Старик и дева
Старик воткнул член в деву и сладострастно раскачивается. Дева чувствует некоторое жжение, а от седых волос и мятой кожи испытывает большое удовольствие. Ей кажется, что она ребенок - девочка, и это очень нехорошо, что ее ебет старик. Оттого что это нехорошо - деве приятно. Она царапает коготками грудь старика.
Глупо плачущий юноша находится за рамой картины. Чего доброго, он покончит с собой. "Уймись, парень, - дева только бессмысленный цветок двадцати одного года". Парень унимается. Иногда - нет.
Кто это стучится в дверь? Да так себе, проходимец, писателишка. Эди Лимонов - пиздюк тридцати четырех лет. Созданье божье. Креатура.
"Да так, еще один русский!" - сказал большой любитель черешен Миша Барышников, когда его спросили, кто это. Мне это определение понравилось. Я и есть еще один русский.
Вдруг оказалось, что уже более двух месяцев он имеет секс с девушкой, у которой наследственный сифилис, можете себе представить. Это та - миллионерова экономка. Она ему объявила. "А если я уже имею сифилис?" - подумал он. Достойный размышления вопрос. Однако по крайнему своему безрассудному авантюризму вдруг понял (не без удивления), что и это ему интересно, и воспринимается им как захватывающий факт биографии. Ну и ну!
Потом выяснилось, что это был не сифилис. Какая-то незаразная зараза.
Ну, я хотел бы жутко возбужденных отношений между группой людей, конечно и женщин, в то время как корабль движется. И это просто путешествие куда глаза глядят.
Корабль удобен - потому что тогда не убежать. И в тесном месте отношения извращеннее.
А мельканье берегов, пейзажей и портов необходимо нетерпеливому человеку. Очень напряженная обстановка, которая разряжается только убийством. От крови все жмутся друг к другу как семья.
Близость
Девочка, которую я люблю, но не ебу, часто приходит ко мне в гости. Единственная близость наша - мой туалет. Когда ее визит долгий - она использует мой туалет. Она говорит: "Могу я воспользоваться вашим туалетом?" - по-английски. И пользуется.
Потом, после ее ухода, я сижу на том же месте и думаю, что тут она обнажила свою попку и все другое тоже было видно. И я возбуждаюсь.
Мир грязненьких фотографий, дешевого секса, десятиразрядных журнальчиков, мир спермы и крема, брошенных повсюду темных ваток, крошечных проституточных трусиков, бритых лобков, потных морщинистых шей. Ужасна стареющая модель поутру - примятые уши, запах всех этих мэйкапосмываний, тусклые глаза, отсутствие бровей и ресниц. И тело, столько раз мытое и вновь ебаное тело, несчастное тело уже по-старчески мягко, и если его тронешь - идет волной. И только из-под челки грустные, большие, детские коричневые глаза, недоумевающие "За что?"
"Выйду ли одна из дому.
Посижу ли на пустом пляже.
В толстой вязаной кофте, грея разнесчастную пизду, у которой период. (Бессмысленный взгляд в океан.)
Дождусь ли бородатого и глупого актера, моего любовника, с начинающимся животом.
За щепочкой ли послежу?
А ведь была девочка.
Верила в белое платье и свадьбу.
И все, все разрушила, и плакать хочется.
Все… все…"
Утро. Взглянул в унитаз на свое говно. Огуречные зернышки торчат из. Оказывается, не перевариваются. Открытие в тридцать четыре года совершил. Огурцы уже старые - зерна твердые. Осень.
Весть о приеме в саду этой знатной дамы докатилась и до меня - одинокого. Через газету. Там были те, кто не по праву владеет: красивые женщины, вышедшие в свое время замуж за бессильных уродов и щеголяющие теперь их титулом и деньгами.
Старики из искусства, переживающие своих куда более талантливых сотоварищей и потому считающиеся гениями сегодняшнего дня - заслуга их в долголетии.
Финансисты и бизнесмены, получившие от отцов по нескольку миллионов, а заставь их жизнь начать с грязного отеля - завтра умрут от голода и бессилия…
В общем, там были все, кого я ненавидел.
