее. Обращайтесь к нам с совершенным доверием. Не подведём! Всегда заступимся за трудового человека. До свидания!
Вышел он скромно, без излишней театральности, унося на открытом крестьянском лице опечаленную доброту хорошего человека.
Ссученный Леший было двинулся за ними следом, но, о чём-то вспомнив, прыгнул на нары, схватил сумку покойного Ёсифа Палыча.
- Оставь, - придержал его за руку молодой грузин. - Зачем покойников грабить? Он же тебе товарищ был…
- Не твоё дело, зверёк! Эй, там, тормозитесь: фраер буянит.
Один из сук взмахнул забурником, тогда Упоров поймал за руку, да так ловко, что она хрустнула в суставе. Парень заорал, и крик был сигналом к действию.
- Ломай нары, мужики! Всех кончат!
- Что за шум? - Салавар недоумённо оглядел камеру. - Мы же расстались друзьями! Вы, Леший, запомните - нельзя переть буром против народных масс. Запомните, животное! Вы призваны защищать их интересы от преступных посягательств воров! Иначе поссоримся…
Он как-то естественно забыл про Лешего, перевёл внимание на Упорова. Смотрел с прищуром, но не враждебно. Возможно, хотел запомнить новое лицо.
- Неблагодарное занятие выкручивать руки своим защитникам, молодой человек. Я постараюсь вас не забыть…
Преданный Зоха заглянул в глаза хозяину, тот сделал вид, что не заметил, и легко поклонился:
- Ещё раз до свидания, друзья!
Такого оборота никто не ожидал, и когда за Ерофеем Ильичом закрылась дверь, бывший директор прииска "Коммунистический" по фамилии Ведров подвёл итог второму посещению Салавара:
- Теперь они тебя убьют. Он зря не обещает.
Упоров не стал отвечать Ведрову, подсел к баку с водой, зачерпнул пахнущую хлоркой мутную жидкость, чтобы с ладони брызнуть себе в лицо, а затем - в лицо Каштанки. Белёсые ресницы вора дрогнули, с пьяной отрешённостью открылись глаза. Фёдор сел и потрогал челюсть:
- Тебе чо, бык, силу девать некуда? За что ты меня треснул?
- Надо было.
Он пришёл к выводу - Каштанка притворился, но почему-то от своего открытия покраснел сам и, отвернувшись, пошёл ставить банку на место.
- На нож просишься, баклан?! - рычал в спину Опёнкин, поминутно сплёвываясь и матерясь.
- Они бы вас убили, - философски заметил Ведров, разглядывая припухшую челюсть. - Гляньте на Аркадия: его Зоха ножом насквозь прошил с одного удара. Кто бы сказал - не поверил.
- А рядом?
- Не знаю. Он из ихних, из тех, кто приходил трюмить…
- Худую ты мне службу сослужил, морячок: воры не поймут…
- Поймут, поймут, - успокоил его молодой грузин с мягкими движениями дикой кошки. - Ты - сам вор. Ты бы не понял?! Не надо думать о всех плохо, иначе я, фраер, тоже так начну думать о ворах.
Закончив разговаривать с Каштанкой, грузин протянул руку Упорову:
- Меня зовут Ираклий. Ты поступил честно. Давно не видел человеческих поступков. Можешь на меня рассчитывать.
Спокойно поклонился и вернулся на нары, лёгким прыжком подбросив гибкое тело.
- Фраер-то не простой, - пробормотал для Упорова Опёнкин. - Девять касс, незаконченное высшее образование. С ним считаются воры…
- Он княжеского рода, - встрял в разговор Ведров. - Господи, что за время! Князья грабят банки, воры правят государством.
- Мало тебе дали, Ведров, - глухо произнёс Каштанка. - Всё своё гнёшь. А того не знаешь, что не воры, а суки Россией правят. Историю партии читать надо внимательней. Сталин, правда, из воров, но курванулся на втором съезде и стал своих душить.
- На втором съезде Сталина не было!
- А ты что, там был?! Вот и молчи, раз не знаешь! Ой! Что ты наделал, Вадик? Мусала не работают.
Опёнкин взобрался на нары, ворчливо приговаривая:
- Менты - бьют, кенты - бьют, суки - ловят, воры - зарежут. Да что я - племянник Гитлера, что ли?!
Постепенно ночные страсти улеглись, и камера начала жить своей обычной жизнью: зашелестели в ловких руках шпилевых самодельные карты, кто-то дал кому-то в рожу под расчёт, начались разбирушки. Покинувший парашу узбек молился перед дверью, вздымая к сырому потолку коричневые ладони. Имущество Ёсифа Палыча, состоящее из двух именных серебряных часов с цепочками, куска сала и отточенного до остроты бритвы перочинного ножа, которым он вскрыл себе вены, перешло на законном основании к Опёнкину. Сало он тут же поделил между ближайшими сидельцами.
Проворные педерасты успели обобрать трупы ещё до того, как в камеру вошли четверо санитаров с носилками в сопровождении вальяжного старшины, похожего на швейцара столичного ресторана.
- Опёнкин? - старшина вскинул кустистые брови и, кажется, даже обиделся. - А ты как проканал между порченых?!
- Я им сказал, гражданин начальник, - поморщился Фёдор, - что вы - мой персональный кент. Обниматься полезли, суки!
- Никак не можешь без хитростей. И кто ты теперь - вор?
- Нет, гражданин начальник, старшина сверхсрочной службы.
- У! Пропадлина, в другой раз не сорвёшься! У них нынче полномочий хватит на таких крученых. Считай, отсрочку получил.
- Спасибо, товарищ старшина, что побег мне не сорвали…
Старшина дёрнулся всем телом и уже открыл рот, но словесного выражения его возмущение не получило, и он пошёл за санитарами, поправляя ухоженный длинный волос на яйцеобразной голове.
* * *
Команда Салаварова больше не появлялась, а карантин через неделю кончился и заключённых выгнали из барака на широкий грязный двор, где они толкли холодную хрустящую грязь рваными обувками, кутаясь в засаленные телогрейки и бушлаты. Первые минуты на вольном воздухе доставили немного удовольствия, но постепенно становилось всё холодней и холодней, от тех неприятных перемен серая арестантская масса заволновалась.
- Строиться! - наконец затянул бабьим голосом костлявый дежурный с неповоротливой спиной застарелого радикулитчика. После чего куриной трусцой подбежал к седому скучному майору, начал что-то торопливо объяснять.
- К чёрту! - прервал радикулитчика майор. - Это что, девицы из Смольного или преступники?! Не забывайте, где работаете, Гладилин!
Майор решительно шагнул к строящейся колонне, сложил рупором ладони и объявил:
- Этап идёт на "Новый", можете успеть к ужину, если поторопитесь.
- Что за командировка? - осторожно спросил у Ираклия пожилой карманник, близоруко щуря глаза.
- Не знаю, дорогой.
- А кто знает? - нудил карманник.
- Гражданин майор, дорогой!
Но вопрос уже запрыгал по этапу: "Кто знает за "Новый"?". "Кто знает за "Новый"?…" Он прыгал, прыгал, да и пропал где-то в середине строя, утонув в молчании нелюдимых бандеровцев.