– Девочка моя, впредь будь добра, с такими вопросами обращайся только ко мне. Видишь ли, у нас не всё, и не всегда бывает в холодильнике, и мне как мужчине и хозяину этого дома не очень удобно говорить об этом, а тем более отказывать моей супруге в чём – либо. Хотя она и не спрашивает, не капризничает. А пенсия у нас хорошая. Когда приносят её, я покупаю всё необходимое, вплоть до цитрусовых и хороших конфет. А сегодня на ужин у нас творог и яблочки с терки, с молочным чаем "Улун", – сказав это, он быстрым шагом пошёл обратно в зал.
Ещё какое-то мгновение, после ухода Петра Степановича, я просто молча стояла и смотрела ему в след. В голове вертелся только один вопрос: "Как спустя столько лет, им удалось пронести такое трепетное отношение друг к другу?"
Так и протекала моя работа в доме Вороновых. Старики не капризничали, напротив, всегда улыбались и шутили. Пётр Степанович каждую субботу, усаживался напротив своей маленькой принцессы и читал ей вслух стихи русских классиков, иногда дело доходило и до зарубежных поэтов. В день, когда приносили пенсию, он давал мне деньги на покупку бананов, манго и самого вкусного шоколада к чаю. Особое внимание Пётр Степанович, уделял выбору сорта чая.
Со временем, мне стало известно, что они вместе уже более 60 лет. Познакомились и полюбили друг друга на фронте. После войны оба с отличием закончили математический факультет МГУ, поженились. В 1966 году у них родился сын Алексей. Пётр Степанович и Елизавета Григорьевна вложили всю душу в него. Сейчас Алексей математик и живет в Риге. Иногда сын балует своих родителей денежными переводами. Елизавета Григорьевна всегда хвалила сына за его успехи, показывала фотографии своих внуков.
Но самое трогательные было то, что каждый вечер, перед сном Пётр Степанович делал массаж маленьких ножек своей супруги. Порою даже целовал их.
Однажды я как обычно шла на работу, в уже ставший мне родным и таким уютным дом моих стариков. Подходя ближе к подъезду, я заметила карету скорой помощи. Где-то глубоко в подсознании проскочила мысль: "А вдруг.… Нет…". Но мои опасения оправдались. "Скорая" приезжала к Вороновым. Я пулей неслась по лестнице между этажами. Когда я вбежала в коридор, фельдшера уже выходили из комнаты. Встретив меня, Пётр Степанович сказал:
– Елизавете Григорьевне стало плохо. И мне пришлось вызывать "Скорую". Анастасия, ты пока не заходи в зал. Ей нужен покой,– растерянно произнес он.
Я начала убираться и заметила, как Пётр Степанович, зайдя в другую комнату и сев на стул у окна, начал тихонечко плакать. Я не могла продолжать заниматься своим делом, ком подступал к горлу. Молча подошла и присела рядом с ним. Пётр Степанович сидел и смотрел на двор через окно. Было видно, как детишки играют в песочнице, молодые мамы сидят на скамейках и о чём – то ведут оживлённый разговор.
– Знаешь, Анастасия, – утерев слезу, сказал Пётр Степанович, – я родился и вырос в этом доме. Когда – то я и мой сын играли в этом дворе, под этими деревьями выросло не одно поколение. Человек приходит в этот мир на очень короткое время, которое уготовано ему судьбой. Ведь по сути даже сто лет жизни для человека это мало. Хочется жить и радоваться, ведь никогда не знаешь, который из твоих восходов солнца последний. Поэтому надо радоваться каждому дню. Ты знаешь, я прожил счастливую жизнь с Елизаветой, мы прошли всю войну. Каждый день писали письма друг другу. Даже на передовой мы умудрялись найти пять минут, чтобы написать весточку. И никакая война не могла разлучить наши любящие сердца. Хотя ты знаешь, у многих она отняла мужей, сыновей, братьев, возлюбленных.… Всю свою жизнь я оберегал, защищал Елизавету. Старался не огорчать её ни словом, ни поступками. Ведь у меня дороже неё никого не было и нет.
Мы вырастили сына, дали образование. Растили его в надежде, что он станет человеком. Таковым он и стал. Он женился на девушке, которая после института позвала его в Ригу. Там он обзавелся семьей, первое время он нам звонил и писал. Елизавета очень переживала за него. Но со временем звонки становились всё реже. Он нам почти не помогал. А я ведь понимаю и не держу обиды на него, ведь ему самому тяжело. Да и я гордый, сам он не предложит, и я не попрошу. Спросишь, откуда деньги на домработницу? Я скажу тебе. Мой ученик, Игнат Тарлеев, которого я учил высшей математике, стал неплохим предпринимателем. Лет десять назад он пришёл ко мне в гости проведать и поблагодарить за знания, которые я ему передал.
