Семипостол ответить не успел – в кабинет ворвалась Алла с криком: "Едет, едет"!
Мужчины опрометью бросились на крыльцо и выстроились в шеренгу. Заворуев посмотрел вверх. Все в порядке: флаги аккуратно свисали с конька крыши. Из машины, остановившейся впритык к крыльцу, вышел мэр и ни с кем, не поцеловавшись, молча вошел в сельсовет. Это был очень дурной знак. Впервые мэр не перецеловался с Заворуевым. Петр Фомич сразу сник и обреченно потрусил за мэром. Следом прошли и остальные, в том числе Храпов и Татищев.
Меньшиков уселся в заворуевское кресло, Татищев и Храпов расположились на стульях у окна, а администрация осталась стоять по стойке "смирно", ожидая разрешения сесть. Мэр сесть не предложил, а сами они не решились, и весь разговор простояли.
– Что, разъебы? Просрали Чапаева, – начал разговор с сути вопроса Меньшиков.
– Мы, Александр Данилович, – замямлил Заворуев. – Мы не предполагали…
– Меня не интересует, что вы предполагали. Меня интересует только одно: "Почему Чапаев пропал в Нойке?" Какая сволочь у вас здесь окопалась? Кто под меня здесь копает?
– У нас, Александр Данилович, оппозиции здесь нет, – неожиданно смело возразил Семипостол. – На прошлых выборах все, явившиеся, голосовали только за вас. И, кто не явился тоже за вас.
– Все равно чувствую, что Чапаев здесь оказался не случайно, – аргумент Семипостола смягчил мэра. – В общем, так, даю вам три, нет два дня, – вновь ожесточился Меньшиков. – К этому сроку найдете мне Чапаева живым или мертвым. Если не найдете, вы даже предположить не можете, что с вами сделаю. Ясна задача?
Администрация бодро закивала головами.
– Действовать тихо и осторожно, – начал инструктаж мэр. – К поискам привлечь только самых надежных и проверенных людей. В помощь вам останутся вот они, – небрежно показал мэр на Татищева и Храпова. – Обеспечить жильем и кормежкой. Понятно? Виктор Ильич, гроб выгрузили из машины? – отдавал мэр команды.
– Да, должен уже в приемной стоять, – ответил Храпов.
– Замечательно. Есть куда Чапаева положить. Когда выносить гроб будете, помните – вперед ногами. Все. Я уехал. Провожать не надо, сам дойду, – остудил порыв присутствующих проводить его Меньшиков.
– Значит так, поселим вас в нашем гостевом домике. Завезем продукты. Готовить придется самим? Не возражаете, Петр Алексеевич? – обратился Заворуев к Татищеву, с которым был немного знаком.
– Как скажете. Вы же хозяева. А мы только гости. Так ведь, Виктор Ильич?
Храпов согласно кивнул.
– Отлично, – искренне обрадовался Петр Фомич. Хоть что-то сегодня удалось решить. – Сейчас Алла вас проводит. Немного с дороги отдохнете, а через полтора часа жду вас у себя. Алла, – позвал он секретаршу.
Алла вошла в кабинет и, посмотрев на Татищева, удивленно вскрикнула: "Петя! Петр Алексеевич".
– Алка, как я же тебя сразу не узнал, – обрадовался Татищев.
– Постарела, наверное, – потупилась Алла.
– Да, нет. Просто все на бегу было. Как твои дела?
– Хорошо. А твои?
– И у меня неплохо. Во сколько заканчиваешь?
– В шесть.
– Я тогда забегу. Не возражаешь?
– Нет.
Лет двадцать назад Татищев тогда еще молодой корреспондент "Паранойевской правды" по заданию редакции пробыл несколько дней в Нойке. По рангу гостевой домик тогда ему был не положен, и его определили жить в дом к Алле, точнее к ее родителям. Дело было летом. Алла окончила школу, а Петр Алексеевич – выпустился только из института. Поездка в Нойку было одним из первых его редакционных заданий. Гость из райцентра для жителей Нойки был почти столичный гость, да еще к тому же журналист, которого председатель колхоза возит исключительно на своей машине. И Алла, и Татищев были молоды, не обременные ни годами, ни заботами. Уже в первый же день они прониклись друг к другу симпатией, и в тот же вечер отправились на речку купаться. Был конец июня с его безумно короткими и теплыми ночами. Они плескались и дурачились в воде. Татищев подныривал под Аллу, невзначай, касаясь самых потаенных мест женского тела. А потом случилось то, что должно было случиться. На берегу они одни, с минимумом одежды на теле. Все произошло на удивление так легко и быстро – сказывалось отсутствие опыта, что даже не успели испытать смущение от случившегося. Все последующие четыре дня, что Татищев был в Нойке, они каждый вечер ходили на речку. За статьи о Нойке Петр Алексеевич был награжден почетной грамотой райкома партии. До сегодняшнего дня в Нойке он больше не бывал.
