Кэт все это знала. Ее не слишком интересовали мексиканцы, пусть и занимающие государственные посты. В мире столько всего, от чего желательно держаться подальше, как от немытой толпы, если не хочешь набраться вшей.
Прилично опаздывая, Оуэн и Кэт помчались в Тлаколулу на такси. Путь был неблизкий: через неповторимые нищенские окраины города, потом по прямой дороге, обсаженной деревьями, в долину. Ярко сияло апрельское солнце, в небе над вулканами громоздились пирамиды облаков. Долина тянулась до мрачных, призрачных холмов - плоское пространство, выжженное, кроме отдельных клочков поливной земли, где зеленели посевы. Необычная почва - сухая, черноватая, поливаемая искусственно, древняя. Высокие деревья стояли, поникнув голыми ветвями, и если давали тень, то чахлую. Дома, попадавшиеся по дороге, были или новые и принадлежавшие иностранцам, как Загородный клуб, или потрескавшиеся и обветшавшие, с обвалившейся штукатуркой. Казалось, что слышно, как падают на землю ее толстые куски!
Желтые трамваи мчались по огороженным рельсам, мчались к Сочимилко или Тлалпаму. Вдоль рельсов бежала асфальтовая дорога, по которой неслись до неправдоподобия дряхлые фордовские омнибусы, забитые смуглыми аборигенами с непроницаемыми лицами, в грязной хлопчатой одежде и в больших соломенных шляпах. С внешнего края шоссе, по пыльной тропе под деревьями тащились к городу маленькие ослики с громоздкой поклажей на спине, которых вели в поводу мужчины с почерневшими лицами и с такими же почерневшими босыми ногами. Трехрядное движение - лязгающие трамваи, грохочущие автомобили, одиночные ослики и бредущие, словно сами по себе, люди.
Изредка - цветы, брызгами краски пестреющие на кучах обвалившейся штукатурки. Изредка - женщины с сильными, дочерна загорелыми руками, стирающие лохмотья в дренажной канаве. Изредка - всадник, направляющийся к стаду пасущихся черно-белых коров. Изредка - всходы маиса, начинающие зеленеть на возделанных полях. И один за другим мелькали столбы, отмечающие водные каналы.
Они проехали усаженную деревьями площадь в Тлаколуле, на которой сидели на корточках местные жители, торговавшие фруктами или сластями, дальше дорога пошла между высоких стен. Наконец такси остановилось у больших ворот, за которыми виднелись массивный розово-желтый дом, а позади дома - высокие, темные кипарисы.
У ворот стояли два автомобиля. Значит, другие гости уже прибыли. Оуэн постучал в обитые гвоздями ворота, похожие на крепостные, в ответ раздался бешеный лай собак. Наконец маленький ливрейный лакей с тоненькими черными усиками молча открыл им дверцу, прорезанную в воротах.
Квадратный внутренний двор, погруженный в тень, - солнце лежало на тяжелых арках, перекрывавших часть его, - с вазами красных и белых цветов навевал тоску, словно был мертв не одну сотню лет. Возникало ощущение присутствия некоей мертвой, тяжеловесной силы и красоты, неспособных прейти, освободиться, истлеть. Тут был каменный бассейн с чистой, но недвижной водой, массивные красные с желтым арки стояли по периметру двора с обреченностью воинов, их основания тонули в глубокой тени. Мертвый, грузный дом конкистадоров с заросшим садом, виднеющимся позади него, а дальше ацтекские кипарисы, высоко вздымающие свои чуждые здесь темные вершины. И мертвая тишина, как черная, пористая, глухая базальтовая скала. Нарушаемая только лязгом трамваев за сплошной стеной.
Кэт поднялась по каменной гагатово-черной лестнице и вошла в обитые кожей двери. Миссис Норрис вышла на террасу верхнего патио встретить гостей.
- Как я рада вас видеть, моя дорогая. Мне следовало позвонить вам раньше, но неважно было с сердцем. И мой доктор хотел, чтобы я переехала жить пониже! Я сказала ему: мое терпение кончилось! Если собираетесь лечить меня, лечите здесь, на высоте семи тысяч футов, или сразу признайте свою некомпетентность. Нелепость - переезжать то ниже, то выше. Я все эти годы прожила на этой высоте. Просто не желаю, чтобы меня спроваживали в Куэрнаваку или куда-нибудь еще. Ну, моя дорогая, а как вы поживаете?
Миссис Норрис была женщина пожилая и сама как конкистадор: черное шелковое платье, на плечах тонкая кашемировая шаль с короткой шелковой бахромой, украшения из черной эмали. У нее было сероватое лицо, острый и загорелый нос, голос с металлическим оттенком, медленный, отчетливый, звучавший жестковато и по-своему музыкально. Она была археологом и так долго изучала ацтекские руины, что серо-черный цвет базальтовых скал и выражение ликов ацтекских идолов с их острыми носами, чуть выпуклыми глазами и могильной усмешкой наложили свой отпечаток на ее лицо. Одинокая дочь культуры, с независимым умом и сильной волей, она всю жизнь паслась на жестких камнях древних руин и в то же время сохраняла исключительную душевность и окрашенное своеобразным юмором отношение к своим почитателям.
