На языке Федора Ивановича вертелся убийственный вопрос: первый эксперимент отрицает связь между подвоем и привоем, а второй подтверждает - как понять? "Не будем вдаваться в такие тонкости", - сказал он себе. Все двинулись дальше вдоль стеллажа, останавливаясь около каждого нового ящика или горшка. Комиссия в молчании осмотрела стебли табака и петунии, привитые на картофеле. Федор Иванович не стал подкапывать, он знал уже: и там были клубни. Здесь под мичуринской маской зрел хороший "финн-чек" для академика Рядно. Правда, все зависит от того, как подать. Но подавай не подавай, а дело сделано чисто, сама природа говорит в их пользу.
- И тут уже ягоды завязались, - рассеянно сказал Федор Иванович, остановившись перед какой-то очередной прививкой.
- Это Сашины работы, - заметил Стригалев. Высокий, он говорил как будто под самым коньком оранжереи. - Давай, Саша, докладывай.
Из группы аспирантов выступил красивый юноша, почти отрок, с узким лицом и прямыми соломенного цвета волосами, словно бы причесанный старинным деревянным гребнем.
- Здесь мы прививали картофель на черный паслен и на дурман, - сказал он, поднимая на Федора Ивановича смелые серые глаза. - С той же целью - расшатывание наследственной основы. Прививки, по-моему, хорошо удались...
- Это наш Саша Жуков, - заметил Стригален, кладя ему руку на плечо. - Наш активист. Студент четвертого курса. Папа у него знаменитый сталевар. Ударник.
- Где же это ты, сынок, так набазурился прививать? - спросил Цвях. Все заулыбались.
- У Ивана Ильича набазурился, - ответил Саша.
- Хорошо бы исследовать эти ягоды на гиосциамин, - сказал Федор Иванович. - Ведь у дурмана все части содержат этот алкалоид. По нашей теории, он должен быть и в этих ягодах...
Саша оглянулся на Стригалева.
- Ну, раз теория... - сказал тот, встретившись взглядом с московским ревизором, от которого ничего не скрыть.
"Не зря Касьян к нему прицепился", - подумал Федор Иванович. Сильно обеспокоенный, он осматривал выставленные перед ним растения, читая по ним всю потайную и хитроумную тактику не сдавшегося борца. И только кивал, одобряя хорошо, чисто выполненные прививки и как бы не замечая подвоха. Один только раз он как бы проснулся, услышав знакомую фамилию.
- Шамкова, - прозвучал около него глубокий, крадущийся голос. Потом протяжный вздох. - Анжела... - Как будто с ним знакомились на танцах.
- Пожалуйста, что у вас? - кратко сказал он, бросив на нее мгновенный острый взгляд.
Она была крупная, с маленькой головой, туго обтянутой желто-белыми волосами, красный перстень горел на нежнейших пальцах с бледным маникюром. "Как же ты копаешься в земле?" - подумал Федор Иванович. Он бегло осмотрел какие-то выращенные ею гибриды, отметил в блокноте, что работа дельная, бьет в ту же точку, что и остальные, и перешел дальше.
Здесь, выставив, как на рынке, плоды своей работы, стояла Елена Владимировна - в халатике и в очках.
- Что продаетя? - спросил Цвях, подходя.
- Пожалуйста, - сказала она с легким поклоном и подвинула вперед несколько горшков. - Продаем картошку. Вот дикари "Солянум пунэ", "Солянум гибберулезум" и "Солянум Шиккии". Все привиты на томаты, у всех завязались ягоды от пыльцы культурных сортов.
- Интересный товар, - сказал Цвях.
- Ну, как с катапультой? - спросила она, прямо взглянув на Федора Ивановича.
Он отвечал с прохладным и проницательным взглядом тициановского Христа, которому фарисей предложил динарий:
- Катапульта - хорошее средство для выхода из аварийной ситуации.
- Он вчера говорил мне это слово, - сказал Цвях.
- Он всем его говорит, - заметила она.
- Сами прививаете? - спросил Федор Иванович.
- Вот этими инструментами, - она показала маленькие, почти детские руки с корявыми ноготками земледельца. Федор Иванович вспомнил руки Анжелы Шамковой. Да, природа не зря трудилась, создавая руки, и целью ее был не только хватательный инструмент, но и сигнализатор, - как сказал бы технарь.
- Чистая работа, - сказал он, оглядывая привитые кусты. И вдруг запнулся. - А что вот эт-то такое? - почти рванувшись вперед, он озабоченно указал на стоящий поодаль горшок со странным одиноким стеблем. Стебель был одет несколькими ярусами крупных листьев и был похож на этажерку. - Я что-то не узнаю... Это картошка?
- Это мой "Солянум Контумакс", - раздался над его головой голос Стригалева. - Я поставил его подальше от комиссии, но разве от вас что-нибудь скроешь...
- От него? - с восторгом сказал Цвях. - От него ничего не скроешь!
- Видите ли, - Стригалев вышел вперед. - Я никак не могу преодолеть его стерильность по отношению к культурным сортам... Не завязывает ягод.
