– Договорились, и еще два процента на нужды партии.
– Юрий Иваныч, это же грабеж среди белого дня. Мы ж с тобой и так в одной партии. Мне ведь тоже надо будет на нужды партии отстегнуть. Один.
– В партии, может быть, и в одной, но в отделах разных. Не жадничай, Петр Сергеевич. Вспомни Савву Морозова, он с большевиками последним делился. Полтора.
– Это не ко мне, это к Абрамовичу. Это он партии и клубы покупает. Ноль пять.
– Не скромничай. Ты, я слышал, клуб футбольный прикупил. Ноль семьдесят пять.
– Уговорил. Сам понимаешь, футболистов тоже кормить надо.
– Только из-за нужды твоих спортсменов, соглашаюсь на эти ужасные условия. Давай выпьем за твоих избирателей, пусть они порадуются за такого замечательного народного избранника, как ты.
Выйдя из ресторана на свежий воздух, мы одновременно почувствовали недопитие. В ресторан решили не возвращаться, а поехали к депутату. Посидели очень славно у него два дня. На все телефонные звонки очень мило и конкретно отвечал автоответчик: "Уважаемы коллеги, члены правительства и мои дорогие избиратели. К сожалению, в данный момент я не могу подойти к телефону". Приходя на некоторое время в себя, Петр Сергеевич говорил мне: "Видишь, нет, ты видишь, какой я человек. Ни слова лжи своим избирателям". Я видел, и мне тоже захотелось иметь такой автоответчик. Да, и Любка, точно не его дочь, так как в квартире ее ни разу не видел. Как позже выяснил, она была всего лишь дочерью заместителя министра. Ну, что делать? За неимением гербовой бумаги, пишем на простой.
Через неделю я снова встретил Любку в Александровском саду. Оттуда пошли к ней домой, с папой знакомиться. Заместитель министра оказался милейший человек, с которым, естественно, у нас оказалось очень много общих знакомых. Остаток вечера пили за помолвку, на которую папа дал согласие. Мы сразу договорились, что я буду звать его "папой", а он меня "сынком". Когда Любка отлучилась на кухню, папа пригнулся ко мне, и сказал:
– Сынок.
– Да, папа, слушаю тебя внимательно.
– Ты надеюсь, понимаешь, что я тебе отдаю самое дорогое, что у меня есть.
– Квартиру что ли. Спасибо, папа. Мне у тебя очень нравится. Завтра же перееду.
– Нет, сынок, не квартиру. Жить ты у меня не будешь. Я тебе дочку отдаю. Понял, сынок?
– Теперь, понял, папа. Люба – очень замечательная девушка. И можем вполне, жить у меня. Она сегодня же переедет ко мне.
– Зачем спешить, сынок? Я же вас не гоню. Завтра Люба к тебе переедет. Так ты понял, какое я тебе сокровище отдаю? Оценил?
– Конечно, оценил, папа. Я, наверное, за это сокровище что-то должен?
– Догадливый ты у меня сынок. Пузырь ставь…
Последними словами должны были стать "похлопочи мне перед премьером о должности министра"… Но наша нянечка с этажа Прасковья Николаевна сбила ход моих фантазий беспардонным окриком.
– Юрк, вставай. Хватит валяться. К тебе жена пришла.
Я ничего не ответил, но всем своим видом, выражая внутреннее неудовольствие, лениво поднялся с кровати. В комнате для посетителей сидела Маняша.
– Здравствуй Юрочка. Как себя чувствуешь? – Маняша привстала мне навстречу.
– Здравствуй. А что ты моей женой представляешься? Какая ты мне жена. У меня Любка жена. Только она, зараза, совсем не навещает меня. А ты все ходишь и ходишь. Чего тебе надо? – я все еще был раздражен, что так беспардонно меня оторвали от моих фантазий.
– Юрочка, я не называюсь. Это в больнице так решили. Видят, что я часто к тебе хожу. Вот и назвали.
– Ладно, ладно, – сменил я гнев на милость. Все равно, чего пришла? Только вчера была. Еще не успел все сожрать.
– Юрочка, я к тебе с плохой вестью пришла. Любочка твоя умерла. Вчера.
– Допилась, значит, – новость я воспринял равнодушно. – С отцом своим, небось нажралась.
– Она, Юрочка, случайно из окна выпала. Подошла покурить к окну, и выпала. Ты не переживай сильно. Сразу насмерть. Не мучилась бедная. Вот и пришла к тебе сегодня поэтому, чтобы новость печальную сообщить.
– А я и не переживаю. Чего мне переживать? Я знал, что такое рано или поздно случится. А хоронить-то, кто ее будет? На отца ее надежду никакой. Я здесь в больнице. Хоть и была она стервой, но похоронить все равно по – людски надо.
– Юрочка, ты не беспокойся. С похоронами я все решу. Я тут с твоим врачом говорила, чтобы тебя на похороны отпустить. Он сказал, что это невозможно, что, может быть, стресс, и весь курс лечения прахом пойдет.
