Она загнала машину подальше в пески и выключила фары. Переговариваться женщины могли лишь шепотом. Шум нарастал и вскоре проявился материально пляшущим светом огня. Толпа в белых одеяниях, в чалмах и с факелами двигалась по дороге, змеившейся невдалеке от песчаного отвала, за которым прятались беглецы. Мама зашикала на Аську, которая собиралась разразиться целым каскадом вопросов. Они молча смотрели, как толпа движется мимо. Теперь было видно, что в руках у каждого - оружие, такое, как на картинках у солдат-героев Отечественной войны, о которой так часто рассказывает бабушка. Внезапно тишину прорезал истошный крик "Аллах акбааар!", и толпа устремилась вперед, ощерившись штыками и размахивая факелами. Обе женщины задрожали и сжались за барханом, Аська крепко притиснулась к матери. Так они и сидели всю ночь, боясь покинуть свое ненадежное укрытие. Наутро Алисия отважно села за руль. Однако домой возвратились они без приключений. Мамочка сварила кофе себе и Алисии и включила радиоприемник. Взрослые напряженно вслушивались в эфир. Вскоре раздалось бодрое сособщение, что восстание шиитских группировок успешно подавлено и покой мирных граждан восстановлен. Услышав это, мамочка зашипела, как рассерженная кошка, но тут же взяла себя в руки и стала искренне благодарить леди Алисию за помощь. Проводив спасительницу, она резко выключила радио и стала кружить по кухне с сигаретой, бормоча что-то об английских колонизаторах, о "движении обездоленных" и ":бедных арабах, которых довели до нищеты".
Осторожно Аська двигается вслед за принцем и рассуждает на ходу: допустим, воюют бедные арабы. Все просто! Они бедные, им плохо, вот они и воюют. А принц, у которого они сейчас в гостях, - богатый (это видно, да и мадам Прето так говорит)! А значит - воевать ему не нужно и сегодня ничего плохого не случится. Ободренная своими выводами, Аська радостно устремляется вслед за взрослыми.
Внутри дома - настоящее великолепие. Все розово-белое и с обильной позолотой. Белоснежные пушистые ковры - у Аськи ноги утопают по щиколотку, словно на лужайке. Длиннющие столы с крахмальными, до полу, скатертями украшены гирляндами живых цветов. Пестрая гостевая толпа плавно кружит, слышен смех и громкие голоса, звяканье серебра и фарфора, хрустальный перезвон бокалов. Взрослые проявляют чудеса ловкости - с тарелками и бокалами в руках они умудряются болтать, курить, целовать ручки дамам… Аська терпеть не может столь модный в этих краях "фуршетный стол", или попросту - "фуршет". Хочется нагрести побольше вкуснятины со стола, а неловкие детские ручки вечно все роняют и крошат. И потом - как, например, положить одновременно на тарелку все любимое: салат "Оливье", жаренную на гриле курицу, клубничное мороженое и торт "Наполеон", а? Слуги в белоснежных перчатках так часто меняют блюда! Не успеешь оглянуться - уже лежит все нелюбимое: к примеру, жареная говядина с луком, салат с рыбой и курица в ананасах! И еще: в одной руке тарелка, в другой вилка, а сок в стакане куда деть? Вздохнув, Аська начинает мучиться с деликатесами. Мадам Прето щебечет со знакомыми дамами, Франсуа - с мужчинами в курительной комнате, там подают кальян с каким-то особенным табаком. (Все равно дым горький и противный - Аська как-то попробовала хваленую сигару, когда взрослые зазевались.) Аське не впервой самой себя развлекать, и она усердно налегает на любимый с детства "Оливье". Внезапно появляется оживленная мадам Прето: она хочет познакомить свою питомицу с хозяйскими детьми. Неохотно оторвавшись от салата, Аська идет вместе с ней к невысокой сухощавой женщине в форменной наколке - это горничная, которая проводит во внутренние покои, ведущие к детским комнатам. Оказывается, детишек к гостям не пускают, такие у них тут строгие правила (это Аська-везуха сидит со взрослыми до последнего гостя - мамочка не запрещает). Мадам Прето передает Аську на попечение сопровождающей и радостно растворяется в цветном водовороте шумной гостевой толпы. Взрослые будут веселиться до утра, а Аська будет уложена спать с хозяйскими детьми, с маленькими принцами и принцессами.
Деревня
Шагая за горничной по паутине запутанных коридоров, Аська гадает: каково это - иметь целую кучу братиков и сестричек? Вот бабушка знает, у нее была большая семья - восемь детей, и бабушка - самая младшая. Но это когда былоо! Давным-давно. Сейчас это не модно! У всех знакомых ее родителей ребенок один, максимум - двое. "Нужно, чтобы у детей было достойное будущее, больше двоих не поднять" - вот что говорят взрослые.