Василий Иванович Чапаев третий день пьянствовал со Скоковым на берегу речки. У Скоки здесь был шалаш, в котором он жил с мая и почти до ноября. Скока всегда с нетерпением ждал первого тепла, чтобы уйти на речку. Это время включало для него лучшие отрезки жизни, когда он хоть кому-то был нужен. Все лето в просторном шалаше колготились люди. Это были и дачники, которым Скока показывал рыбные места, так как давно было известно, что там, где Скока всегда хороший клев рыбы. После рыбалки с дачниками варил уху и вел обязательные беседы со столь же обязательной выпивкой. Затем все напивались до бесчувствия. Слава о рыболовных способностях Скоки вышла далеко за пределы райцентра. К нему даже приезжали столичные рыболовы на выходные. Закусить ухой из наловленной рыбы и не спешить домой на ночь, это же ни с чем несравнимый кайф. Приходили к Скоке и местные мужики, чтобы сразу напиться до бесчувствия. Жены не только не обижались на Скокова, но даже где-то были ему благодарны. Если муж пошел к Скокову, то можно быть спокойной – никуда не денется, рано или поздно протрезвеет и вернется домой. Кто-то трезвел на следующий день, а кто-то задерживался и на неделю.
Чапаева Скока нашел на берегу в пол километре от своего шалаша. Василий Иваныч находился в том самом бесчувственном состоянии, так как хорошо знакомом Скоке, поэтому из чувства сострадания он и перетащил тело Чапаева к себе в шалаш.
Чапаев был хороший вице – мэр, правильно понимавший, что по сравнению с мэром он никто и ничто. Даже редкие, но глубокие запои характеризовали его положительно. Разве такой человек может быть врагом мэра! В теплые дни Василий Иваныч любил ходить на работу пешком – хорошая физическая нагрузка, а заодно и на порядок в городе посмотреть. Тем более, что Василий Иваныч курировал в городе чистый воздух, и раз в неделю на планерках отчитывался о динамике чистоты воздуха. Меньшиков любил отчеты своего заместителя – всегда с красочными графиками, столбцами цифр и соответствующей цитатой из классики.
За два дня до описываемых событий, уже на подходе к зданию администрации, Чапаеву нестерпимо захотелось выпить. По всем признакам он понял, что дело идет к запою. Василий Иваныч расстроился, так как хотел подгадать очередной запой к отпуску через две недели. "Попрошусь у шефа в отпуск с завтрашнего дня, – моментально принял он решение, резко развернулся и направился к ближайшему магазину. Взял две бутылки водки, потом поймал машину и поехал на речку, подальше от любопытных глаз. Спустился к Нойке, сел на берегу, предварительно переложив деньги и документы из пиджака в карманы брюк. Водилась за ним такая привычка – пиджак забывать, налил в пластиковый стакан водки, отщипнул корочку черного хлеба и вошел во внеплановый запой.
– Пить, пить, – застонал Чапаев, очнувшись в шалаше. Скока заботливо подал ему бутылку с минералкой. Странный у него сегодня гость. Не здешний и без удочек. Чапаев поднес бутылку к губам, но через мгновение с брезгливостью ее отбросил.
– Водки хочу, – уже более окрепшим голосом сказал он.
– Я тоже хочу, но где ж мне ее взять? – спросил Скока.
– Сходи, купи.
– Деньги давай.
– Сейчас, – Чапаев перевернулся на живот и не без напряжения достал из заднего кармана бумажник. – На, возьми, – он вытащил из бумажника тысячную купюру. – На все бери, чтобы десять раз не бегать туда – сюда.
– На все? – не мог поверить такой щедрости Скока.
– На все, на все, – подтвердил Чапаев. – Только хорошей водки возьми. И закусить что-нибудь.
После выпитого первого стакана Чапаев сладко потянулся и произнес: "Жизнь восстанавливается".
– Тебя как зовут? – после паузы спросил он Скокова.
– Скока.
– Что ты мне кличку свою называешь. Я спрашиваю, как тебя зовут.
– Сашка, – после некоторой заминки ответил Скоков, так как не сразу сообразил, о каком имени речь.
– Александр, значит. А меня – Василий Иванович. Ну, наливай, Александр. Выпьем за знакомство.
Ты хоть знаешь Александр, с кем пьешь? – спросил Чапаев, которого начало "развозить на старые дрожжи".
– Какая мне разница? – беспечно ответил Скока. – На рыбака ты не похож. Без удочек и пьяный уже был, когда я тебя нашел. Может, приблудился, а, может, из тюрьмы сбежал. Какая мне разница? – повторил он.
– Как какая разница? – рассердился Чапаев. – Может быть, я – маньяк, убийца, который при попустительстве таких, как ты, разгуливает на свободе. Ты прежде, чем со мной водку хлестать, должен был с меня документы потребовать.
– Зачем, ты на убийцу не похож.
– Это почему же?
– Если ты убийца, то должен был бы меня убить, а ты денег дал на водку. Нет, так убийцы не поступают, – логически отверг Скока это предположение.
– Так я не простой убийца, а маньяк, извращенец. Сначала буду пить с тобой, веселиться, а потом убью.
– Нет, не убьешь. Мы с тобой сейчас напьемся и спать ляжем. Когда тебе меня убивать. Некогда. Давай еще по одной.
– Давай, но сначала потребуй, чтобы я тебе документы предъявил.
– Зачем?
– Так положено. Во всем должен быть порядок. Даже в чистом воздухе, – зачем-то добавил он. – Давай, требуй с меня документы.
– Ну, показывай, если тебе так хочется.