Все это могло быть равно и искренним кредо бруклинского патриота, и позой. Эти типы родились и выросли в стране, где вкус к publicity всасывается человеком с молоком матери. Быть американским патриотом все более модно. Я знал лучше Джефа (я много читаю), что ностальгия по trafic jam, по "Макдональдам" и "Натане" и родному захолустному Бруклину берет начало в пластик-эстетике Энди Уорхола. Панк-рок-звездам полагается говорить то, что говорит Джеф. До него тоже самое уже сказал Ричард Хэлл журналу "Интервью". Джеф не на того напал. Я оттянул в Нью-Йорке больше шести лет. Не зная, чем заняться, паразит на welfare, 1976-й, 77-й, 78-й я провел на Лоуер Ист-Сайд, где тогда родилось нью-йоркское панк-движение. Молчаливый, никому не известный, я во всем участвовал, был одним из первой сотни зрителей. Я слушал и видел Блонди, Ричарда Хэлла и Пластматикс, и Патти Смиф, и залетного Элвиса Костелло, когда все они еще были никто. На крошечной сцене темной дыры "CBJB". Что он мне выдает свой bullshit…
- Серьезно? - невинно спросил я. - А я себя здесь чувствую как рыба в воде. Рок-энд-ролл у них плохой, и, на мой взгляд, французам не хватает скорости, они движутся, как сонные, это да. Меня до сих пор раздражает, когда молодой парень в supermarket лениво укладывает в сумку продукты, не торопясь ищет по карманам money, не торопясь платит, а очередь ждет. На кой же и supermarket… А вообще-то они OK, French…
- Пора тебе, Эди, обратно в Нью-Йорк, - сказал Дуглас и засмеялся. - Домой.
"Домой" мне польстило. Дуглас как бы забыл, что я не американец. У нас было общее прошлое, и никто не задавался вопросом, сколько его, этого прошлого. Как глубок слой.
- Не могу еще, - оправдался я. - Американского издателя у меня нет. Найду, тогда привалю.
- В доме моей матери, на ее лестничной площадке освобождается appartment, - сказал молчавший до сих пор battery-man Жоз. От Джефа его отличал только кривой нос. "Причина их патологической похожести в их густоволосости, - подумал я, - в челках до бровей".
- Сколько комнат? - спросил Дуглас.
- Две.
- Возьмем? - обратился Дуглас к Брижит.
- В Бруклин не поеду ни за что. Езжай сам. Я останусь на Уолл-Стрит.
Брижит допила вино.
- Что тебя не устраивает в Бруклине? - обиделся Джеф. - Ты снимаешь комнату на ебаной Уолл Стрит. За те же деньги ты могла бы прекрасно жить в Бруклине в двух комнатах. На две остановки subway дальше, через мост. Ты сноб, baby.
- Ненавижу ваш ебаный Бруклин, где все знают всех и я знаю всех. Не хочу встречать ежедневно своих бывших boy-friends, девочек, с которыми ходила в школу, все те же рожи… Мне они противны…
- Точно, - поддержал я Брижит. - Я, например, счастлив, что не встречаю школьных приятелей, не сталкиваюсь на углах улиц с многодетными толстыми коровами, бывшими когда-то моими подружками. Не видя людей из прошлого, я забываю, сколько мне лет. Ориентиры возраста уничтожены…
- А сколько тебе лет, man? - спросил Джеф.
Брижит знала, сколько мне лет, так что соврать не было возможности.
- Military secret…
- Дженни стукнуло двадцать пять, - пришла мне на помощь Брижит. - Она беременна второй раз, Эдди, можешь себе представить! Высиживает детей, как инкубатор. Что за удовольствие… А ведь была такая rebellious…
- Надо пожрать. - Жоз и Джеф встали.
- No hamburgers, brothers, - предупредил Дуглас, - и антрекот как chewig gum. Возьмите French fries с рыбой.
Волосатики удалились.
- Вчера перед концертом они лопали French fries с ketchup, запивая шампанским. К полному ужасу frogs!
Брижит захохотала. Дуглас, подумав, присоединился к ней.
- Хочешь покурить, Эдди? Sensemilly, a man? Изголодался, наверное? У вас тут гашиш, говорят, хороший, а трава говно.
- Хочу, - согласился я. - Кто же от sensemilly отказывается.
Мы поднялись к ним в комнату. Как после погрома в еврейском местечке, в беспорядке разбросаны были вещи. Брижит извлекла из кучи вещей на полу красную кожаную куртку.
- Дуглас в Берлине купил. Правда, клевая, Эди? - Брижит надела куртку и прошлась передо мной. Рукава были ей коротки, а плечи широки. Я подумал, глядя на нее: почему я вовремя не сменил Дженни на Брижит? Она выглядела очень bizarre, девушка из презираемого ею Бруклина. Очень декадентски. Узкая, худая, рыжая, болезненно-белая.
- Дуг, отдай куртку girl-friend, ей очень к лицу. К волосам, вернее. Пылающая девушка!