– Все правильно он сказал. Какой нормальный врач из психушки меня выпустит?
– Значит, ты не будешь настаивать, чтобы тебя выпустили? – обрадованно спросила Маняша.
– А чего настаивать? Настаивай, не настаивай, все равно не выпустят. Да и привык я уже здесь. Обжился, можно сказать. Зачем мне куда-то идти? С Любкиным отцом жить? Чтобы через неделю сюда снова загреметь? – в моих словах была горечь, которую я пытался (или не пытался?) скрыть под внешней бравадой.
– Юрочка, но ты же понимаешь, что тебя отсюда рано или поздно выпишут. Ты же не безнадежный больной. Жизнь все равно как-то придется устраивать. Ведь тебе-то лет всего сорок шесть. Можно сказать, что жизнь только начинается.
– И с чего ты прикажешь мне начать новую жизнь? Я вчера на себя случайно в зеркало посмотрелся. Да с такой рожей, как у меня жизнь надо не начинать, а заканчивать.
– Да, что рожа? – Маняша весело усмехнулась. – Рожу мы наедим.
– Что значит "наедим"? Уже не ты ли меня откармливать собралась?
– А почему бы и нет. Я Юра хочу, чтобы ты ко мне вернулся. Я всегда этого хотела, – после небольшой заминки добавила она. – Жилье у меня есть, работа есть, у дочери нашей своя жизнь. Так, почему бы тебе не вернуться.
– Ты, что серьезно? – я был удивлен и смущен одновременно ее предложением. Ты знаешь, сколько мы вместе уже не живем?
– Знаю, Юрочка, знаю, пятнадцать лет. А вчера у нас могла бы быть "серебряная свадьба".
– Значит, завтра в школу?
– Да, завтра первое сентября.
– А ты, что все еще в школе работаешь?
– Работаю, Юрочка, завучем работаю.
– Ну, так что? Как тебе мое предложение?
Я некоторое время, молча смотрел на Маняшу. На дуру вроде не похожа. И говорит на полном серьезе. Зачем я ей?
– А зачем ты меня тогда выгнала? – неожиданно спросил я.
– Я думала, что ты не уйдешь, и мы опять помиримся. Где-то чего-то не рассчитала. Да и зачем старое ворошить? Я из той жизни почему-то только хорошее вспоминаю. Помню твои глаза, когда ты нас с дочкой из роддома встречал. Такие радостные они у тебя были. Мне даже показалось, что ты меня тогда немножко любил.
– Не помню, – мне не хотелось не тех воспоминаний. – А чем заниматься буду? – сменил я тему.
– Как чем? – Маняша неподдельно удивилась. – В школу ко мне пойдешь работать учителем.
– Да я уж и забыл, как школа выглядит.
– Ничего, вспомнишь. Ты же был замечательным учителем.
– Был – сплыл, – буркнул я. – Мне надо подумать. Это все так неожиданно для меня.
– Конечно, Юрочка думай. Время у тебя еще есть.
– Судя по моей голове, время у меня действительно есть. Ладно, я пошел. Устал уже. Когда придешь? – неожиданно капризно спросил я.
– Завтра приду, – успокоила меня Маняша, – Я каждый день буду приходить.
– Приходи. Все, я пошел.
– Здравствуйте. Я ваш новый учитель. Зовут меня Юрий Иванович. Давайте будем знакомиться.
– … Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики объявляю вас мужем и женой.
Я вернулся в палату и прилег на кровать. Взволнованный и взбудораженный таким разговором с Маняшей, никак не мог вспомнить то место, на котором меня прервали. Воспоминания возвращались все не те. Промаявшись минут десять, решил начать сначала.
– Товарищ президент, прибыл по вашему распоряжению. Разрешите доложить, во вверенных мне войсках…
август – октябрь 2005 года.
Паранойев ковчег
Пролог
Обычный районный город, который и не на каждой карте указан. Автомобильная магистраль, устремленная к восходу солнца, симметрично рассекает его на две половины. Ближе к трассе, по обеим ее сторонам жмутся магазины, за которыми возвышаются многоэтажки – гордость районного центра. Обе стороны дороги, словно, сестры – близняшки, которых можно различить только по вывескам на магазинах и номерам домов. Это однообразие своей нелепостью скрашивает недостроенное здание, которое еще в не столь далекие времена задумывалось, как дворец молодежи. Успели даже зарыть в землю капсулу с обращением к молодежи 21 века. Потом, когда копали котлован, капсулу по неосторожности вырыли и потеряли. Теперь здесь одно из любимых мест городских рыбаков и местных алкоголиков – одни ловили рыбу и пили, вторые собирали бутылки и тоже пили, располагаясь в окнах единственной стены дворца.
И хотя город появился еще при Екатерине Великой, исторической славы он не снискал. Не было в нем каких-то особых достопримечательностей, о которых можно было бы сказать: "Это – сокровищница нашей истории". Даже в названии города не было ничего выдающегося – Паранойев. Мало ли в России городов со схожим звучанием: Ржев, Венёв, Серпухов.