Похорошел и преобразился сам город Паранойев. На въезде красовалась десятиметровая фигура Ноя из той же универсальной бронзы – подарок известного московского скульптора. На старце только набедренная повязка, в одной руке топор, а друга приложена ко лбу, на голове боевое оперение Первоначально скульптура предназначалась американским индейцам, но что-то у известного скульптора с индейцами не срослось. То ли трубку мира не выкурили, то ли топор войны не закопали, а бронзы израсходовано было не одна тонна. Поэтому ничего не оставалось делать, как преподнести это монументальное произведение в дар городу Паранойева. За это творческое бескорыстие скульптора произвели в звание "почетного гражданина" города и выделили несколько сот гектаров земли, на которой новоявленный почетный гражданин пообещал для жителей города и района построить паранойевский Нойеленд, в котором будет воссоздана история всемирного потопа в масштабе один к пятидесяти. Еще он пообещал, что проект будет очень рентабельным. Нужно будет много воды и "каждой твари по паре". А пока был заложен памятный камень в стройку века и сложившейся традиции вырыт котлован для потопа. Место будущего Нойеленда было обнесено огромным забором. Забор поглотил львиную долю местного бюджета, поэтому управление культуры из ссыльного места превратилось в расстрельное. Через год дожди, бездомные собаки и наглые утки обозначили первые контуры Нойеленда. Приехавший в город скульптор провел экскурсию для местной власти во главе с Чапаевым. "Смотрите, говорил он чиновникам, – главное сделано. Потоп и твари есть. Осталось построить небольшой причал и запустить с десяток ковчегов. Каждый пришедший в парк сможет попробовать себя в роли Ноя. Я уверяю вас, продолжал скульптор, – что уже завтра предприниматели выстроятся в очередь, чтобы ему разрешили здесь поставить кафе или магазин. Представляете, какие деньги потекут в районную казну. Через месяц я привезу чертежи пристани и ковчегов, а нам только останется их сделать". Больше скульптор в городе не появлялся. Рассказывают, что все-таки с индейцами у него сладилось.
Похорошело и здание администрации. Над входом появился бронзовый барельеф Ноя, а в каждом помещении небольшие бронзовые бюстики. А переименование улицы Коммунистической в Ноевскую сделало окончательно невозможным возврат к прошлому. Стали традиционными и очень популярными ежегодные ноевские чтения, которые проходили только летом, так как заключительный день чтений участники проводили обязательно на мемориале в Нойке. В теплой, как парное молоко, воде участники чтений, катаясь на лодках, ощущали себя сопричастными к ноевским временам, а, чтобы полностью соблюсти достоверность эпохи, отказывались от какой-либо одежды. Утром, обессилевших от ночных прогулок участников чтений, сразу отвозили на вокзал. Тех же, кто желал продолжение банкета, оставались на партийное крещение водой.
Скоков в должности директора затосковал. Зимой – по своему дому – развалюшке, который снесли за ненадобностью, летом – по шалашу, в котором поселился бронзовый Ной. Иногда, когда напивался, но тоска не уходила, брал он из шалаша бронзовую тушу Ноя, шел с ним на высокий берег реки, усаживал рядом и начинал с ним вести разговоры по душам.
– Ты дед не по – людски со мной поступил, раз. Живешь в моем шалаше, два. Лишил меня общения с людьми, три. Ведь кроме тебя и этих придурков – партийцев я никого не вижу. Не с кем выпить, не с кем рыбы половить, чтобы потом ушицы сварганить. Все из-за тебя дед.
– Ты, внучок не сердись на меня, – отвечал Ной, не поднимая головы. – Думаешь, я рад, что оказался здесь. Потревожили мое одиночество, притащили сюда. Зачем?
– Как зачем? – удивлялся Скоков. – Ты – наша теперь национальная идея. Ты – свет в наше светлое будущее. Да и потом всем хочется денег заработать, а ты очень продаваемый товар. Знаешь, сколько Шмелев денег отвалил, чтобы поставить здесь магазин? Немерено денег раздал, а уже свое бабло отбил. Дом себе новый строит, жену сменил. А ты говоришь зачем? На меня посмотри. Домик мне дали. Зарплата стабильная, которая постоянно индексируется. Мобильник вот на шее висит. Говори, не хочу. Правда, звонить мне некому. А эти придурки с какой радостью уши развешивают, слушая про то, какой ты был замечательный. Человек – ковчег. Зачем тебя притащили понятно. Не понятно, что я здесь делаю.
– Тоскуешь?
– Тоскую.
– И, я тосковал. Вот также сидел на берегу по ночам, как мы с тобою сегодня. Пока плавали, было душевное спокойствие. А, как поселились на суше, тоска меня стала одолевать. Понять не могу: "Почему"? С божьей помощью спаслись, жена дети рядом. Со временем внуки пошли. Плодились и размножались. Мне в ковчеге было гораздо лучше, чем на земле. Я даже один раз напился, как ты.
– Ты напился? – удивился Скоков.
– Только это я потом уже понял, когда проснулся.
– Откуда выпивку взял?
– Я внучок, не только человечество спас, но и вино изобрел. Я не знал, конечно, что у меня из винограда такой напиток получится. Выпил целый кувшин. Так мне хорошо стало.
– А дальше что?
– Что, что дальше? Напился и заснул. Проснулся от смеха. Сын мой младший со своими детьми надо мной потешается. Показывает им на меня пальцем и говорит: "Смотрите, дед ваш совсем ополоумел. Голый на земле валяется". Я, действительно, когда выпил, всю одежду с себя скинул. Жарко стало. Ты же знаешь, как вино действует?
– Знаю, знаю.
Проснулся я от смеха. Так мне обидно стало. Я им всем жизнь дал, а они надо мной потешаются. Встал я и говорю сыну: "Каким бы смешным я не выглядел, нет у тебя права надо мной насмехаться". Проклял я сына и весь его род, сделал их рабами.
– Это как негры в Африке?
– Нет. Внешне они были свободны, богаты. Были среди них и цари, и полководцы.
– Какое же это рабство. У нас вся страна согласилась бы быть такими рабами.
– Вы такие и есть.
– Наверное, ты прав дед. Мы такие. Но и ты, получается не совсем праведник. Напился, близких людей проклял.
– Может быть, и не праведник. Но после того случая, тоска ушла навсегда, а к вину я больше не прикасался.
– Молодец, Сила воли есть. А меня нет. Будешь со мной?
На этом месте разговора Скоков предлагал Ною выпить. Тот отказывался, и Скоков выпивал один.
– Меня, наверное, так с бутылкой и похоронят, – продолжал Скоков разговор. – Она и спасительница, и губительница моя. Тебя мучает совесть, что ты жестоко с сыном обошелся?
– Нет. Не должен сын над отцом насмехаться.
– А меня мучает, – Скоков выпивал еще один стакан водки, уже не предлагая Ною. – Не просто мучает, а кошмары снятся. Особенно, когда не совсем пьяный заснул. Я человека убил. Два с половиной года назад. Продавщицу в магазине. Только за то, что отказалась мне водки без денег дать. Представляешь, убил, а меня не поймали. Все улики были против меня, а доказать не могли. Сначала хотел сознаться, но испугался. Сумел оправдаться, пьяной овечкой прикинулся. Продавщицу мне ту не жаль. Мне себя жаль, что из-за этой стервы мне покоя нет.
Скоков выпивал еще стакан и тут же засыпал. Ной бережно поднимал его на руки и относил в шалаш. Так происходило каждый воскресный вечер, когда Скоков позволял себе напиваться до полного беспамятства. По понедельникам музеи не работают.
2006–2012 гг.
Предприниматель без образования юридического лица
Глава первая ПБОЮЛ Грибов. Все будет хорошо
Ноги ватные, колики в сердце, голова в тисках – это было уже привычным состоянием для предпринимателя без образования юридического лица Грибова Алексея Николаевича. Настолько привычным, что организм его не выдержал, и ПБОЮЛ Грибов умер на рассвете в пятницу, двадцать второго декабря в день зимнего равноденствия в возрасте сорока трех лет. Он надеялся умереть двадцать четвертого, в воскресенье, но не получилось. И все-таки везенье вернулось к нему: умер в своей постели, лежа на спине и, уставившись глазами в потолок. Потолок был изумительно белый, слегка раскрашенный желтыми бликами уличного фонаря. Он умер настолько тихо и незаметно, что жена, спящая рядом даже не почувствовала теперь уже вечное его отсутствие. Настолько не заметила, что, проснувшись, пошлепала на кухню готовить мужу завтрак.
ПБОЮЛ Грибов не любил пятницу. Он вообще в последнее время не любил дни, когда надо было выходить из дому, поэтому он ненавидел все дни недели, жалел себя и очень хотел вернуться в прошлую жизнь с гарантированной зарплатой и душевным спокойствием, хотелось стабильной бедности. То, что у нас называется предпринимательством, сделало его еще беднее и несчастнее. Может быть, и были несчастнее. Чужие несчастья могут мимолетно порадовать, но сделать счастливее, вряд ли. Грибова настолько "забили" собственные проблемы, что окружающий мир его уже мало интересовал. Он даже не предполагал, что когда-нибудь пределом его мечтаний станет избавление от магазинчика, который арендовал уже несколько лет. Магазин свой он также ненавидел, как и дни недели. Но при этом очень ясно понимал, что отказаться от магазина в нынешней ситуации практически нереально. Как только он попытается отказаться от магазина придется тут же платить по всем счетам. Счетов же за эти годы набралось количество немеренное. А денег, чтобы расплатиться, у него не было. А были долги, которые нарастали, как снежный ком и достигли таких размеров, что расплатиться по ним могло помочь только чудо. Чуда не предвиделось, а наличие магазина позволяло хотя бы отсрочить оплату долгов. Вот такой был у него бизнес: не деньги зарабатывать, а выплату долгов отсрочить.
Вот так, ненавидя, всех и вся, ПБОЮЛ Грибов вылез из постели, чтобы начать свой предпринимательский день.