- Какой-то странный "Контумакс", - сказал Федор Иванович. - Я же знаю этот вид. У вашего весь габитус крупнее. Чем вы его кормили?
- Хорошо накормишь, он и вырастет, - примирительно вставил беспечный Цвях.
- Вообще-то вы замахнулись, - недоверчиво проговорил Федор Иванович. - До сих пор, по-моему, никому еще не удавалось получить ягоды от такого скрещивания. Одно время иностранные журналы, - он обернулся к Цвяху, - были полны сообщении о попытках ввести этого дикаря в скрещивание. Потом все затихло, и мировая наука подняла руки вверх. И отступились. По-моему, все - я правильно говорю? - это уже был вопрос к Стригалеву.
- Вообще-то так и есть, - пробормотал Иван Ильич, глядя в сторону. - Но вот мы... Советская наука в нашем лице надеется все же найти...
- Этот эксперимент... Такая попытка - и в такой скромной тени...
Спохватившись, повинуясь отдаленному голосу, Федор Иванович умолк. Отвернулся, оставил это странное растение в покое. Пора было заканчивать затянувшийся осмотр.
- Елена Владимировна, Иван Ильич, - сказал он, оглянувшись, как будто посмотрел - нет ли посторонних. - Возраст ваших растений месяца четыре, а то и пять. Когда у нас кончилась сессия академии? Двадцать дней назад. Я должен с удовлетворением... Хотя и не без удивления... отметить, - он не удержался и широко улыбнулся, - должен отметить, что ваша перестройка в верном направлении началась за полгода до того, как на сессии прозвучал призыв к перестройке. Это делает вам честь, но не всем может быть понятно. Теоретические позиции ваши многим ясны. Готовясь к этой ревизии, я пролистал некоторые журналы... По-моему, еще за месяц до сессии Иван Ильич выступал...
Цвях в восторге больно толкнул его в бок: давай жми! Стригалев молчал. Елена Владимировна, порозовев, смотрела в упор. Аспиранты оцепенели, ждали удара.
"Играешь, ласково прикасаешься к питающим трубкам", - Федор Иванович вдруг вспомнил разговор с Вонлярлярским.
- В общем, будем считать, что проверка ваших работ дала положительные результаты. - И став совсем непроницаемым, он повернулся к выходу.
"Что со мной случилось? - думал он, идя между стеллажами. - Будь это месяц назад, я бы вцепился и начал разматывать клубок..."
Они обедали за тем же столом.
- Крепко берешь, - сказал ему Цвях. - Я прямо помер от страха, когда ты их за глотку взял. В общем, ты правильно сделал, что отпустил. Ребята-то хорошие...
А когда вышли к лавке покурить, там уже сидели Стригалев и Елена Владимировна.
- Ну как, сварили вчера борщ? - спросил Федор Иванович, прямо взглянув ей в лицо.
- Еще какой! Из прекрасной говядины и свежих овощей. На три дня.
- Надо зайти завтра к ней, пообедать...
- Я пошел, - сказал Стригалев, поднимаясь.
- И я с тобой, - поднялся и Цвях. - Пусть молодые побеседуют...
- IV -
Они ушли, не оглядываясь. И тогда поднялась Елена Владимировна, прошлась, остановилась и носком туфли описала вокруг себя нерешительную кривую.
- Ну, что? Займемся ботаникой?
- Не знаю, поможет ли мне сегодня природа, - но он все же встал.
Они прошли в молчании до калитки, и когда миновали ее и перед ними открылись поля, она, плотно сжав губы, вопросительно посмотрела на него.
- Я обижен, огорчен и не знаю, как выйти из этого состояния, - сказал он.
Елена Владимировна молчала.
- Менее чем за сутки вы обманули меня три раза, - он благосклонно и холодно смотрел на нее. Она только ниже опустила голову.
- Вчера, - продолжал он, - вы вовсе не прогуляться пошли со мной, а на разведку относительно сухарей. Боюсь, что и сегодня у вас есть боевое задание...
- Есть и сегодня, - сказала она, тряхнув головой от смущения. - Но я и без задания пошла бы...
- Относительно этого задания. Вы все хотите узнать о том, как комиссия отнеслась к этим вашим, шитым белыми нитками мичуринским работам. Ну, во-первых, они все-таки похожи на хорошие мичуринские работы. Во-вторых, все это вполне можно принять за рвение: вы стремитесь ответить делом на призыв сессии: Цвях так и понял. А в-третьих, вы знаете, что я догадался, что дело обстоит совсем не так... Но я не брошусь, подобно гончему псу, по горячим следам. Мне не нравятся эти приказы министра Кафтанова. Я считаю их ударом по науке. Если бы была подлинная дискуссия без ласкового перебирания в руках у начальства наших питательных трубок... Вы знаете, о каких трубках я говорю?
Она кивнула.
- ...я, может, и полез бы в таком случае, при таких условиях, копаться поглубже в ваших прививках. Но я уже сильно обжегся лет семнадцать назад на поисках правды. Я искал с закрытыми глазами... Теперь я тоже ищу. Но все время поглядываю на компас.
Высказав это, Федор Иванович остановился и так же холодно и благосклонно посмотрел на нее.