Гамлетос
Есть на севере России, в ста с лишним километров от Архангельска, поселок Обозерский. А называется он так, видимо, потому, что обозерщиной в старину называли околицу большого озера вместе с населенным пунктом. Тут как раз большое Обозеро и находится, а из него еще речка Ваймуга вытекает.
Если кто любит путешествовать на байдарке, то с берега Обозера или от железнодорожного моста через мелководную Ваймугу и пускаются в странствия – то потихоньку плывут, любуясь сквозь противомоскитные сетки лесами да лугами, а то и воюя с каменистыми перекатами. Правда, если лето засушливое, то речка перед мостом прячется в карстовых понорах, чтобы вернуться в русло лишь через три километра. Тогда уж байдарки на себе тащить придется, если, конечно, военные с соседней авиачасти не помогут.
Зимой здесь случаются морозы великие, осенью – еще куда ни шло, жить уже можно, а вот когда лето красное наступает, так и вовсе хорошо.
Лето 1980–го олимпийского года выдалось настолько теплым, что вода в Обозере прогрелась на метр – полтора, и даже можно было купаться а, если ветерок отгонит назойливое комарье и слепней с пляжа, то и позагорать. Конечно, у местных жителей, любящих порыбачить, тут и моторные лодки имелись.
Довелось мне в этом заповедном крае воинский долг выполнять. Судьба сделала зигзаг, и чуть ли не вместе с дипломом энергетического института я получил офицерские погоны. Так я стал лейтенантом Никулиным Сергеем Сергеевичем. Конечно, тогда у меня еще не было бороды, а шевелюру – темную, густую – пришлось оставить безжалостной парикмахерше, возможно, на шиньоны пошла. В часть меня направили, конечно, не в качестве летчика, все больше по технической части, военспецом по катапультным креслам.
Катапультное кресло в самолете, да будет вам известно, из двух частей состоит: железа, с которым летчик в аварийной ситуации выстреливается на шестьдесят метров вверх, и из ПДС – парашютно – десантной системы. Обслуживанием парашюта занимались у нас три человека – офицер, прапорщик и солдат. Они вытаскивали парашюты, сушили, проверяли, потом укладывали – в общем, отвечали за безопасность по полной программе. Вот в этой самой группе и служил милейший прапорщик Гамлет Енукян. Невысокого роста смуглый армянин, он был настолько вежливым и доброжелательным, с таким обходительным южным темпераментом приходил на выручку каждому, что все без исключения воины, офицеры и рядовые, относились к нему с симпатией.
И вот однажды в его мягком невоенном характере внезапно проявилась жесткая, агрессивная черта, которой никак не ожидали обнаружить в нем сослуживцы. Казалось бы, что плохого может сделать человеку обыкновенная моторная лодка? Да ничего, вроде, особенного. Купил Енукян лодку и катается в свободное от службы время по чистейшей глади замечательного озера. Но дело в том, что сам Гамлет увидел в этой лодке более глубокий и, к общему сожалению, не философский смысл созерцателя.
Первым делом прапорщик установил на неё сразу два двигателя. Как только пухлощекий, безобидный Гамлет садился в это судно, он резко менялся. В его черных глазах загорался огонь Давида Сасунского, оседлавшего любимого боевого коня. Словно все поколения сасунских богатырей воплощались в этот момент в гордой осанке Гамлета.
Он надевал тельняшку, врубал оба двигуна и начинал бешено носиться по Обозеру, безжалостно разрубая мир и покой прекрасного уголка природы. Ревущая экспрессия этого действа поражала всякого наблюдателя. Нос лодки задирался, как у скутера, а разносящийся по округе звук напоминал рев пикирующего бомбардировщика, в котором пилот потерял рассудок.
Все только удивлялись и вспоминали популярный мультфильм, в котором Волк, в погоне за Зайцем, умудрился проехаться на моторной лодке прямо по пляжу, разогнав козлов и свинок. Отдыхающих от службы офицеров и нередко их семьи поначалу очень забавили безумства Гамлета на воде. Но вскоре оказалось, что прапорщику особую радость доставляет возможность пройтись на лодке вдоль самого берега и охладить брызгами загорающих офицеров. Супруга замполита части, Изабелла Валентиновна, выразила мужу, подполковнику Кожухову, свое негодование по поводу проделок прапорщика. Но я заметил, что на внезапно возмужавшего героя водной стихии Гамлета она стала поглядывать с подозрительным любопытством.
Изабелла Валентиновна была белотела и прекрасно сложена, и когда она на пляже оставалась в открытом красном купальнике, то офицеры едва не слепли. Царевна Лебедь – воплощение Киприды, Афродиты, родившейся из морской пены у берегов Кипра. Когда она была у воды, пиратство Енукяна доходило до высшей разнузданности. Его лодка, казалось, если не уйдет в зенит, то обязательно выедет на пляж и передавит весь цвет местного офицерства.
Сослуживцы всякий раз с большей тревогой восклицали при его неожиданном появлении:
– "Ну, погоди" на рейде!
– Полундра! Гамлетос в пике пошел!
