Да и есть, в конце концов, с чем сравнивать! В столице и в других изрядных городах наличествуют, скажем, кольцевые автострады – ну, и на здоровье. А здесь вместо грязных и вонючих транспортных потоков будут там и сям видны гуляющие группки горожан, счастливых тем, что могут без помех десятки верст идти, идти – и любоваться, и душою приобщаться к вечному…
Конкретно же идея заключалась вот в чем.
Разбить кругом шикарные, на аглицкий манер, газоны, проложить средь них широкую аллею – можно плиткой замостить, а можно, не мудря особо, попросту залить асфальтом, главное, чтоб в дождик ноги не мочить! – и по обеим сторонам аллеи на изящных пьедесталах выстроить рядком художественно сделанные статуи всех основных творцов людской культуры: разных там художников, писателей, ученых, музыкантов, путешественников, воинов, вождей, мыслителей, артистов, депутатов… Да и мало ли кто вдруг, по зрелом размышлении, окажется достойным очутиться в этой веренице!..
Данный пункт особо взбудоражил отцов города.
И дело разом закипело.
Перво-наперво бессменный мэр Ендюк из городской казны, не известив о том столицу, выделил немаленькую сумму, половина из которой полагалась на благоустройство околоежопольских окраин, где и следовало разместить аллею, а другая половина в качестве аванса причиталась скульптору, назначенному воплотить в материале чудную идею.
Поначалу думали позвать кого-то из совсем великих – Неизвестного, Дали или Вучетича, чтоб только одно имя встрепенуло все культурные слои планеты.
Кто-то даже сгоряча назвал фамилию Родена (этот, надо думать, не откажет, очарованный проектом, а вот Микеланджелло навряд ли из своей Италии поедет), но Родена после долгих обсуждений все-таки отвергли – по причине его давней и несвоевременной кончины.
С тем же, что маститый Микеланджелло, на много лет вперед загруженный работой, не захочет ехать, скрепя сердце согласились.
Ну, не могут все великие в момент прибыть в Ежополь! Это отцы города прекрасно понимали…
Впрочем, и Вучетича с Дали, а также Неизвестного, по зрелом размышлении, отвергли: больно важных корчат из себя, поди, запросят столько, что и за сто лет с любым из них не расплатиться.
А в Ежополе считать копеечку умели, хоть и воровали тысячами сразу.
И решили так: не имя дело подпирает, но само свершение дает и имя, и почет тому, кто славно потрудился. Ну, а ежели загвоздка только в этом, то и нечего глядеть по сторонам да звать к себе варягов.
Что же, не сыскать в Ежополе достойных мастеров, способных навсегда поставить город в ряд крупнейших центров мировой культуры?
Да, конечно, есть!
Аркаша Писоедов – как начальник городской управы по культуре – всех ежопольских ваятелей знал лично. И не мудрено. Поскольку двое уже померли, один сидел в тюрьме за кражу поросенка в Коклюшанской слободе, ну, а четвертый беспробудно пил девятый год подряд и мэра Ендюка грозил замуровать в дверь горсовета, чтобы вышел всем на радость очень славный и толковый барельеф.
Таким образом, при деле оставался только пятый.
Это был Дамдэнцурэн Валялис, исконный литовский бурят-самородок, некогда прибившийся к ежопольской гипсолитейной мастерской, которой, как считали городские краеведы, стукнуло ровнехонько пятьсот семнадцать лет. Откуда извлекли подобную цыфирь, никто доподлинно не знал, однако краеведы ею без конца гордились и столицу завалили письмами: мол, вы – вот так, а мы – и более того!
Отдать им должное: у мастерской вид был ужасный, тут и "тысяча лет" напиши – сойдет за правду.
Здесь-то вот Дамдэнцурэн Валялис и творил из гипса, а точнее, отливал в готовых формах памятники Ленину.
А были разные!
Стоячих только – двести сорок девять штук, сидячих – девяносто восемь, разных бюстов поясных – семьсот тринадцать, а уж просто головы, которые покоились на гипсовых кубических платформах, и считать не взялся бы никто.
Еще имелся один памятник: Ленин лежачий – ну, как бы в шалаше, не то задумался, не то заснул, поскольку крепко утомился думать…
Где Дамдэнцурэн добыл такую сказочную форму – никому не ведомо.
Загадка мастера…
Однако ставить памятник не разрешали.
Да и как поставишь, коли вождь – лежит?!
Эту свою работу Валялис ценил превыше всего, храня ее дома, то бишь в пристройке к мастерской, и показывал только избранным друзьям.
Писоедов о Ленине лежачем откуда-то прознал и, как чуть что, всегда грозил Валялису: "Смотри ты у меня, по праздникам-то не бузи, не то я мэру расскажу – в Литву назад отправит. Или на Селенгу".
Но Валялис вовсе и не рвался покидать Ежополь, даже если городские власти полностью заплатят за билет.
Так вот, начальник городской управы по культуре вмиг сообразил, кто ловко справится с поставленной задачей.
Приказать, конечно, не прикажешь, но договориться – можно.
Цену Валялис назначил сумасшедшую и деньги потребовал вперед.
После долгих улещиваний, посулов и угроз (тут – и вечный бесплатный проезд на трамвае, и, наконец-то, туалет в пристройке к мастерской, и место в новом мавзолее, если таковой опять возьмутся строить, и звание "Почетный Вечный член Ежопольской Финжопы", и обещание пожаловаться мэру на все тот же памятник лежачему вождю, и много чего разного еще) в конечном счете все-таки сошлись в цене и в ближнем ресторанчике обмыли сделку.
В предвкушении великой и нетленной славы, что покроет вскорости Ежополь, гонорар Валялису вручили весь и сразу, дабы впредь Дамдэнцурэн не маялся заботой о деньгах, а весь сосредоточился на деле.
Хотели было даже загодя на Государственную премию представить, но бедовый скульптор скромно отказался. Чем расположил к себе отцов города вконец.
Срок мастеру культурная управа выставила жесткий: ровно год. И чтоб потом вдоль сказочной аллеи выстроилась ровно тысяча скульптур.
Так минули полгода.
Все газоны сделали, как надо, и аллею вокруг города залили многоцветным, без колдобин и бугров, асфальтом.
Словом, потрудились от души.
Уж и столицу известили: так и так, мол, вскорости случится страшная культурная премьера, в мире ничего похожего не сыщешь, приезжайте посмотреть.
Столица, правда, скромно промолчала, но в Ежополе такое расценили как хороший знак: там, вероятно, просто размышляют, кто приедет для торжественных приветствий, а иначе бы подняли несусветный вой.
В натуре окрыленные столь благодатной тишиною, отцы города, и вовсе осмелев, послали с нарочными – из друзей и близких – сообщения во все другие страны, где уже когда-то сами побывали.
Мол, давайте приезжайте – слабо не покажется, Ежополь свое дело туго знает!
И в газетах дали двадцать девять объявлений.
Каждый месяц мэр Ендюк со свитою наведывался в мастерскую – норовил проконтролировать всё лично.
Дело вроде шло неплохо. Гипсовые головы для статуй шустро множились. И, главное, все были разные.
Тут вам и Пушкин, и Поль Робсон, и Навуходоносор, и Эйнштейн, и Маркс, и Бах, и Достоевский, и Толстой, и Еврипид, и Глинка, и Рублев, и Александр Македонский, и Индира Ганди, и Саврасов, и Бетховен, и Шаляпин, и Мичурин, и Крякутный, и Гомер…
Откуда только формы для голов брались?!
А может, скульптор сам лепил?..
И ведь – похоже!
Как выглядел Мольер или Спиноза, мэр Ендюк доподлинно не знал, но то, что, скажем, Пушкин был похож – отменно радовало глаз. Да и Поль Робсон все же больше смахивал на негра, а не на китайца…
"Тут и все другие – как живые, – обещал Валялис. – Без обмана. Я сначала головы наделаю, они сложней всего, а после – туловища. Это уже проще".
Мэр Ендюк кивал, вполне довольный результатом, и на месяц убывал.
И отцы города спокойно поживали.
А на исходе года разразилась катастрофа.
Мэр в который раз нагрянул в мастерскую и вдруг обнаружил, что Дамдэнцурэн куда-то сгинул. Обыскали всюду – не нашли.
В вокзальных кассах сообщили, что Валялис покупал себе билеты сразу в семь концов родной страны и где теперь искать его – неведомо.
Всё, что осталось от него, – без одной штуки тысяча голов различных гениев людского рода да запасы гипса, коего хватило бы на пять таких затеянных аллей.
Что дернуло Валялиса в бега – никто не понимал. Похоже, обессиленный творец сошел с ума, другого объяснения народ не находил.
Аркаша Писоедов, правда, как-то заикнулся, что Дамдэнцурэн, быть может, просто-напросто предчувствовал позор, который ляжет несмываемым пятном и на него, и на Ежополь, ибо никогда не верил в беспредельное величие идеи и водил, прохвост такой, всех за нос.
Впрочем, после этого начальник городской управы по культуре вмиг сменился и его преемник больше глупостей таких прилюдно не произносил, решив исчезновение Валялиса спустить на тормозах.
А время-то не ждет! И гости, надо полагать, вот-вот начнут съезжаться…
Тут и впрямь позора на века не оберешься.
Как же дальше быть?
Ведь даже целая бригада мастеров уже не сможет изготовить тулова под эдакую кучу гипсовых голов.
Не класть же головы на траву просто так, без ничего!
Тогда уж не Аллея Мировой Культурной Славы выйдет, а какой-то натуральный бред!
И мэр Ендюк, за ночь мыслительных радений ставший белым, точно снеговик, распорядился непреклонно: "Будем ставить, как хотели. Гипса – прорва, формы – сохранились. Вот и будем отливать в них тулова для статуй. А разнообразие позиций и телодвижений у скульптур, когда их шибко много, даже помешает их воспринимать. Я за границей был в музеях – очень нервничал потом".
Чтоб важному процессу не мешал никто, на улицу, где находилась мастерская, перестали допускать людей и разный транспорт.