– Пусть каждый из нас произнесёт тост за самый запоминающийся, на его взгляд, момент одного из речных круизов, в которые он ходил.
Вспоминали разное: икону Всемилостивого Спаса в Тутаеве, старинные монастыри, похожие на белых лебедей, розовый туман ранним утром, стелющийся по голубой палубе, майский хор лягушек и пение соловьёв в черёмуховых рощах по берегам Оки, а поля незабудок в Плёсе! а Мышкин! а Ярославль и Казань! и монумент "Родина-мать зовёт!" на Мамаевом кургане, и маленький уютный Городец, с высокого берега которого открывался вид, точь-в-точь как на картине Левитана "Над вечным покоем", и затонувшая колокольня в Калязине… и те облака под Угличем, ты помнишь?
Света слушала и слушала.
И тут её "добили" окончательно – встал немолодой мужчина и негромко произнёс:
– В первом круизе я ходил на Валаам, и когда мы подошли к Ладожскому озеру, то по громкому радио нам сказали, чтобы все туристы вышли на палубы.
Была середина сентября, тёплый осенний вечер, и необыкновенный, переливающийся, оранжево-красный закат.
После многочисленных узких шлюзов и каналов мы вышли на простор Ладожского озера, простор без границ, как океан, и в далёком далеке, на границе земли и неба, постепенно исчезало и проваливалось куда-то воспалённое красное солнце, и вся вода была окрашена в цвета неба, стояла тишина… и вдруг громко, торжественно и проникновенно зазвучал Первый концерт Чайковского… Не забыть.
Потом были песни под гитару, танцы, весёлые конкурсы и хороводы, и, конечно, увлекательный разговор о путешествиях. Было шумно, весело и хорошо.
Несколько раз Света выходила на палубу, мороз был градусов семь, не больше, но около шести вечера пошёл и запорошил палубу снег, странный, похожий на дождь.
А позже, около восьми, она увидела, что всё, буквально всё вокруг обледенело.
По сверкающему льду Москвы-реки растекался, переливаясь, свет фонарей на берегу, и это было бесподобно.
"Как хорошо, что я пришла!" – радовалась Света.
Когда собирались домой, она отказалась от предложений подвезти до дома или хотя бы до метро, мол, спасибо, дойду сама, здесь недалеко, прогуляюсь, и такси она не вызвала.
Но, сойдя с теплохода на набережную, Света обомлела – вокруг был самый настоящий и жуткий каток.
Идти по льду было просто невозможно, ну если только ползти, идти можно было лишь по обочинам, там, где был снег. Снега за последние дни намело достаточно, но весь он сейчас был покрыт сплошным, толстым и прочным слоем льда, который нужно было пробить, чтобы идти, и по-другому никак.
До Ленинградского шоссе Света дошла за сорок минут и невозможно устала.
Ступеньки подземного перехода были такими скользкими, что по ним проще было съехать вниз, как с горки.
Оставалось пройти парк Дружбы, потом островок кафешек, а там и спасительное метро недалеко. Было около десяти вечера.
Она шла, проваливаясь и падая, по чужим следам в снегу или пробивала свои следы сквозь крепкий слой льда, шла, цепляясь то за кусты, то за ветки нереально красивых, застывших, как ледяные скульптуры, деревьев.
"Как в царстве Снежной Королевы", – мелькнуло в голове.
Она добралась до кафешки, единственной, в которой горел свет, и откуда слышались приглушённые голоса.
Держась за стенку строения, она продвигалась вперёд.
"Скоро, уже совсем скоро метро".
И тут, недалеко от дверей кафешки, задвигался какой-то тёмный комочек.
Света хотела пройти мимо, не поняла сначала, подумала, что пакет кто-то выбросил.
А комочек пискнул.
Она наклонилась.
Это был щеночек, маленький, грязный, непонятного тёмного цвета, всклоченный, с забившимися в шерсть острыми льдинками.
Света прислонилась щекой к его мордочке – тёплый, а он глазки открыл.
"Боже мой, что с тобой делать?"
Постучалась.
Дверь открыл крупный, черноволосый, бородатый мужчина и, увидев Свету со щеночком в руках, оттолкнул её так, что она упала на лёд, но собачку не выронила.
Дверь захлопнулась, послышалась громкая брань.
Света сняла шарф, завернула щеночка, который и не пищал уже, расстегнула пальто, прижала кутёнка к груди и побрела к метро, до которого от теплохода добиралась почти два часа вместо прежних двадцати минут.
Домой она приехала около двенадцати ночи.
Вымыла щеночка, осмотрела его. На левой задней лапке была большая открытая кровоточащая рана и приличная припухлость. Обработала антисептиком, перевязала.
То ли щенок сам ударился обо что-то, то ли кто-то ударил его с размаху ногой?
Ни воды, ни молока кутёнок пить не стал.
Света дала ему обезболивающее, а когда послушала фонендоскопом лёгкие, то поняла – правосторонняя пневмония.
Хорошо, что дома на всякий случай, всегда были антибиотики в инъекциях – всё-таки врач, поэтому и уколола, и сделала всё необходимое.