С первого момента она вызвала в Кэт уважение своей самостоятельностью и своим бесстрашием. Мир состоит из массы народа и лишь незначительного количества личностей. Миссис Норрис была одной из них. Правда, она все время играла в общественную жизнь. Но она была сама себе хозяйка; и, живя одна как перст, могла замучить обыкновенных семейных людей.
- Но входите же. Входите! - сказала она, приглашая их на террасу, украшенную черными идолами и пыльными индейскими корзинами, щитами, стрелами и тапой, как музей.
В сумрачной гостиной, двери которой открывались на террасу, уже находились другие гости: седовласый и седобородый старик в черной визитке и женщина в черном крепдешиновом платье и неизменной соответствующей шляпке на седых волосах: жесткий атлас, подвернутый наверх с трех сторон, и черная эгретка. У нее было детское личико, поблекшие голубые глаза и явный акцент уроженки Среднего Запада.
- Судья и миссис Берлап.
Третий гость был моложавый мужчина, очень учтивый и державшийся не вполне уверенно. Это был майор Лоу, нынешний американский военный атташе.
На вновь прибывших они смотрели с осторожной подозрительностью. Кто знает, кто такие. В Мехико действительно столько сомнительных типов, что не подлежит сомнению, если кто-то появился в столице нежданно и негаданно для общества, то, скорее всего, не под своим именем и на уме у него что-нибудь нечистое.
- Давно в Мексике? - отрывисто спросил судья; полицейское дознание началось.
- Нет! - гулко ответил Оуэн, которого уже начало тошнить от этой компании. - Около двух недель.
- Вы американец?
- Я - да, - сказал Оуэн. - Миссис Лесли англичанка, а точней, ирландка.
- В клубе еще не были?
- Нет, - ответил Оуэн, - не был. Я не любитель американских клубов. Хотя Гарфилд Спенс дал мне рекомендательное письмо.
- Кто? Гарфилд Спенс? - Судью словно ужалили. - Да он не лучше какого-нибудь большевика! Он же поехал в Россию.
- Я бы сам с большим удовольствием посетил Россию, - сказал Оуэн. - Это, возможно, самая на сегодня интересная страна в мире.
- Но не вы ли рассказывали мне, - вмешиваясь в разговор, сказала миссис Норрис своим ясным, металлически-музыкальным голосом, - что очень любите Китай, мистер Рис?
- Действительно, я очень любил Китай, - признался Оуэн.
- Уверена, вы собрали замечательную коллекцию китайских вещиц. Откройтесь, чем вы особенно увлекались?
- Пожалуй, - ответил Оуэн, - больше всего яшмой.
- Ах, яшмой! Да! Яшма прекрасна! Фигурки, которые они вырезают из яшмы, изумительны!
- И сам камень тоже! Меня восхищает его изысканность, - подхватил Оуэн. - Дивный камень!
- Да, дивный, дивный! Скажите, миссис Лесли, как вы проводили время с тех пор, как мы виделись?
- Мы ходили на бой быков и пожалели об этом, - ответила Кэт. - Я по крайней мере. Мы сидели на "Солнце", близко от арены, и это было ужасно.
- Ужасно, не сомневаюсь. В Мексике я никогда не хожу на бой быков. Только в Испании, там это так красочно. А вы, майор, видели когда-нибудь бой быков?
- Да, был несколько раз.
- Вот как! Тогда вы все знаете о корриде. Нравится вам Мексика, миссис Лесли?
- Не очень, - сказала Кэт. - Она кажется мне зловещей.
- Вы правы! Правы! - кивнула миссис Норрис. - Ах, если бы вы знали ее раньше! Мексику до революции! Тогда она была другой. Что слышно новенького, майор?
- Да все то же, - сказал майор. - Ходят слухи, что армия свергнет нового президента за несколько дней до того, как он приступит к своим обязанностям. Но никогда не знаешь наверняка, что произойдет.
- Думаю, будет большим позором не дать ему попробовать, - горячо заговорил Оуэн, - он кажется честным человеком, и просто потому, что он подлинный лейборист, его хотят убрать.
- Ах, дорогой мой мистер Рис, до избрания они все сулят золотые горы. Если бы их дела не расходились с их словами, Мексика была бы раем на земле.
- А не адом на земле, - резко сказал судья.
Новых гостей, молодого человека и его жену, представили как мистера и миссис Генри. Молодой человек был вида цветущего и жизнерадостного.
- Мы беседовали о новом президенте, - сказала ему миссис Норрис.
- Президент как президент! - беспечно сказал мистер Генри. - Я только что вернулся из Орисабы. И знаете, что они там расклеивают на стенах? Hosanna! Hosanna! Hosanna! Viva el Jesus Cristo de Mexico, Socrates Tomas Montes!
- Нет, вы слышали что-то подобное! - удивилась миссис Норрис.
- Hosanna! Hosanna! Hosanna! Новому президенту лейбористу. Думаю, это великолепно, - сказал Генри.
Судья в немом негодовании стукнул палкой об пол.