Женщина, которую ты хочешь. Девочка. И которую ты не встретил. Соль и перец все же в крови. "Все равно встречу, буду, буду счастлив! Опять по-иному буду счастлив!
И погибну в революционной войне. Не хочу быть старым говном на службе у этого общества, не хочу ебать кого попало, хочу ебать мою любимую!
Хочу любимую ебать!
Как сладко ебать любимую!"
Образ расплывается. Имейте терпение, господин. И придет она к вам, и наклонит перья шляпные… ох нет, простите, одетая в пехотную куртку хаки. Как сладко ебать любимую!
Маленькая девушка, позвонившая в дверь виллы немецкого банкира. Старый задумчивый Рейн несет свои воды в зелени.
Аккуратно и скушно жить.
И ничто, кроме пули, не разорвет воздух.
И прекрасно свалиться банкиру под дверь, закивав головою, под ноги молодой суке жене.
Что ни говорите, кончается август, и листья с миллионерского плюща на "нашем" домике начинают спадать. Серые и сухие, они лежат на террасе на железных стульях.
Я не могу долго думать на эту тему, ясно, что в листьях мне только знак дан - изменения знак, знак вопроса - "а ты?" Ну и я. Уже не тишотка, но рубашка, уже не двухлетние босоножки, но сапоги. В косматых волосах - седина, и озлобленное лицо дикой крысы, причудливо смешавшееся с остатками поэтической мягкости и обаяния. Что поделаешь - это я.
Быть человеком - ужасно глупо.
Увидел: в кустах Централ-Парка что-то шевелится - небольшой черный зверек - то ли птица, то ли крыса. Гляжу, интересуюсь, кусты разгребаю, суечусь, то с одной стороны забегу, то с другой, минут пять истратил. А потом подумал: "Какого хуя, мое дело пиздовать себе в отель, не хуй интересоваться!"
И ушел.
Посещение этого сумасшедшего стоило мне крови. Он оказался толстым - с животом и ляжками. Полупарализованный, ездил по светлой студии в кресле.
Характерный чертой его безумия была измельченность сознания. Он заставлял меня поднимать и опускать слои писем и рисунков на его столе (желтых и покрытых пылью), по-полицейски следя за тем, чтобы порядок (хаос) их положения не был нарушен. Один раз мне пришлось дотронуться по его требованию до двадцати шести бумажек, прежде чем он удовлетворился и получил нужный розовый клочок. Впрочем, он тотчас приказал мне положить его обратно. Из других подвигов сумасшедшего - он надевал мои очки и пытался подарить мне свою телефонную книжку.
Сумасшедший был очень сентиментален - он постоянно вспоминал своих многочисленных жен - выходило, что все упоминаемые мной или им женщины были его жены.
Многие рисунки сумасшедшего (он рисовал) были мазней и хаосом, но некоторые - особенно желто-зеленый портрет с двоящимся лицом и рождение Венеры из морской пены - поражали своей нервной силой.
Я едва выдержал два часа с этим сумасшедшим. Именно с этим. Мне показалось, что он чем-то похож на меня. Других я переносил спокойно. Цель моего визита: я приносил ему щи - сумасшедший был сыном русских родителей.
За тоску отельную, за одиночество полное, за собачье дерьмо под дверью, за одинокий телевизор всю ночь, за недоступных благоухающих красавиц, встреченных на улице у дорогих магазинов, за жизнь без улыбок, за все другие прелести с миром рассчитаться хочется сполна.
И не так, что взял ружье, на крыше засел и прохожих стреляешь. Они не виноваты - сами жертвы. А вот систему эту с грохотом обрушить, камня на камне не оставить - все учреждения раздавить до боли в желудке хочется. Как по свежей весенней травке босиком походить.
И чтоб никто перед другим преимуществ материальных не имел. И чтоб ни актеры, ни певцы, ни президенты больше других людей не имели. И деньги эти отвратные уничтожить все. И банки сжечь дотла. И уйти из Вавилона этого, пусть травой порастет, обвалится, разрушится, и океан его пусть слижет.