МИХАИЛ (чуть важничая). Вакации, Федор Иванович. Малая родина. Запах полыни. Милые лица чалдонов. Вот Алеша… (возвращается Алексей). Лоб в лоб встретились на Большой. Странно, вы садовник.
АЛЕКСЕЙ. Читайте булгаковскую "Белую гвардию" (озорно глянув в глаза обоим, на память)… "У нас в России чаще всего так и бывает. Всю жизнь человек занимается правоведением, а к концу жизни оказывается, что он страстный садовник и горит любовью к цветам"…
Все трое смеются. Алексей ставит чай. Садовник мостится, опираясь на посох.
САДОВНИК. А к концу жизни страстный садовник и горит любовью к цветам…
МИХАИЛ. Догадываюсь об истинных причинах вашего ухода. Но я считаю (высокопарно) надо оставаться. Вы сами учили нас…
САДОВНИК. Я никогда не учил вас.
МИХАИЛ. Как? Вы были нашим лучшим учителем!
Садовник тоскливо смотрит в зал идет к авансцене и вновь мостится, на другой табурет.
АЛЕКСЕЙ (Михаилу). Отец скептически смотрит на педагогическое поприще (разливает чай). Сплошные неудобья, Миша. На неудобьях укоса не предвидится. К столу, папа, Миша!
Садовник остается на месте.
МИХАИЛ. Он может как угодно смотреть на собственные педагогические поиски. (В этом "Он" резанет слух отчужденность Михаила от Поскониных, его посторонностъ). Но само присутствие его в школе создавало… (ищет щегольское слово) духовную ауру, духовное поле. А ты говоришь – неудобья. Мы шли в школу и знали – там Федор Иванович. И даже когда его не было на уроках – он был. А он взял и ушел. Как просто.
АЛЕКСЕЙ.Отец не уходил из школы.
МИХАИЛ. Ну так я что-то не понимаю. Ребят расспрашиваю – отмалчиваются. Значит, и они не понимают. Да и трудно понять, Леша (он встает). А здесь, что же, ваша дача? Или летнее опрощение интеллигента?
Садовник боком, незаметно покидает дом.
МИХАИЛ (вслед Садовнику). Из принципа не остался историком? Или просил директорство – а не дали?
АЛЕКСЕЙ. Да что ты, право, так высоко. (Вдохновенно лжет). Просто отец влюбился.
МИХАИЛ. О, если так, это потрясающе! И кто она? Знатная особа?
АЛЕКСЕЙ. Ее мать окончила наш институт благородных девиц.
МИХАИЛ. Он простой учитель губернской гимназии, да? Неразделенное чувство?
Алексей кивает согласно.
МИХАИЛ. Бедный Федор Иванович! Он, наверное, забросил Урийскую свою дидактику.
АЛЕКСЕЙ. Он ушел в жуткий загул, дом и школу оставил (сейчас Алексей не лжет, и потому Михаил слушает его с тревогой). Я отыскал его в Шанхае… Если бы это было возможно – показать район типичной Нахаловки, дома-засыпушки, дымы из труб, кривоколенные переулки, белье на проволоке, шаткую походку двух мужиков и бабу подвыпившую, орущую на мальчишек.
АЛЕКСЕЙ. Как ребенка я взял его за руку, привел сюда. А тут сирень цветет, пчелы жужжат, теплая земля. Да ты же помнишь, как мы в Ботаническом саду на летних каникулах…
МИХАИЛ. Еще бы, сказочная пора. Я спрашивал себя тогда – почему нам, именно нам, фатально повезло. И что это за Дидактика, при которой нет скукоты, а восторг в горле и, главное, в сердце, да-а. А как он бывал привередлив и строг!
АЛЕКСЕЙ. Ты сейчас напридумываешь, затосковал в привилегированном своем институте.
МИХАИЛ. Затоскуешь. Дети одних прохиндеев, маленькие такие прохиндейчики. (Вспоминая снова). А Федор Иванович нас вел! К большой, открытой площади. Вьюга слепит очи… Женщины прощально машут…
АЛЕКСЕЙ. Экая чушь. Единственное, что он вселил в меня – музыку…
Пауза. Они вслушиваются в дальнюю мелодию.
МИХАИЛ. Озноб по спине! И тревога.
АЛЕКСЕЙ.Не вижу, что озноб и тревога остались с тобой.
МИХАИЛ (вспыхивая). А с тобой?
САДОВНИК (внезапно появляясь в окне). Алексей, не засиживайся с гостем. Надо корчевать сливовый участок.
МИХАИЛ. Учитель выпроваживает ученика.
САДОВНИК. Те сорок старинных монет, что подняли мы вчера в корневище, ты куда положил, Алеша?
АЛЕКСЕЙ. А… я унес их в новые посадки (глядит с легкой усмешкой на Михаила), подальше от соблазна.
МИХАИЛ. Богато живете. Что ж, я пошел, Федор Иванович, надумаете в Москву…
САДОВНИК.Не надумаю.
МИХАИЛ. А вдруг… рукопись повезете…
АЛЕКСЕЙ. У отца нет никаких рукописей.
МИХАИЛ. Как знаете.
САДОВНИК. Сын, догоняй. Жара спала, солнце пошло на закат. Надо поработать (уходит).
МИХАИЛ. Изгоняет. Странно.
АЛЕКСЕЙ. Не сердись. Он не в себе.
МИХАИЛ. Не надо, Алексей Федорович. Он слишком в себе. Апостол. Праведник.
