Обрадовались. Обнялись. И такой вот компанией тронулись в путь.
Дорога дальняя. Разговор длинный. Анатолий с интересом слушал жалобы приходского священника о трудном житье-бытье:
– Вот скажи, мил человек! Как жить с маленького прихода? Доход невелик. А надо, кроме себя, содержать дьякона и пономаря. Певчим заплатить. Ну и отчислить толику в епархию на содержание архиерея. Да еще постоянно какие-то хозяйственные расходы. Ремонт. Свет, тепло. О душе думать некогда, приходится добывать хлеб насущный.
– Надо сделать как в Греции, – заметил Алексей. – Там священники получают зарплату, числятся государственными служащими… А у нас – сирые и убогие. Бьются в нищете.
– Не скажи! – вдруг возразил ему батюшка, только что жаловавшийся на жизнь. – В Москве приходы богатые. Рясы носят дорогие, шелковые. Ездят на иномарках. Везет людям.
– Да, Москва бьет с носка! – неизвестно зачем добавил Митя.
Так и ехали в праздных разговорах. И послушнику Анатолию казалось, что чем дальше отъезжали они от монастырских стен, тем труднее ему было сохранять уже установившийся душевный строй.
А Алипий, как назло, все буровил и буровил о своем:
– А аппарат какой у архиерея? Сколько там отделов, тьма народу. Попробуй всех прокорми с таких бедных приходов!
Расстались они просто. Митя с Алексеем сошли с поезда еще до Ленинградского вокзала. А он с Алипием проехал до конечной. Там и вышли, нырнув сразу в подземелье. Наверх поднялись уже на Лубянке.
Алипий и здесь не отставал. Теперь рассказывал о том, как получил благословение от отца Иоанна стать не монахом, а священником:
– Отец Иоанн был святой! Я-то грешный. Поговорить с ним было трудно. Очень уж занят. Никак не подступишься. Стоило ему только выйти на свет божий, как к нему сразу же кидалась толпа паломников. С вопросами, за благословением. Старец-то был прозорливый.
Я все думал, как к нему подступиться. Долго пытался и так и сяк. Не получалось. А тут он заболел. Лет-то ему за девяносто было. Ну, думаю, не успею узнать Божью волю. Ан нет! Чудо случилось. Незадолго до его кончины пришел ко мне чернец и сказал: "Отец Иоанн зовет тебя к себе". Я тогда очень сильно удивился.
Пришел. Келейка отца Иоанна чистенькая такая, иконками завешанная. Старец уже никого не принимал, лежал. Немощь его одолела. Говорить уже не мог. Благословил он меня и протянул записочку. А в ней было сказано: "Дорогой Алипий! Муки и терзания будут преследовать вас, пока не последуете за зовом Божиим. А я вижу, что вы в душе не монах. Вы хороший человек. Вы батюшка. Ехать вам надо в город "К". Там ждет вас ваша судьба. Доверьтесь Богу. Его милость беспредельна".
Так-то я и стал священником. Да что с тобой, Анатолий?
Пока отец Алипий развлекал Казакова своими рассказами, они вышли на Лубянку. Прямо перед зданием его бывшей конторы. Увидел ее послушник. И так защемило в душе, так ему стало муторно… Оглядел он площадь, на которой раньше стоял памятник Железному Феликсу, а теперь лежал Соловецкий камень, и сердце забилось, как заячий хвост. Мысли были грустные: "Тут я бывал. Во-он те окна, из которых я глядел на площадь! А теперь кто я? Где мое место в жизни? Пугало я огородное в этой рясе!"
Постоял в печали. А Алипию сказал просто:
– Нахлынуло. Тяжело! – и смахнул слезу.
А тот засмеялся и ответил:
– Ты что плачешь? Представляешь, как там чертям в аду тошно? То-то они твою душу проворонили. Сейчас им там дают втык. Они-то раньше радовались. А теперь ты спасен…
Этими устами да мед бы пить.
* * *
Прежде чем идти в монастырь, решил позвонить своему старому другу Алексею Пономареву. Ведь виделись они с ним давным-давно.
Новые времена, новые технологии. Позвонить из автомата теперь проблема. Кончился звон двухкопеечных монет. Надо искать киоск, покупать карточку. И только тогда тебе в кредит по талону предложат любимых людей. С третьего раза ему ответили.
– Алло! Алло! Это я!
Друган ответил приглушенным и даже каким-то придушенным голосом:
– А-а, Толян! Ты где пропадал? Сколько лет, сколько зим! Что ж не звонил? Я пытался тебя искать! Где был?
– Ох, Леха, история моя долгая! По телефону не расскажешь. Денег не хватит.
– Так давай встретимся. Выпьем водки! – и Алексей бесшабашно расссмеялся, как в старые добрые времена.
– А твоя царь-девица тебя не прибьет? – подколол его в ответ Анатолий. – Или ты уже развязался?
– Да что ты! У нас уже двое! – ответствовал ему Алексей. И добавил:
– Ты вот что, приезжай ко мне в ресторан. Метро "Киевская". Там пройдешь направо несколько метров и увидишь указатель и знак. Ресторан называется "У трех охотников".
– Ну ты и чудак! Название кто придумал? Небось, твоя Марфа-царевна?
