– Вестимо! – хохотнул Матрай Докука. – Осчастливил человечество – поведал тайну! А когда ты не боялся вообще? Ты с детства был такой… Шум смерти не помеха, Пупель. Погоди, вот расскажу твоей жене – она тебя запрезирает. В дом не пустит. Так вот и скажу ей: "Эх, голубка, эх, Праскудия, ну, кто́ с тобой живет?!." Сопляк! – Он уселся на край скатерти и придвинул к себе первое попавшееся блюдо. – Не хочешь бабу – тащи вино. В конце концов… не зря же мы здесь оказались!
Несколько минут они сосредоточенно, не чокаясь, пили и уписывали всё подряд.
Ривалдуй – из-за нехватки места в животе – уже не ел и ничего не пил. Лишь наблюдал…
– Послушай, кэп, а может, ты? – вдруг неуверенно предложил он. – Сам?!
– Нет, знаешь, – замахал руками капитан. – Я уже не молодой. И сдуру затевать какие-то потехи… Мне своих разных алиментов на Лигере – выше головы хватает!.. Наигрался.
Женщина, оставшись в скучном одиночестве и к лучшему не видя ни малейших перемен, немного поканючила вначале, но, поскольку всё еще была далекой от первичной трезвости, довольно скоро погрузилась в дрему.
– Ривалдуй, ты по яствам ходил? – неожиданно строго спросил капитан.
– Малость заносило, – честно признался тот.
– Я так и понял, – Матрай Докука брезгливо отодвинул от себя блюдо с фаршированной рыбой. – Срам один! Ну, когда ты, наконец, научишься вести себя красиво за столом?! Когда? Сел бы с краешку и отщипнул бы маленький кусочек. Так ведь нет – пошел!.. Знаешь, сколько ты надавил хрусталя?
– Представляю, – уклончиво ответил Ривалдуй.
Пупель Еня раскатисто икнул и следом пукнул.
– И этот хорош! – возмутился капитан. – Как бы сделал воспитанный человек? Он бы вежливо сказал: "Друзья, простите, вы тут ешьте, а у меня с чего-то вдруг понос, я отойду". А, вернувшись, успокоил бы: "Ничего страшного, поноса нет, только газы… Давайте за что-нибудь хорошее выпьем!" Вот как должен вести себя воспитанный человек! Всему-то вас учи…
– Песталоцци ты наш ракетный! – расчувствовался нежно Пупель Еня. – Диоген!
Ривалдуй внезапно встал и сделал пару неуверенных шагов по направленью к кораблю.
– Куда, проказник? – встрепенулся капитан. – Неужто собираешься, как я учил вас только что…
– Нет, кэп, совсем не это… Ты, пожалуй, и не представляешь даже… Вот чего теперь мы ждем, скажи? – осведомился Ривалдуй. – Поели, попили, бабу… – он сконфуженно осекся. – Познакомились… Культурно посидели, помечтали, отдохнули. Не бузили – ты заметь! По-моему, самое время…
– Ну, а что ты предлагаешь? – сварливо подал голос Пупель Еня.
Ривалдуй с важным видом распушил усы.
– Тебе бы, Пупель, здесь сидеть да пировать на дармовщинку!.. Нет, не спорю, все мы утомились, надо сил набраться, но… Хотите ждать в сторонке, пока эти долбаны проснутся и улетят? Я не намерен.
– Что ж… – Матрай Докука тоже встал. – Обидно, понимаю: только-только начали гулять, настрой особенный пошел, но… Выбора другого нет – такой момент выпадает не часто. Чтобы разом всё… – он обвел рукой и скатерти, и туземцев, и ракету. – Верно говоришь: пора отчаливать.
И он, тихонечко свистя кадриль, неспешно двинулся за Ривалдуем.
– Пупель, а ты что расселся? – бросил он чуть погодя через плечо. – Так и останешься тут навсегда?
– Х-м, – шмыгнул носом Пупель Еня, – кажется, вы правы. Долго эдак-то не просижу, устану… Что-то я примерз… Еще простужусь, чего доброго…
Они гуськом приблизились к ракете и на некоторое время остановились под распахнутым люком.
– Может, женщину… все-таки возьмем с собой? – как бы между прочим поинтересовался капитан. – Еще одного пассажира ракета потянет, я вам говорил. В крайнем случае баба в углу постоит… А всё веселее в пути! Опять же – дырочку заштопает, пуговку пришьет, пол подметет, щи сварит, постирает… А?
– Да ну ее! – брезгливо отмахнулся Ривалдуй. – Ей мальчика, изволишь видеть, надо. Не понимаю, как мужья-то с ней?.. Она – создание неповторимое, могутное. А мы, пожалуй, до этого еще не доросли…
– Смотри, опять в дороге будешь онанизмом заниматься, – предупредил Пупель Еня. – Наблюдать – одна тоска. Подумай хорошенько.
– Тоже мне, блюститель нравов! – покривился Ривалдуй. – Ты, поди, и этого не можешь… Нет уж, от такой живой утехи лучше воздержусь. – Он умолк, а потом внушительно добавил: – Пьяная баба должна на охоту ходить и врагов пугать, а не требовать любви. Вот это эмансипация, я понимаю!
Приписка на полях:
Воздержание бывает двух родов: воздержание физическое и воздержание от всякого воздержания. Рассужденьем поделился Бумдитцпуппер.
Пункт пятнадцатый
Но тут произошла заминка.
Из-за дальнего разлапистого камня вдруг высунулась взъерошенная голова.