- Держи, Эди, - он протянул мне трубку с травой. - В Нью-Йорке такая будет стоить тыщу bucks, да еще и не найдешь. Угадай, Эди, за сколько я ее снял в Берлине?..
Через неопределенное количество времени (может быть, вечность, может быть, полчаса) и большое количество полнометражных фильмов, каковые я просмотрел благодаря сверхкрепкой безсемянной марихуане, Дуглас и Брижит кончили упаковываться и мы спустились вниз. Переход из комнаты в коридор, а из него в elevator и затем в рок-автобус рок-группы "Killers" остались мной незамеченны. Все тот же кубистический мир обрезков глаз Брижит, кусков красной кожи куртки, рыжих волос, белых сдобных боков Дугласа, обнажившихся от напряжения торса: он тащил самую большую суму за плечом, заломив руку… В автобусе, как через камеру "рыбий глаз", на меня выпучились физиономия главного волосатика Би-Би, его girl-friend Марсии, менеджера Ласло Лазича со множеством очков на большом носу… Все вышеназванные личности оказались очень щекастыми, и я уже собирался спросить, не заболели ли все они редкой японской болезнью, когда, не получая от меня звуковых сигналов уже долгое время, Брижит наконец сообразила, что я перекурил.
- Эди, ты high?
- Да, - признался я. - И очень.
- Я тоже, - сообщил доброжелательно Дуглас. - Ты, может быть, больше high, потому что отвык от травы. Тебе нравится рок-автобус?
- Необыкновенно нравится, - сказал я. - Только как мне выбраться на авеню Гранд Арми?
- Мы тебя выведем, не бросим, Эди. - Брижит сжала мою руку у локтя и расхохоталась. - Не бойся.
Мы стояли на улице, и это не была авеню Гранд Арми. Это была узкая улица. Мы объяснялись, все трое, в любви.
- Ты должен вернуться в твою страну, в Америку, Эди, - сказал Дуглас убежденно. - Пожил с frogs - и хватит. Возвращайся! Мы найдем тебе великолепную девочку. Проблем с девочками у нас теперь нет. У "Killers" такие groupies, Эди! О!..
- Дуг прав! - сказала Брижит и обняла меня, как бы сестра. - Ты - американец, Эди, ньюйоркец! Ты принадлежишь Нью-Йорку, а не этому плоскому городу… - Она презрительным взором оглядела улицу.
- Этот плоский город, Эди… и старомодный… Здесь нужно жить после выхода на пенсию…
- Я приеду, - сказал я, тронутый. - Осенью. Клянусь!
- Дуг! Что, бля, происходит?! - Ласло Лазич, менее щекастый, но все еще многоочковый, по физиономии текли ручейки пота, появился из-за спины Брижит. - Все давно сидят в автобусе, все ждут вас! Что можно делать тут так долго? Пошли! Шофер нервничает…
- Пусть нервничает… За это мы ему платим money. Я не видел моего друга целую вечность. Имею я право…
- Дуг, please… - Лазич скорчился и прижал руки к толстой груди. На нем были необъятного размера, очевидно "Made in Brookline", черные брюки, не скрывавшие все же выпуклого брюха и покрывшаяся пятнами пота розовая t-shirt.
- Оставь меня в покое, man! OK? OK? - закричал вдруг Дуглас. Схватившись руками за голову, Лазич побежал от нас куда-то.
- Хуесос! - с ненавистью воскликнула Брижит. - Беременная блядь!
- Ты знаешь, Эди, - Дуглас схватил меня за руку, - он думает, что мы - его собственность. Он считает, что музыканты - недисциплинированная банда детей, понимаешь, что мы - слабоумные пациенты mental hospital… Но это мы делаем ему money, а не наоборот. Мы!
- Если ты не идешь сейчас же! - Лазич выскочил из-за Брижит, похожий на разгневанное огородное пугало.
- И что ты сделаешь? Что? - закричал Дуглас. - Я - член банды, и только банда может меня выставить. Ты будешь работать вместо меня с гитарой, shmuck?
Прохожие стали останавливаться. Не желая служить причиной производственного конфликта, я поспешно поцеловал Дугласа, потом Брижит и побежал на другую сторону улицы.
- До скорой встречи, Эди! До встречи дома, в Штатах!
Пройдя десяток шагов, я обернулся. Зло жестикулируя, все трое удалялись в противоположную сторону.
Движимый все усиливающейся ностальгией (так, может быть, таракан, случайно вывезенный вместе с буфетом в другую часть города, с замиранием сердца однажды решается и бежит домой в обгорелые, неуютные, но родные щели), я прилетел в Нью-Йорк в декабре. По городу мела сухая снежная поземка с пылью.
- Эди! - радостно вскричала Брижит в телефон. - Бери такси и приваливай к нам. У тебя есть адрес? Дугласа нет, но он вот-вот появится.
Я вылез из такси на Уолт-Стрит. Естественным образом вокруг обнаружились, вечные и невредимые, банки и штаб-квартиры больших компаний. Но вот, оказывается, нашлось место и для пары панк-личностей…