Он шел, заложив руки за спину, по временам останавливался, глядя на море. Потом спустился на пляж к самому краю воды и стал поднимать и разводить руки, делая глубокие вдохи.
Вечером во дворе бывшего особняка его жители сидели за общим праздничным столом. Мужчины с красными бантами в петлицах пиджаков.
По количеству пустых и полупустых бутылок видно было, что застолье длится уже долго. Большой патефон играл "Чайную розу".
Сажин вошел во двор, пробормотал: "Добрый вечер" - и попытался пройти к себе, но его остановили:
- Э, нет, сосед, давай к нам…
- Товарищ Сажин, разделите компанию… праздник же…
Пришлось Сажину идти к столу. Во главе его сидела хмельная прачка Лизавета - Веркина мамаша.
Усадили Сажина между Веркой и женой Юрченко - бывшего грузчика, ныне хозяина мясной лавки.
- Садитесь, сосед. Мой не придет… Взял себе, понимаете, моду к одной шлюхе ходить… я извиняюсь, конечно, что вам рассказываю…
Против Сажина сидели Гетман, Беатриска и рядом с ней гражданский моряк. Поднялся Гетман:
- Я лично от имени себя, дочери Беаты и ее знакомого… как вас?…
- Жора, - ответил моряк.
- …и от имени Жоры предлагаю выпить за наш пролетарский Первомай.
Все выпили, а Сажин поднес стакан с вином к губам и поставил его на место.
Верка сказала:
- А я лично - за свободную любовь, - и опрокинула сразу весь стакан.
Ее тост не поддержали, а Лизавета покачала головой:
- Ну, доченька!.. И что за чудо такое - что–то, видать, в лесе сдохло, что моя Верочка сегодня вдома?…
- А правда, что вы с Буденным воевали? - спросила Верка Сажина.
- Правда, - ответил он.
- Комиссаром были?
- Был.
- А как вас звать?
- Андриан Григорьевич.
- Ну и имя… Андриан… Какое же от него может быть уменьшительное? Андрианчик? Андриашка? Ну, как вас в детстве звали?
- Очень глупое было имя.
- Ну, какое?
- Да нет, правда, очень глупое.
- Ну скажите, я вас прошу.
- Ляля, - ответил Сажин.
- Ой, умру! Ой, сейчас умру… - захохотала Верка. - Ляля, Лялечка, куколка ты моя…
К Верке разлетелся разбитной малый с чубом:
- Давай сбацаем!
- Не, - ответила она.
- Классное же танго! Пошли…
Верка повернулась к наклонившемуся над ней парню и что–то ему сказала.
- Босячка ты, - вспыхнул он. - Ну, подожди, доругаешься! - И отошел.
Патефон пел: "Под знойным небом Аргентины, Где женщины как на картине, Где мстить умеют средь равнины, Танцуют все танго…"
- Ну что же ты, товарищ Сажин, ни капли не выпил? Брезгуешь? - сказал Гетман.
- Извините, я не пью, - ответил Сажин.
- А я сейчас такой скажу тост, - заявила Верка, - посмотрим, как не выпьете! Ну–ка, Беатриска, налей Ляле, да, смотри, полный. Чтобы кавалерист водку не пил? Не поверю.
Беатриса налила стакан, поставила через стол перед Сажиным.
- Лады. Сейчас поглядим… - Верка объявила тост: - За Первую Конную армию, за товарища Буденного! Неужели не выпьете?
Сажин встал, снял очки и одним духом опорожнил стакан. Все зааплодировали, заорали "ура!". А Сажин схватился за горло и, выпучив глаза, стал оседать на стул.
Патефон ревел: "…И если ты в скитаньях дальше, Найдешь мне женщину без фальши, Ты напиши, наивный мальчик, Прощай, танцор танго…"
Ранним утром через открытое окно в комнату Сажина донесся звук рожка и выкрики: "Кирисин!.. Кирисин!..", "Коська, хвати бидон, бежи за кирисином!", "Мадам Иванова, керосин привезли…"
Проезжали, грохоча, подводы. Воробьи залетали в комнату и подбирали крошки со стола. Сажин спал. Внезапно порыв ветра распахнул бязевую занавеску, и солнечный свет ударил Сажину в глаза. Он проснулся. Близоруко щурясь, он старался сообразить, где находится. Узнал наконец потолок, окно… и вдруг почувствовал какую–то тяжесть слева. Он испуганно перевел взгляд… действительно, на руке у него что–то лежало.
Сажин стал лихорадочно искать правой рукой очки. Пошарил, пошарил и нащупал их на стуле. Схватил. Быстро надел и, теперь уже сквозь очки, взглянул налево… Испуганные глаза Сажина стали огромными… На руке у него мирно лежала голова спящей Верки…
Сажин мучительно старался что–нибудь вспомнить… Нет, ничего, ровно никаких воспоминаний. Он откинул шинель, которой оба были укрыты - Сажин в своем френче, застегнутом на все пуговицы, в галифе и только без сапог. Верка - как была вчера - в платье с фестончиками. Она тоже проснулась и с удивлением смотрела на Сажина.
- Вот это номер, - сказала Верка, - как я тут очутилась? Здрасьте, Ляля.
Сажин поморщился:
- Будьте добры, не называйте меня так.
- Но все–таки, Сажин, как мы сюда попали?
- Я бы сам хотел это знать.