А так, чтобы шесть и сейчас, - Аська видела такое только в деревне! "Многодетные" - так это называется. Воспоминания о деревне заставляют Аську поежиться.
Каждый год ее вывозят туда, почти на целое лето. "Подышать свежим воздухом, отдохнуть на природе и полюбоваться прекрасными видами" - так мамочка говорит, расписывая знакомым прелести деревенской жизни. Большинство маминых подружек не разделяет ее энтузиазма.
- И что там может быть хорошего, на сто первом километре? - ехидничают они. - Давно уж нужно перебраться под Питер, в престижное место, ведь есть же у вас деньги!
- У нас не сто первый, а почти триста пятидесятый! - злится мамочка. Чистый воздух, просторы, не то что ваши шесть престижных соток! - не остается она в долгу.
- Что на сто первом, то и на триста пятидесятом, - не сдаются подружки. - Сама знаешь, какая там публика теперь!
Но мамочка только упрямо поджимает губы.
- Люди как люди, да и потом - я там людей не вижу, я пейзажи прекрасные пишу!
Это правда. Мамочка что ни день бродит с мольбертом, и пейзажи ее действительно прекрасны. Аська не знает, при чем тут сто один километр, но дача "поближе" - ее мечта. Вот у ее двоюродной сестрички Кары - дача настоящая: там есть с кем поиграть, есть где погулять, магазины, водопровод, кино, клуб. И ехать туда всего час, а Аське с мамой и бабушкой целых восемь часов приходится трястись в электричке!
Собираться "на дачу" (так бабушка и мама упорно называют деревню) начинают заранее. Бабушка - аж за два месяца. Она ходит по магазинам и "охотится" за дефицитом - консервами "Завтрак туриста" и "Сгущенное молоко". И еще - за маслом, мясом и колбасой. В деревне ничего нет, кроме черного хлеба и серых макарон: магазины пустуют. Закупленные впрок вкусности прячутся в холодильник, и на них можно только облизываться. За два дня до отъезда начинается настоящая суета. Пакуются одеяла, матрасы и белье. Все это сворачивается длинным кулем и крепко обвязывается веревкой. Затем конструкцию притаранивают к тележке. В старинную бабушкину плетеную корзину помещаются продукты, в сумку на колесах - консервы. А еще - чемодан с вещами, преимущественно теплыми: домик, который они снимают у старой хозяйки, очень ветхий, там сыро, холодно и пахнет плесенью и мышами. Да и погодка под Питером редко бывает жаркой. Аське даже игрушек не набрать: весь багаж приходится тащить на вокзал, потом пересадка с одной электрички на другую, потом суетливая высадка на нужном полустанке с высоченной платформы, а стоянка - всего одна минута! От станции - километр пешком до деревни… В общем, лишнего груза брать мама не позволяет. Аська всегда удивляется, как она, хрупкая, маленькая, такая изящная и элегантная в городе, в деревне враз превращается в кряжистого носильщика в рабочей бесформенной робе, и главное - с видимым удовольствием.
В городе (до вокзала, конечно) Он провожает, помогает тащить многочисленные кутули. Сам Он не ездит в деревню, не любит. В этом Аська с Ним тайно солидарна, она тоже не любит, только ей деваться некуда. А Он пол-лета будет тут отдыхать в одиночестве. Официальная версия - нужно заканчивать диссертацию. Для этого требуется тишина и покой. Жена, гордящаяся научными успехами мужа, радуется: "У тебя будут все условия! Может быть, в этом году ты наконец закончишь работу!" Аська угрюмо молчит. Закончит Он, как же. Который год уже. Теперь-то она знает, что делает Он вместо написания научных трудов… Но мамочке она ничего тогда не сказала. И никогда не скажет! Не хочется ее огорчать…
Первая ночь неизменно проходит на сырых простынях на коротком горбатом диванчике. А наутро, уже изнывая от скуки, Аська пытается в деревне поиграть с местными детьми. Днем-то еще ничего: их страшные и вечно пьяные родители на работе. Зато старые, скрюченные, черные бабки шаркают резиновыми калошами по двору, матерно ругаясь и шамкая беззубыми ртами. Горбатые, ужасно грязные и вонючие деды в нелепых допотопных кепках неизменно курят папиросы на завалинках, плюясь и сквернословя. Кажется, что они целый век уже торчат на скамеечках у палисадников, заросших лебедой, словно вырубленные из дерева замшелые идолища. Деревенские дети стариков своих не любят, но и не боятся. Самые маленькие кричат им всякие гадостные слова и смеясь убегают. Вослед им несется отборная брань - у старших словарный запас матюгов много богаче.