А вдруг ничего не получится, не сбудется. Ничто. Обещания мои останутся обещаниями, без оправдания какого-либо.
"Если вам, милостивые государи, неинтересно на моей лекции, можете уходить". Горелов, единственный из нас, подошел к нему и сказал: "Неинтересно. Но как уйдешь – стипендия сгорит".
17 января.
Воспоминание о 54 годе, лето, мы в Гашенке, на полевых работах. В обеденную жару бабы и мужики бегут к пруду искупаться. Нинка Озерова купается нагишом. Председатель колхоза стыдит ее с берега. Она стоит по колено в воде и отвечает:
– То ли тело у меня некрасивое?
Председатель мнется и неотрывно смотрит на Нинку.
– То ли стыдно на красоту мою смотреть?
Председатель мнется.
– А, мужики жен побросают? Они худосочные у них. А, ладно, одеваюсь, – она идет величественно на берег. Юная Саския.
Председатель как собачонка заглядывает Нинке в глаза.
18 января.
"Блеск и нищета куртизанок" – поговорка дуры, вызревшей, чтобы к месту и не к месту употреблять эту сентенцию.
9. И снова танки пляшут на дорогах, и снова пушки стынут на дорогах, наматывая пыль и километры на серые, холодные колеса… А я один – я никому не ворог! Мне только бы дышать тоскою плесов и сына гладить легкими ладонями, с друзьями расставаться, не жалея о том, что не друзья уже – а прошлое. И говорить в глаза лишь то, что понимаешь. Но снова ты зовешь – в упряжке кони, спеши в седло, мгновенье прозеваешь. А жерла смотрят темными провалами и жаждут похоти. Ах, зарости мой путь седыми травами в воспоминанье о пехоте.
Так отозвались военные сборы.
19 января.
10. Люся выходит замуж… – это строка давнишнего приятеля-одноклассника заставила его недоуменно оглянуться.
"Люся выходит замуж" – это непостижимо, это Бог знает что такое.
Спустя три дня, утром, он сел за стол и сначала, от утренней неумелости в руках, писал плохо, а потом все увереннее, и писал весь день. Он шаг за шагом припомнил прогулки с девочкой по теплому городу, – именно об этой девочке было написано сейчас просто и неправдоподобно: "Люся выходит замуж". Он не бросил читать газеты, ходил на лекции, но стал курить много и невпопад, перед обедом или отпрашиваясь с занятий.
Я увидел его в минуту, свободную от друзей и книг, и ужаснулся и понял, как это страшно и весело получить письмо от школьного товарища, с хрустом вскрыть холодный конверт и обжечься: "Люся выходит замуж"…
20 января.
11. "Крестьянский стих Твардовского лишен интеллекта", – Рюрик Ольхон. Ой-ей.
Чтение Ганди, которого нужно читать 17-18 лет.
24 января.
12. Восстание на "Санта-Мария". Капитан Галвало, поэт или политик.
26 января.
13. Кажется, все понимают – нужен стяг, нужен лозунг. Но стяги имеют свойство линять, а лозунги засиживают мухи. Поэтому время от времени стяги и лозунги меняют. Но у нации должна быть нравственная цель, на все времена единая.
27 января.
14. Бомарше. Граф: Благодаря способностям и уму ты мог бы выдвинуться по службе.
Фигаро: Выдвинуться благодаря уму? Ваше сиятельство смеетесь надо мной? Будь посредственностью, низкопоклонствуй и добьешься всего.
Граф: Пришлось бы только немного заняться политикой под моим руководством.
Фигаро:… Претворяться не знающим того, что тебе известно, знать все, что тебе неизвестно, слышать то, в чем ничего не понимаешь, пропускать мимо ушей то, что понимаешь, в особенности быть в состоянии делать то, что свыше твоих сил, часто делать большую тайну из того, чего нет надобности скрывать, запираться, чтобы очистить перья, и казаться глубокомысленным, когда в тебе, как говорят, хоть шаром покати, плохо ли, хорошо ли разыгрывать персону, плодить шпиков и оплачивать изменников, размягчать печати, просматривать письма и стараться важностью цели оправдать ничтожность средств – вот и вся политика: умереть на этом месте…
Снова Фигаро:… Мне ответили, что во время моего экономического уединения в Мадриде установилась система свободной продажи всего, чего угодно, даже произведений печати, и что если я не буду в моих статьях касаться власти, религии, политики, морали и должностных лиц, обществ, пользующихся доверием, оперы, других спектаклей, ни кого, кто имеет отношение к чему-либо, я могу свободно печатать все, под надзором двух или трех цензоров. Для того, чтобы использовать такую сладостную свободу, я выпускаю объявление о повременном издании и, не желая идти по следам других, называю его "Бесполезная газета"…
28 января.
16. Выговор по всем линиям – и не трогает. Потому что ложь, придумано неизвестно зачем, может быть удар по беристам. Жалко Колю Макарова.
1 февраля.
17. Наша статья "В роли оповестителей" в "Восточно-Сибирской правде", хоть боком задеть Пертцика.
2 февраля.
18. Они стоят в коридоре. Она говорит ему: "Но, Миша, я хотела на праздники к маме съездить, и дома меня ждут". Асеев делает строгое лицо и отвечает: "Ты раньше говорила, у тебя нет партийного поручения. Вот тебе поручение – на празднике следить за порядком в общежитии" – "Но, Миша, это вовсе и не партийное поручение, а какая-то бяка. И мне так охота домой, а в общежитии вон сколько народу остается, дай кому-нибудь эту просьбу".
Лицо у Миши Асеева надувается, я впервые вижу его таким, ему верно меня стыдно (а я специально не ухожу), но он шипит дивчине: "Ты попросишь у меня потом общественную нагрузку, попросишь еще"…
Февраль.
19. Первый корпус университета. Здесь когда-то говорились медленные речи, а теперь сплошной треск.
20. Дарлинг, социалист, вернувшийся в природу, – герой "Путешествия на "Снарке". Эволюция Джека Лондона.
21. Ганди и Уитмен – близки по ощущению человечности, по абсолютному духу, что ли.
22. Паустовский. Это красивое скольжение – не равнодушие ли? Но он завораживает, он умеет приковать к вязи слов – о смысле мало думаешь, музыка ведет.
23. Зато после Паустовского учебники наши не читаются совсем – цитата на цитате, после ухоженного пруда да в болото с тиной.
24. Илья Эренбург хорошо пишет о Марине Цветаевой и цитирует стихи ее.
25. Москвитин по угрозыску приносит дурные вести то об одном, то о другом. Пертцик изнасиловал домработницу, "дело" замяли, пострадавшая получила солидную взятку, и герой наш цветет. Но перед студентом Москвитиным стелется.
Письмо от Наташи Опариной, студентки архивного института: она училась в 121 московской школе, Пертцик преподавал у них конституцию и историю. Внезапно статья в "Вечерней Москве" (подделал диплом), и Пертцик исчез с горизонта, чтобы появиться у нас и процвесть. Кандидатом наук он уже стал, станет и доктором. Типаж.
20 февраля.
26. С Колей Макаровым в обкоме партии у А. С. Макарова, завотделом науки. Я объяснил суть дела: мы обидели студентовкоммунистов, назвав их демагогами, мы взяли свои слова обратно, да, при этом мы были выпивши. Но Николай Макаров один из лучших студентов факультета, и может быть не стоит его отчислять из университета.
А. С. Макаров поднялся из-за стола и стал кричать. Мы переглянулись и пошли. Он вслед нам закричал: "Без меня вы все равно не уйдете, я должен подписать пропуск, так что не торопитесь"… – и вопли продолжил. Стояли и терпели рык борова.
Коля уходит рыть землю.
21 февраля.
27. Саня Скшидло говорит, что год, два надо отдать газете. А. Санин, Вампилов, Феодал с гитарой. Смеялся. Чувство языка: феодал с гитарой. Сцены.
26 февраля.
28. Итак, Люся Зимина выходит замуж. Ох, Люся.
29. Из русаков я совсем не читал Достоевского и "Самгина" Горького. Подступы не увенчались успехом.
30. Устьянцев, какой сгусток силы и красоты. Геолог. Вторая встреча.
Неужели и он когда-нибудь состарится и умрет.
31. Сегодня во сне брат Вадим, погибший в Порт-Артуре девятнадцати лет. Во сне он уже лысеет, и сутулый.
32. Завтра Байкал, Слюдянка, районная газета. С юриспруденцией наконец-то покончено.
19 марта.
33. "Чтоб больше не быть одиноким", Элюар. Только одна строчка. Стих – умозрителен.
21 марта.
34. Александр Николаевич Охонин слушает меня, мигая, а я говорю: все это, мягко выражаясь, называется комвраньем – рабкоры, которые не умеют и не желают писать в газету, мы пишем за них, ставим их имена и платим гонорар, сплошная липа. И Иван Тимофеевич Мусаев, специалист по липе, пишет за "своих" авторов годами, – где же здесь малая хотя бы правда?…
Через день я был вынужден все равно дописывать материал, не сделанный автором, но материал пошел не под моим именем.
Начало горькое.
Апрель.
35. Комната в общежитии на "Перевале", я совершенно один. В душе оттепель.
Космос. Конец насилию? Вышел из редакции на улицу, останавливал прохожих, говорил: "Наш в космосе", – смотрели отчужденно, один сказал прямо: "Новость, считаешь? Глупость одна. На земле не управились, теперь полетели там беспорядок наводить". Я обозлился даже: Слюдянка ты заштатная, – подумал.
Апрель.
36. Гусары-водители мотороллеров. Сокольников.