Некоторое время лохматый продирал глаза, ухал, плевался и сморкался, покуда, наконец, не заприметил своих новых друзей и благодетелей.
– Эй, погодите! – закричал он. – Как же я? Ведь мы договорились!..
– А когда? – фальшиво удивился Пупель Еня.
– О-хо-хо! – сардонически рассмеялся капитан. – Можно верить, но не нужно доверять! Запомни это раз и навсегда. Ты все проспал, приятель.
– Я не спал! – с отчаянием возразил лохматый. – Я стерег! Вы подождите, я сейчас!..
– Нет уж, мил человек, не надо, – жестко ответил Ривалдуй. – Тебя нам только здесь и не хватало!
– Все – в подъемник. Ну! – распорядился капитан. – Секунда дорогá!
В несколько отчаянных прыжков космонавты одолели расстояние до лифта, легкая ажурная конструкция которого соединяла люк с землей.
В прежней-то, навек утраченной ракете эдакого сложного устройства не было совсем, складной стремянкой обходились, но зато как ловко!..
– Жми! – велел Матрай Докука.
Ривалдуй рванул пусковой рычаг, дверцы с шуршаньем схлопнулись, и тускло освещенная кабина мелкими неравномерными толчками – бесподобно медленно – пошла наверх.
Как будто лифт некстати, понемногу угасал, и его бил предсмертный тягостный озноб…
– М-да, агрегат – оригинальный, – скептически пробормотал Пупель Еня. – Я-то думал: поднимает так же, как спускает… Черта с два! Стремянка лучше…
– Пупель, – рассудительно заметил капитан, – сделанное на Лигере – значит, особое. Ты не забывай. Особое – раз и навсегда. Не знает конкурентов. Ты обязан гордиться. Ведь могли бы, между прочим, и такого не производить. Совсем. А были бы, скажем, вселенским демографическим придатком… Обидно! Кстати, что там происходит? Мать честная!.. Ривалдуй, смотри!
Облапошенный каннибал, будто им пальнули из хорошей катапульты, подскочил на пару метров, страшно заорал и вихрем пронесся к ракете.
С разбегу он оглушительно воткнулся лбом в шахту лифта, затем крепко обхватил каркас и, впившись в него молодыми острыми зубами, тряхнул с такою силой, что люди попадали на пол, а дощатая кабина, дернувшись несколько раз, беспомощно скрипнула и встала.
Теперь лохматый раскачивал шахту беспрерывно.
– Вот подлец! – зло констатировал Матрай Докука.
Ривалдуй первым вскочил на ноги и, кинувшись к щитку управления, начал с отчаянием жать подряд на все кнопки и дергать по очереди все рычаги – безрезультатно.
Похоже, кабину, не подготовленную к эдакому шквальному напору, намертво заклинило.
– На соплях, на соплях… – плаксиво приговаривал Пупель Еня. – Пальцем не тронь!.. А если вдруг люди в ловушку попадутся, так это плевать. Лишь бы ручки блестели да была бы полированная дверь… Разнесу на Лигере эту артель, всю, к чертям! Нажалуюсь – везде!
– Брось под руку нудеть! – взорвался Ривалдуй. – Мешаешь ведь!
– А я боюсь! – визгливым голосом признался Пупель Еня. – Ну, и что теперь прикажешь делать?
Словно подтверждая справедливость его слов, кабина, и не думая нисколько подчиняться пультовым командам, странно дрогнула, заскрежетала и затем внезапно ухнула на сколько-то там метров вниз, однако вовремя опять застряла.
– Х-хуть оп-ля! – с отчаяньем воскликнул Ривалдуй, теряя равновесие и вместе с Пупель Еней опрокидываясь на пол.
– Эй, потише! Очумел совсем? Немедленно отстань! – надсаживался между тем Матрай Докука. – Уйди, проклятущий! Лифт сломаешь!
– Точна! – упоенно констатировал бандит, с бесовской страстью корежа несчастную шахту.
Тут из торца кабины выскочила толстая филенка и угодила ему по макушке.
Лохматый взвыл и шарахнулся в сторону.
– Вот так! – прокричал Ривалдуй. – Видал?! Ты только подойди – всего забросаем!
Лохматый потер народившуюся шишку и озадаченно глянул на беглецов.
– Да… Вот оно что, – пробормотал он.
От такого дьявольского шума аборигены наконец-то пробудились и принялись пьяно озираться, но, похоже, ничего опасного для себя не усмотрели и потому, хлопая друг друга по плечам и поминутно лобызаясь, чудовищными голосами затянули какую-то свою, похоже, народную, лирическую песнь.
Внезапно послышалось громкое стрекотание, темноту пронзил луч прожектора, и перед ракетой возник вертолет, позади которого, топоча и изрыгая проклятия, огромными скачками неслись одиннадцать лохматых.
– Ага, ага, попались! – орали они, принюхиваясь беспрестанно. – Обмануть хотели? А не вышло! Мы с начальством быстро сговорились. Мы их давеча не съели, а они за это нам ракету обещали. Да, вне очереди новую ракету! Ясно? Мы-то теперь улетим, а вот вам всем – крышка! Поймаем и зажарим! Хе-хе-хе!
– Сдается мне, и вправду – могут, – пригорюнился Матрай Докука. – С этих сволочей всё станется.
– Вы ж в оппозиции! – с надрывом крикнул Пупель Еня. – Как же вы пошли на сделку?! Срам ведь!