АЛЕКСЕЙ. Перестань, Миша. Забредай погодя. Он отойдет, смягчится. Лучше в субботу, к вечеру. По субботам мы дома, и приходят наши… Миша. Ваши… приходят. Заходи и ты, Мишель. Чужак.
Они выходят, скрипнет дверь веранды или калитка. В окно вновь показался Садовник, он вслушивается и перекидывает ногу через подоконник. Сидит на подоконнике.
САДОВНИК. Жизнь отжита, дружок. Будем бежать легкомысленных взоров. Таить клады. Молчать. (Выкриком). Я устал. Хочу молчать.
Он несколько странно посмотрел в верхний угол комнаты и сказал диковинную фразу: "Мы договорились. Я соблюдаю договор, а вы?…"
Садовник перебирается в комнату, стоит перед портретом бородатого человека.
АЛЕКСЕЙ (тоже внезапно появившись в окне). Я так и понял, отец. Но зря ты пересолил. Миша благоговейно к тебе…
САДОВНИК. Благоговейно… Не верю я в ваше поколение, Алешка. На корню захилело.
АЛЕКСЕЙ (в окне). А в свое ты веришь?! (Вспылив). Не трогай мое поколение, суди свое.
САДОВНИК (исповедально). Моего поколения нет. Оно кончилось. Последним был Вампилов. И все. Шаром покати.
АЛЕКСЕЙ. А этот-то, идеолог русской партии?
САДОВНИК. Этот? Попомни, и его соблазнят чечевичной похлебкой. А устоит – один в поле не воин.
АЛЕКСЕЙ. По твоей дидактике и один воин. Если воин.
САДОВНИК.Давай-ка испьем чайку.
АЛЕКСЕЙ (наливает в стаканы чай). Хочу сказать тебе… Отец, а мне третий десяток пошел. Бездна лет.
Садовник смеется.
АЛЕКСЕЙ. Двадцать лет. Гора, небольшая, но гора, и вся в надолбах. Я студент исторического факультета…
САДОВНИК.Я думал, у нас съезды исторические, но оказывается – и факультеты исторические.
АЛЕКСЕЙ. Заноза ты. Прости. Факультета истории.
САДОВНИК.То-то. Язык вышелушили. А на оскопленном языке пытаются толковать отцы и дети.
АЛЕКСЕЙ. Ох-ох-ох! Если у нас есть добрая воля, мы дотолкуемся и на этом языке, по одежке протянем ножки.
САДОВНИК. Не верю я в ваше поколение. Ни сохи, ни елани, ни идеалов, ни красоты, все пусто и ничтожно. Сплошная дискотека, а потому говорить не о чем – если пусто.
АЛЕКСЕЙ. Наши дискотеки приличнее ваших ханжеских танцев. Пусто… А у вас густо?…
Алексей бросается к подушке, достает из-под нее том с золотым тиснением, протягивает отцу.
САДОВНИК. Ну, читаешь Карамзина, и что из того? Нынче модно читать Николая Михайловича.
АЛЕКСЕЙ. А ты спроси, где я добыл "Историю государства Российского"!
САДОВНИК.На факультете, поди.
АЛЕКСЕЙ. Угадал. В пыльных шкафах на кафедре русской истории.
САДОВНИК.Что ж, сие, голубчик, делает честь кафедре – есть Карамзин, предание живо.
АЛЕКСЕЙ. А кто завкафедрой? Твой однокурсник, ровесник твой…
САДОВНИК (самодовольно). Что ж, голубчик…
АЛЕКСЕЙ (передразнивая). Сие, голубчик… Да, а кто разработками, раскопками по декабристам ведает?
САДОВНИК. Доктор Поваль, уважаемый ученый, сорок лет на кафедре.
АЛЕКСЕЙ. Ну, так смотри! Смотри! Смотри!
Он показывает отцу два тома, старинных, Карамзина.
САДОВНИК. Этого не может быть, Алешка! Неразрезанный Карамзин!
АЛЕКСЕЙ. Вот оно, ваше поколение!
Садовник закрывает лицо ладонями, потом лицо его твердеет.
САДОВНИК. Утешимся, что отказались от сомнительной чести работать на этой кафедре. Не заносись, Алешка, и не хвастайся, что первым за все эти смутные годы…
АЛЕКСЕЙ. Я, отец, совершил оплошность. В аудитории показал ребятам…
САДОВНИК. А-я-яй! (смеется). А, чтоб их перекосило! Сибирская школа историков! (Встревоженно). Но как бы худо тебе не стало? Ведь донесут, оскорбятся…
АЛЕКСЕЙ. А дискотеки наши… У нас проще и честнее.
САДОВНИК (грустно). Иная простота хуже воровства.
В этот момент из сада доносится гул падающего дерева и крик птицы. В крике отчаяние.
АЛЕКСЕЙ. Сад живет.
САДОВНИК. Сад умирает. (Поднимает голову и кричит). Эй, где вы?!
АЛЕКСЕЙ. Что с тобой, отец? Или ты безнадежно стар и оттого не понимаешь, куда клонится…
САДОВНИК. Уже много лет я наблюдаю, куда клонится белая береза.
АЛЕКСЕЙ. И куда она клонится?
САДОВНИК. В позапрошлом году наши ботаники привезли из государственного парка березовые ветви и приживили к стволу, там, в дендрарии. Каждый день я смотрю, как стоит на ветру береза и машет государственными ветвями.
АЛЕКСЕЙ. Но я не береза, к которой приживлены чужие ветви. У меня все свое, от родителей моих. Как и у Насти. Она шлет тебе привет и вообще извелась. Так если тебе что-то не нравится – это твое, отец. Тебе не нравится твое.