Да – да, теперь его называли именно так, осуждающе – пренебрежительно: Гамлетос. Бреющие полеты двухмоторного "истребителя" сдули с пляжа атмосферу курортной разнеженности и блаженного ничегонеделания. В разговорах офицеры все чаще с тревогой замечали, что с Енукяном происходит что‑то несуразное, неподдающееся классификации и уставу Вооруженных сил. Удивительным казался и тот факт, что вне бортов своей лодки Гамлетос оставался прежним милейшим Гамлетом, который на замечания товарищей лишь смущенно улыбался и отводил взгляд. Все гадали, почему на уравновешенного прапорщика так ужасно влияет лодка с двумя моторами. Кто‑то даже предложил весьма сомнительную гипотезу о магическом влиянии места: недаром монумент на станции Обозерской напоминает, что именно тут был электрофицирован сорокатысячный километр железных дорог России… Но майор Фишкин, из особого отдела, приказал прекратить распространять панические слухи. И гипотеза завяла.
Наверное, не один я заметил, что жена замполита стала чаще появляться на пляже. Она не делала больше замечаний мужу и с нетерпением ожидала очередного водного шоу. Гамлетосу тем временем все реже удавалось напасть на загорающих внезапно. Тогда он сменил тактику, научился подкрадываться со стороны заросшего иван – чаем полуостровка. И, подобно древним монгольским кочевникам, выбрав момент, под тюлений рев двигунов осуществлял налет на разнеженный бивуак противника. Это коварство повергало офицеров и особенно замполита авиаполка, подполковника Кожухова, в уныние. Но не надолго.
Однажды сынишка Кожуховых упустил воздушный шарик. Так как замполит надул шарик при помощи собственных легких, в которых, как известно, гелия не было, то шарик не взвился к ясным небесам, а помчался по озерной глади символом мятежной свободы.
Под ветром шарик начал выписывать по воде замысловатые арабески, что возмутило в душе Гамлетоса особенный азарт. Он принялся гоняться за голубой романтической приманкой, как рассвирепевший бык за матадором, намереваясь уничтожить неожиданно юркую учебную цель своими боевыми винтами. Пока происходило водное сражение – эта грандиозная древнеримская навмахия эпохи императора Клавдия, – народ на пляже чувствовал себя зрителем на трибунах Колизея и пребывал в радости и ликовании. Основываясь на воспоминаниях очевидцев, можно определенно заявить, что именно в тот момент, когда шарик был порван беспощадными винтами – в моей голове родилась идея исцеления Гамлетоса. Меня, что называется, торкнуло – я понял, как освободиться от зверств зарвавшегося гладиатора.
Под катапультным креслом военного летчика, в ряду пиротехнических средств есть мощный патрон, который при помощи других, меньшей силы патронов вышвыривает из самолета свыше двухсот килограммов веса кресла с пилотом – с ускорением в 20 "же". Вот этот патрон и решено было всунуть в воздушный шарик и пустить в плаванье по Обозеру.
– А вдруг его ветер унесет куда‑нибудь, и мы останемся без зрелища? – засомневался лейтенант, "студент" Климычев – тоже присланный сюда после института.
– А мы его заякорим, – предложил рассудительный капитан Портяхин, начальник службы ГСМ авиаполка. – И нам будет удобно наблюдать, и Гамлетосу долго бегать не надо.
Все подготовили в лучшем виде, комар носу не подточит. Только теперь взяли не шарик, а детский надувной клеенчатый мяч для игры на воде, натянули его на патрон, надули, якорь приделали, прилепили детонаторы, испытали. Жахнуло, на мой малопросвещенный взгляд, нормально, но рассудительный капитан не одобрил.
– Маловато, – говорит.
– Ну, что ж, – вздохнул лейтенант Климычев и уставился на меня своими серыми глазами невинного аспиранта. – Никулин у нас пиротехник.
Ну что тут скажешь! Ладно, думаю. Рвать – так рвать.
Я редко отвозил на склад списанные пиропатроны, поэтому они скапливались и скапливались. Мячик отыскали побольше размером, революционного красного цвета, и впихнули в него сразу пять пиропатронов. Это был очень солидный заряд, хотя никто не усомнился в соразмерности готовящейся акции пиратским набегам прапорщика Енукяна. Дождались солнечного воскресного денечка и отправились на пляж. Гамлетос, словно подозревал что‑то: поначалу был с нами, бродил по пляжу, присматривался, рекогносцировку проводил. Потом, когда появился подполковник Кожухов с женой, Гамлетос незаметно смылся.
Едва невысокая плотная фигура гладиатора скрылась за кустами, мы сразу совершили заплыв и почти на середине озера установили мячик, опустили якорек на дно, так, чтобы мяч слегка притоп, и на всех парах – обратно, к берегу… Подтащили шнур, за который лейтенанту Климычеву надлежало дернуть по моей команде. С этого момента дикий пляж погрузился в томительное ожидание. Всем было ужасно интересно, как Гамлетос будет таранить красующийся на воде шар с сюрпризом.