Сажин нагнулся, ища сапоги, нашел один и, охая от головной боли, натянул на ногу. Верка подняла другой сапог, валявшийся с ее стороны кровати, и подала Сажину.
- Спасибо, - сказал он и, натянув сапог до половины, застыл, задумавшись.
- Да вы не волнуйтесь, Сажин, мало что бывает. Болтать станут? Мне лично плевать. Ну, а если б мы и переспали? Ну и что? Кого оно касается?
Сажин встал. Провел рукой по пуговицам френча - все застегнуты. Глядя на него, Верка рассмеялась. Она смеялась все сильнее, старалась сдержаться, но снова, прыснув, хохотала еще громче. Сажин сердито хмурился, кашлял, приводил комнату в порядок.
- Ой, не могу… ой, хохотун напал… - все смеялась Верка. - Такой партийный мужчина и вдруг - здрасьте… Ну, приключение, а? Сажин? - Верка наконец встала, сунув ноги в туфли. - Мама моя! Ну и книг у вас! Да тут штук полета будет! Неужто все прочитали? Это ж какую надо думалку иметь. Сажин, а у вас опохмелиться нету?
- Нет.
- Худо. И вам бы тоже не помешало. Ну, я пойду, что ли?…
Наступила неловкая пауза. Верка сделала было движение к двери. Сажин стоял у нее на пути. Он должен был либо посторониться, либо сказать "останьтесь". И Сажин сказал:
- Подождите, чаю выпьем. Я схожу чайник поставлю. - Он взял чайник.
Верка снова засмеялась:
- Вылупится сейчас на вас вся кухня - держитесь… Эх вы, без вины виноватый…
Сажин вышел в коридор и решительно направился в кухню.
Коммунальная кухня! Одно из самых дьявольских изобретений человечества! Двенадцать примусов и керосинок. Двенадцать пар глаз. Двенадцать характеров. Двенадцать самолюбий и двенадцать желаний уязвить ближнего. Все это сжато здесь в небольшом помещении, не принадлежащем никому и принадлежащем всем.
И вот - коммунальная кухня встретила Сажина. Здесь - утром - были только женщины. И ни одна из них не произнесла ни слова, когда Сажин наполнял под краном чайник и ставил его на примус. В ответ на "доброе утро" - поджатые губы и общее молчание.
Сажин стал так накачивать керосин, что, когда вспыхнуло пламя, оно чуть не разорвало примус на куски.
- Да… дела творятся, - сказала Лизавета, Веркина мать, ни к кому не обращаясь, - погодка нынче хорошая, а дела–то дерьмо.
- Мой, представляете, заявился от своей шлюхи, от Кларки, только под утро, - вздохнула жена новоявленного нэпмана Юрченко.
- Это еще ничего, - ответила Лизавета, - другие так вовсе домой не вертаются…
Сажин снял с полочки стакан, чашку и немного треснувший чайник - свое личное имущество - и заварил чай.
- Читала я на днях в ихней газете, - сказала еще одна соседка, - про моральные качества у коммунистов. Оказывается, они все исключительно порядочные и показывают другим пример, каким человек должен быть…
- Подумайте, как интересно, - ответила Лизавета.
Сажин погасил примус, и он зашипел с такой свирепостью, как если бы это зашипел сам Сажин. Взяв чайник, он вышел из кухни и так хлопнул дверью, что стекла из нее чуть не вылетели.
- Он еще хлопает! Он еще хлопает! - возмутилась Лизавета.
К себе в комнату Сажин вернулся мрачным.
- Ну и что, - смеялась Верка, прихорашиваясь перед оконным стеклом, - приласкали вас наши бабочки?
- Садитесь чай пить, - угрюмо сказал Сажин.
- Небогато живете, - посмотрела Верка на хлеб и брынзу.
- Вот что, Вера, - Сажин говорил, не глядя на нее, насупившись, - получилось, конечно, глупо…
- Да уж куда глупее, - снова засмеялась Верка.
- Я вас скомпрометировал… создалась ситуация, крайне для вас неприятная…
- А мне что? - пожала Верка плечами.
- …Это противоречит моим принципам. И, если хотите знать, это еще не все. Я вообще хочу помочь вам вырваться из этой среды.
- А чего я должна делать?
- Я предлагаю вам выйти за меня замуж. То есть фиктивный брак, конечно…
- Да на хрена мне взамуж идти? А что это такое фиктивный?
- Фиктивный брак - это значит не настоящий. То есть зарегистрируемся мы по–настоящему, но это не накладывает ни на вас, ни на меня никаких обязательств.
Заметив, что Верка морщит лоб и безуспешно старается уловить смысл того, что он говорит, Сажин добавил:
- Ну, это значит, что вы будете жить как жили и я буду жить как жил…
Но Верка все еще морщила лоб.
- Ну, в общем, мы с вами спать не будем и только по бумажке будем считаться мужем и женой.
- А меня за это в милицию не заберут?
- Наоборот. Будете считаться законной женой. Ну как - согласны?
- Если вы хочете - пожалуйста, - Верка пожала плечами.
Перед столом регистрации браков, рождений и смерти стояли Сажин и Верка, ожидая, пока заполнят их брачное свидетельство. Верка незаметно закидывала в рот семечки и сплевывала лузгу. Сажин, покосившись на нее, подтолкнул локтем и тихо сказал: