Через час мы идем по философской тропе. С холма открывается сказочный вид на Неккар и старый город. Солнечный свет накрывает газовой вуалью берег, на котором отдыхают влюбленные парочки и компании, между ними деловито ходят гуси с птенцами, хозяйски оглядывают отдыхающих и угрожающе шипят, отгоняя детвору от потомства. Сквозь кремовую легкую завесу видны стремительные байдарки с молодежью в светлых футболках. Впереди показалась смотровая площадка с изящной белой балюстрадой. После нескольких дней беспрерывных дождей и приземного мха из массивных туч очень хочется солнца, и мы садимся на скамейке, сбросив сумку и рюкзак. Гаусс хлопает меня по плечу и одними глазами показывает в сторону: на другой стороне площадки стоит девушка. Положив толстую книгу на перила, она молча смотрит на город. У нее в сумочке начинает трезвонить мобильник, но этот вызов остается неотвеченным. Легкий ветер развевает ее волосы, но точеная фигура остается неподвижной. Она гармонично сливается с композицией балюстрады, но мысли, вероятно, очень далеко, и от этого тихого места, и от города, залитого светом. Летают где-то в высоте свободно и легко. Внезапно раздается свист крыльев, и массивные стремительные тени заставляют инстинктивно пригнуться. Два упитанных голубя приземляются на площадке как раз между нами и задумчивой красавицей. Птицы сразу надувают зобы, растопыривают крылья и начинают злобно, утробно ворковать. Мгновения отделяют их друг от друга, после чего начинается жестокая схватка. Голуби бьют друг друга крыльями и клюют в головы, на доли секунды расходятся, чтобы с новой силой броситься в драку и оставить на камнях площадки окрашенный бордовым пух. Незнакомка оборачивается, ее глаза наполняются ужасом. Ей сложно связать тонкий день такого редкого хрупкого солнца и смертельную ненависть. Вновь настойчиво вызывает мобильник, и на сей раз радиомольба остается услышанной. Девушка достает телефон и быстрыми шагами уходит прочь, на ходу улыбаясь своему невидимому собеседнику.
Между тем день прекрасен. Он просто идеален для смерти. Отогнать голубей друг от друга не получается. Они снова сцепились уже на самом краю площадки, над обрывом, прямо в солнечном газовом зареве. Один все больше напирал, а второй слабел с каждой секундой. Вот он уже остался без глаза, клюв стал розовым, но его противника это еще больше распалило. Схватка закончилась только через пять минут, когда у проигравшего от головы осталось сплошное кровавое месиво. Победитель неспешно подошел к парапету и взмахнул крыльями, победно распластавшись над послеполуденной рекой. Умирая, побежденный сделал пару конвульсивных движений и затих навсегда:
- Такой день испортили, твари, - задумчиво изрек Гаусс.
- Дерьмо. Чертово дерьмо. Наверняка кто-то из них залез в чужое гнездо или решил покормиться на чужой территории, вот и разобрались, как ханыги на рынке, - соглашаюсь и пинком отправляю труп голубя вниз.
Вскоре на старой, но крепкой "Астре" подъезжает Оксана. Мало изменилась за те десять лет, что мы не виделись, разве что стала чуть пышнее и степеннее, превратилась из легкой во всех проявлениях девчушки в женщину бальзаковского возраста. Глаза, точно, у нее стали совсем другие глаза. Мы обнимаемся и радуемся встрече.
Оксана живет в Ляймене. Поселок из тех немецких пригородов, где на заборе чаще можно увидеть растяжку с надписью на русском "Родная, спасибо за сына", нежели хоть какое-то проявление истинных бюргерских чувств. Это гетто. Хоть вприсядку пляши, повторяя. Такое же, как и в Манхайме, только славянское. По дороге Оксана рассказывает, что ее друга Ивана недавно посадили. Иван колоритен даже анонимно. У него немецкая фамилия, которая переводится на русский как "готовый".
- Так ты что теперь, Оксана Готовая, - спрашиваем мы, и стекла в "Опеле" вибрируют от громового смеха.
- В каком-то смысле - да, смотря для кого и на что, - подмигивает Оксана и мы на несколько секунд останавливаемся, чтобы продышаться от смеха.
С наступлением темноты мы стоим на утопающей в цветах лоджии. У каждого в руках по кружке слегка облачного звездного неба. Эта ночь цвета сладкого черного кофе возвращает нас в прошлое. Я читаю первые отрывки из романа, мы задумчиво курим и вспоминаем юность в родном городе. Как кого-то закрутила война, кого-то ран-ний незадавшийся брак, кого беспорядочные связи и локальный личный ад разбитой любви. А все ведь так прекрасно начиналось.
Нам всем невыносимо хочется дороги на море. Я захожу на сайт бронирования и оплачиваю трехместный номер. Мы планируем выдвинуться сразу с утра - по кофе, и в дорогу. Остается не так много времени, всего каких-то четыре часа.