– Не спрашивай!
* * *
У входа в ресторан с вывеской "У трех охотников" стоял рослый швейцар-охранник в униформе. Увидев такое бородатое чудо-юдо в рясе, даже не хотел его пускать. Но сзади нарисовался Алексей. Он тоже откуда-то приехал. Узнав в этом лохматом человеке Казакова, ахнул и всплеснул руками.
Обнялись прямо на ступеньках. И вошли внутрь. Анатолий, отвыкший от всей этой золотой московской жизни, дико озирался на ослепительно белые скатерти и чопорных, вышколенных черно-белых официантов со сложенными салфетками на сгибе локтя. Он на них пялился, а вот они на него – нисколечки. Будто это в порядке вещей, что сюда, в зал с мебелями в стиле Людовика XIV, хрустальными люстрами и бокалами богемского стекла забрел такой вот лапотник в потрепанной рясе и пыльных стоптанных ботинках.
Пономарев, располневший вширь, но с теми же вихрами и конопушками, усадил его в уголок, а сам зачел-ночил по обеденному залу, в котором то там, то сям обедали пиджачные гости. И пока его рыжие кудри мелькали в разных концах, Анатолий наметанным глазом разглядывал народ. И приходил к выводу, что люди эти были либо высокопоставленными чиновниками, либо богатыми буржуинами.
Тем временем к нему подошел прилизанный и смазливый юноша-официант.
– Чего изволите? – спросил он.
– А что есть? – вопросом на вопрос ответил послушник.
– У нас есть все! – с некоторой долей гордости и тщеславия заявил тот.
– Если есть все, тогда воды! – сделал заказ Казаков.
– С газом, без газа?
– Без газа!
– Есть "Эвиан", "Витель"…
– Слушай, я у тебя воды прошу, как у человека! – ответил гость, слегка раздраженный тем, что его заставляют думать о таком пустяке.
Но, видно, здесь совсем другой мир. Понтовый.
В общем, минут через двадцать вернулся хозяин. И вовремя. Казаков к тому времени уже устал разглядывать скатерку и игривые картины на стенах. И решил для себя: "Еще пару минут – и ухожу!"
– Извини, что заставил ждать! Работа! – вздохнул его рыжий друг. – Всех надо окучить. Каждому слово сказать. Как говорят китайцы, наши нынешние друзья: "Человек без улыбки на лице не должен открывать ресторан!"
– У тебя же не китайский!
– Это общая для всех истина. Что выпьешь?
– Я уже свое выпил. Только воду.
– Ну а я приму коньячку. Впрочем, это все ерунда. Страшно рад тебя видеть. Где ты, дружище? Что с тобой? Хотя, судя по наряду, ты в Церкви?
Анатолий, чувствовавший себя как птенец, выпавший из гнезда, еще топорщился. Но искреннее участие друга и его теплота постепенно растапливали ледок. И он потихоньку-полегоньку стал отвечать на вопросы.
– Помнишь, мы с тобой после чеченской встречались?
– Конечно, помню. Я тогда занимался выкупом пленных. И ты мне помог. Этот твой Вахид Сулбанов тогда четко отработал…
– Кстати, а как у него дела? – перебил его послушник. – Что нового?
– У него-то ничего. С новой властью поладил. Только я слышал, сестра его младшая ушла в лес. И стала шахидкой…
– Фатима, что ли? – вспомнил Казаков похожую на сушеную селедку девушку в черном платке.
– Во-во. Она самая.
– Чего и следовало ожидать.
– Да бог с ними, с нохчами. Ты-то что? – снова повернул на привычные вопросы Алексей.
– Ну вот после всего я и решил. Пошли все… лесом! Не хочу служить этому государству!
– Ну что ж, это разумно…
– И подался я опять в Казахстан. Там нужны были специалисты…
За окошком уже начало темнеть, а они все беседовали. Вспоминали былое. Казаков рассказывал другу о своей нескладной жизни. Леха потихоньку потягивал коньячок. Лицо его раскраснелось, он повеселел.
Казаков же пил только воду. И хмелел от общей обстановки, от запаха коньяка. Но держался, понимал свое положение.
– Леха, ну а ты как? Чем занимаешься?
Хмельной Леха усмехнулся криво. И сказал:
– Есть такая профессия. "Решала" называется.
– Ты что, продолжаешь работать? На контору?
– Бывших чекистов не бывает, – продолжал дурачиться Пономарев, состроив козью морду. – Держу вот этот ресторан, – уже серьезно ответил он. – Сюда приезжают солидные люди. Всем хочется пообедать. У всех есть проблемы. Разные. Но их обязывает положение, и кто-то должен помочь. Кому девочку найти. Кому нужных людей. Свести. Связать концы с концами. Понимаешь? Я помогаю. А они в долгу не остаются.
– Ты, Леха, сутенером, что ли, заделался?
Рыжий заразительно рассмеялся, откинув голову назад:
– Времена изменились, а ты и не заметил. Я решаю проблемы. Любые. Я людям помогаю, они – мне.
– Ясно. Вижу, что процветаешь! Встроился в систему. А как же твоя царь-девица?
– Семья – это святое, – неопределенно ответил друг. – Я не путаю бизнес с личной жизнью.
Попрощались они так же душевно, как и встретились.