Увидев нас, беспомощных стариков он естественно поинтересовался, где наш сын Алексей и помогает ли вообще? А что я должен был сказать, что он звонит только под Новый Год? Конечно, я сказал, что он поддерживает нас материально ежемесячно. Он не стал ничего спрашивать дальше и ушёл, ещё раз поблагодарив меня за всё. На следующий день к нам пришёл представитель вашей компании и сказал, что господин Тарлеев подписал с ними контракт на бессрочное обслуживание и предоставление нам, помощников, таких как Вы, Анастасия, которые нам очень сильно помогают. К сожалению, Игнат умер три года назад, но в завещании он отдельным пунктом отметил, чтоб со счетов его компаний до конца наших дней, шли перечисления вашему агентству, – подытожил Петр Степанович.
– А почему Алексей так поступает по отношению к вам? Ведь вы самое дорогое, что есть в его жизни. Вы его родители! – не удержалась я.
– Мне не очень приятно об этом говорить, – сказал Пётр Степанович, тяжело вздыхая, – никому я не рассказывал этого, даже Елизавете. Но не уносить же мне всё это с собой в могилу! Лет двенадцать назад он позвонил и сказал, что у него бизнес – проект и ему нужны деньги. Он спросил, можем ли мы продать квартиру и определиться в пансионат для престарелых. Говорил, что конечно это всё временно, что так будет лучше всем и что сейчас в домах престарелых совсем даже не плохо. А как только всё наладится у него, он купит нам квартиру, ничуть не хуже прежней.
Что я слышал? От родного сына! Я не верил своим ушам! Как? Вот так с лёгкостью, он предлагал нам, своим родителям, оказаться в доме престарелых. Это при живом-то сыне? Я молчал, не потому что был согласен, у меня онемел язык. Своей супруге не рассказал об этом разговоре. Если говорить точнее, я даже не знал, как этот разговор передать ей. Я прекрасно осознавал, что окажись мы в доме престарелых, мы бы пропали друг без друга. Это было бы трагедией для нас.
Не выдержав таких эмоций, собрав последние силы, которые оставались во мне, я позвонил Алексею и сказал: "Сынок, прости, но мы с мамой не можем тебе помочь". На что я получил в ответ слова, которые буду помнить до самой смерти: "Зачем мне нужны родители, если они не помогают мне, тогда когда мне просто необходима ваша помощь". Значит, оставлять родных на улице – это было решением проблемы.
Сказав это, старик осунулся, и слеза вновь пробежала по его щеке. Но он мужественно продолжил свой рассказ:
"После этого разговора он перестал звонить совсем. Елизавета начала беспокоиться. Мне нужно было говорить своей супруге то, чего я так долго не мог сказать. Сказать правду я так и не решился. Мне было жаль Елизавету. Я обратился к своему ученику с просьбой звонить два раза в месяц и разговаривать с нами. Попросил пролистывать страничку Алексея в интернете и рассказывать мне о его жизни. Распечатывать фотографии и отправлять почтой. Не задавая лишних вопросов, мой ученик выполнял всё. Мне помогало полное доверие жены, её слабый слух и плохое зрение. Она ни разу ничего не заподозрила. Пусть Бог простит меня, грешного! Но я не мог позволить разочароваться ей в сыне, которого она так безумно любила.
Через своего ученика мне стало известно, что у Алексея всё хорошо. Он стал блестящим математиком. В прошлом году постарался решить шестое уравнение века и стал знаменитым. Я знаю, что он очень обижен на меня, но я не мог иначе. Я не мог позволить моей хрупкой половинке, закончить свои дни в чужих стенах престарелого дома. Мы с ней многое пережили вместе и войну, и голод, и лишения. И всегда я был для неё крепким плечом, опорой. И даже в свои восемьдесят пять, я остаюсь в её глазах, защитником".
На этом Пётр Степанович закончил свой рассказ. Я была поражена глубиной и спектром чувств, которые были в этой истории. Придя домой, я почти всю ночь не спала, я переосмыслила свои взгляды на жизнь, из озорной хохотушки за одну ночь я превратилась во взрослого человека.
Елизавета Григорьевна так и не поправилась. Она умерла. Умерла, так и не узнав всей правды о своём сыне. … Но она ей была не нужна.
Пётр Степанович недолго прожил без своей Елизаветы. Она забрала его к себе ровно через месяц.
Царствие им небесное! Я была на похоронах и в первый раз, и во второй.
Когда хоронили Петра Степановича, ко мне подошёл Алексей и спросил:
– Я очень долго не видел родителей. Какими они были перед уходом в мир иной?
– Ваши родители были счастливыми людьми, им удалось пронести свою любовь через время. Они всегда ждали вас и надеялись обнять своих внуков, послушать о ваших успехах. Я очень часто заглядывала на вашу страничку и наблюдала за тем, как вы путешествуете и делитесь своими успехами с вашими друзьями, и открываете дорогое шампанское, и на весь мир показываете огромного лобстера. В то время как, ваши родители просят меня натереть яблочко через терку. Это разве справедливо? Хотя это не моё дело, но скажу однозначно: ваш отец был мужественным и благородным человеком и такую любовь как у ваших родителей, я не встречала и уже, наверное, не встречу, – с трудом сдерживая слезы, ответила я.
Прошло некоторое время после того случая. Я закончила институт, работаю. У меня есть парень. Зовут его Пётр. Бог услышал мои просьбы испытать такие же чувства, как и у Вороновых и послал мне моего Петеньку.