Только потом занялась собой.
Ночь спала как убитая, а утром проснулась от того, что кто-то хрипел.
Не поняла вначале, может, снится всё-таки?
А когда встала и подошла к щеночку… Нет, он был жив, но…
Она быстро накинула пальто, помчалась в аптеку и докупила всё необходимое.
После обеда щеночек впервые попил воды и заснул, заснул тихо – хрипение уменьшилось, а к ночи проснулся и подполз к миске, мол дай поесть, спасительница моя.
Она дала ему корм, специальный, лечебный, для таких вот несчастных доходяг.
На следующий день они разглядывали друг друга, долго, внимательно, с любовью.
Кутёнок был дымчато-серого цвета породы дворянин, то есть дворняжка.
И так как нашла его Света в декабре, то назвала Дёма.
– Света, что с тобой? Звоню, звоню второй день, а ты не подходишь. Понравился вечер?
– Понравился. Спасибо, Анюта.
– Да ладно, не за что. В тот день прошёл уникальный ледяной дождь, все только о нём и говорят. Ты почему молчишь, не знаешь?
– Видела, что какой-то странный дождь прошёл, и да, потом жутко скользко было. А про ледяной дождь… между прочим, красиво звучит, нет, не слышала.
– Слушай, Светик, что-то голос твой мне не нравится. Хочешь, приеду?
– Ты же болеешь.
– Мне уже лучше, хочу тебя увидеть, и чтобы ты мне всё рассказала. Молчи. Еду.
Они сидели на кухне и пили чай, а потом Анюта рассматривала фотографии, сделанные Светой на вечере.
Дёмочка лежал на одеяле и не хрипел, но покалеченную лапку берёг и ходить не хотел, спал много, а в остальное время следил за Светой и волновался, поскуливал, когда она пропадала из его поля зрения.
Анюта включила радио.
– По данным "РИА Новости" слой льда, образовавшийся после "ледяного дождя" 25-26 декабря 2010 года, достигал два-три сантиметра. Только в Москве погибли и были повалены до пятидесяти тысяч деревьев. От "ледяного дождя" в Подмосковье серьёзно пострадала сеть проводного вещания – более двух тысяч километров линий связи. Ледяной дождь привёл к коллапсу в столичных аэропортах Шереметьево и Домодедово. С 26 по 29 декабря были задержаны сотни рейсов, заложниками ситуации стали более двадцати тысяч человек. По данным Росгидромета такое событие случается в среднем один раз в тридцать лет.
Дёмочка, отставив в сторону больную лапку, медленно подполз к Свете, прижался и положил голову на её ногу, а глазки блестят и всё, всё понимают.
Анюта, поглядев на него, вздохнула:
– Сказали, что больше ледяного дождя не будет, вроде бы погодная ситуация не способствует.
– Мы с Дёмой надеемся, – улыбнулась Света.
Дождь, невстреча, дождь
Чуть свет, затемно, Анна закрыла квартиру и спустилась во двор.
Было тихо и темно, осеннее утро слабым розоватым мерцанием пробивалось на горизонте сквозь тучи, укрывшие небо плотным покрывалом.
Неожиданно она поставила чемодан у дверей подъезда и села на него точно так, как минуту назад в квартире, перед уходом, по старой, всем известной привычке.
Она смотрела на свой, родной до последней пожухлой травинки двор, на покосившиеся сараи вдоль старого деревянного забора – никого, хоть бы кошка какая-нибудь мяукнула на прощание.
Тишина, предутренняя темнота и неизвестность.
Сквозь ночной город Анна пошла на вокзал, на проходящий поезд, стоящий в её маленьком городке пятнадцать минут, и надо было успеть, непременно успеть, ведь поезд повезёт её к Грише, к любимому мужу, которого она не видела уже больше года.
"Зачем я отпустила тебя, мой любимый?! Надо было и мне ехать с тобой, устроились бы как-нибудь! Маруся первое время пожила бы у дедушки с бабушкой".
Вспомнив о родителях, Анна споткнулась о камень и чуть было не упала.
"Как мама будет справляться с Марусей и парализованным отцом? Хорошо, что дочка подросла, всё-таки шесть лет, не избалована, многое понимает. Бабушкина помощница".
Анна шла и думала, что наготовила еды на целую неделю, а то и больше, и всё по пакетам разложила и в морозилку сунула – только достать и разогреть, и борща хватит на несколько дней.
"Надо будет только хлеб и молоко покупать, а там и я, – Анна улыбнулась, – да не одна, а с Гришей!"
Она шла и представляла, как муж войдёт в дом, увидит подросшую дочку, которая получилась ну вылитый папа, как подхватит её на руки и закружит по комнате:
"Ах, ты, моя красавица!"
А Маруся, прижавшись и обняв отца за шею, засмеётся, как звонкий колокольчик.
От таких тёплых мыслей Анна не шла, а летела, вот и привокзальная площадь.
Она встала под фонарём посмотреть время – добралась быстро, за сорок минут, не заметив как, и за это время ей не встретился ни один человек, ни один автобус, что и говорить – пять утра, самый сон у людей.