Оксана никуда не спешит, и готова хоть на край света, лишь бы хоть на день из Ляймена, который она ненавидит всем сердцем. Договариваемся заправить ей бак и купить канистру масла.
Оставляя нас на балконе, она исчезает в темноте соседних комнат и появляется в кружевной ночной сорочке-мини с постелью для меня и для Гаусса. Мы, точно по сигналу, поворачиваемся друг к другу с открытыми ртами и одновременно отрицательно мотаем головой. Мы друг друга поняли.
29 МАЯ 2013 Г. АМСТЕРДАМ, НИДЕРЛАНДЫ
К закату Джона Фогерти сменил Юрий Антонов, а когда одни и те же записи ужасно надоели, показались пригороды Амстердама. Успели как раз к ночному намазу. Покупая у пожилого араба цыпленка табака под плывущий средь кирпича и черепицы нашид, мы разглядывали дождливую ночь и редкие велосипеды. Нам дали коробку с курицей и салфетки. Вопроса про вилки повар не понял, только развел руками и благодарно поклонился, получая деньги.
Мы сильно устали. В довесок к ключам от номера араб-портье дал нам карту, где крупно авторучкой были обведены все кофешопы в центре и коряво приписано "good", "best" или "bad". На балконе, что выходил во внутренний двор, висел сладковатый запах марихуаны и балагурила нетрезвая молодежь. Оксана вымоталась сильнее нашего. Сжалившись, еще по дороге мы сделали большую остановку в Кельне, и пока мы бродили по гигантскому мрачно-готическому собору Домклостер, наша подруга и водитель спала в автомобиле на стоянке.
На часах уже был час ночи. Расправиться с курицей до конца не получилось. Слегка перекусив, мы собрались возле раковины в душевой и пытались отмыть руки, но жир, казалось, въелся в поры и ощущение липких ладоней не прошло. В сон мы проваливаемся стремительно, правда, для этого приходится поменять номер. В первом засорился сток душа, и Оксана, зайдя первой для вечернего туалета, устроила там потоп. Услышав визг, мы с Гауссом ринулись на помощь и, не обращая внимания на женскую наготу, начали спасать жильцов ниже от коммунальной катастрофы, вода подошла уже к порогу комнаты. Закрыв все краны, отправили Оксану одеваться. Нужно было решить вопрос с портье, и тот молча дал нам другой ключ.
На завтрак был кофе с печеньем. Ночной дождь закончился, и мы решили выдвинуться сразу без раздумий. План был таков: прогулка по центру, осмотр достопримечательностей, потом обед и выезд обратно в Германию. По расчетам, прибыть обратно мы должны были к шести пополудни. Планируем протяженный маршрут, но сразу на выходе становится ясно, что он будет пройден при отсутствии нескольких "но". Первое: банально - пасмурно, и может начаться ненастье; второе: экзистенциально - когда пахнет морем, оживает печаль, - об этом никто не говорит, но все понимают, что и она бывает невыносимой; третье снова просто до примитивности: нас отвернет этот город, - не потому, что уродлив или грязен, а в силу того, что станет сиюминутно чужим до тошноты.
Уже на улице Константина Гюйгенса становится воздушно и туманно внутри. Легкая морская морось еле слышно шепчет "вперед" и невесомая архитектура, масса голубых глаз и светлых волос превращают душу этого города - морского волка - в кислородный коктейль прибойной пены. Словно добрый взор направлен со старого шпиля почтамта, базилики святого Николая, это ощущение становится всеобъемлющим на площади Дам, где старый возница в цилиндре просит немного мелочи за фото и все пространство заполнено разномастными голубями. Но что-то не дает умиротворению прийти: то ли три андреевских креста, превращенных в три буквы икс на флагах города, то ли сумрачные тени, бредущие в квартал красных фонарей. Мы решаем пройти за ними. Три креста всегда символизировали защиту города от трех бед: пожара, чумы и потопа. Нас трое, глядишь, сохранят и в этом злачном достопримечательном месте. Впрочем, и квартал мы проходим стремительно. Минуя переулки, где все тот же сладковатый запах марихуаны смешивается с ванильно-карамельным безумием кондитерских, мы ненадолго останавливаемся возле рекламы секс-игрушек. Она эстетична, монохромна и даже скучна. Похоже, и сам магазин очень нравится Оксане. Она кокетничает и лукаво смеется:
- Даже не знаю, как домой вас везти после такого, хоть в лесу останавливайся.
Я знаю, что скажет Гаусс, у него с детства для всяких щекотливых ситуаций заготовлена рабочая дежурная фраза. Мы отвечаем по очереди:
- Оксана, это, конечно, да, но нет.
- Оксана, Гаусс слишком любит свою Натали, а я все человечество, так что не смогу ему изменить. За целибат тебе воздастся мужем-железнодорожником, ну или в крайнем Иван по досрочному откинется и будет тебе готовое счастье.
- Какие же вы сволочи, но я вас так люблю. За это и люблю, кстати, - заканчивает минуту флирта Оксана и берет нас под руки.