Учар понял, что он на середине Катуни. В этом месте река до середины ровная, спокойная, а дальше она станет свирепой. Столько будет водоворотов, перехлестывающихся течений, а особенно она сильна у берега, прямо вся кипит от злости, будто собирается его размыть. Там и подводные камни выставили свои острые хребты. Не дай бог на них выплыть, распорют сразу. Коряга-плывун может попасться. Но не должно так случиться; да и сила у Учара еще есть. Он может плыть даже не держась за чумбур.
"А как змея плывет, вы видели? - спрашивает отец у Каллистрата. - Я на лодке плыл и видел. У нее за щеками вздуваются два белых пузыря, которые поддерживают ее голову на плаву. Значит, ей тоже не утонуть". Каллистрат соглашается: "Не утонуть".
"Эх, Катунь родная… - думает Учар. Сколько раз я тебя переплывал. Неужели на этот раз ты меня поборешь?" В прошлом году решил однажды переехать реку на санях. Катунь только что встала, лед блестел и был прозрачен - дно просматривалось, как сквозь стекло. А будь что будет, решил тогда Учар, огрел плеткой-камчой белую лошадь, направляя ее на лед. Знал, что лошадь перед этим хорошо отдохнула, подковы у нее новые, не упадет, не остановится. Ай, какой дурак… Зачем торопился. Вечно терпения не хватает. Лед весь затрещал от берега до берега, прогнулся, темная вода: выступила на, поверхность. Учара даже пот прошиб от страха, и он принялся настегивать свою белую лошадь и орать: "Но, но! Чу! Чу!" На русском и алтайском языках ее подгонял. Лошадь и сама испугалась, дико косила на хозяина белым глазом и мчалась во весь дух. Стоило ей чуть ослабить бег, как они бы тут же провалились под лед. Когда выскочили на берег, задок у саней был весь мокрый. Сама белая лошадь долго не могла отдышаться, нервно прядала ушами и все оглядывалась на реку. Ей тоже не верилось, что выбрались благополучно.
Но как же непоседлив Учар. Жизнь его учит, учит и никак не может научить осторожности и осмотрительности. Зима стояла мягкая. В январе похолодало, реку сковало льдом, осталась полынья шириною аршинов в пять, которая никак не затягивалась. И вздумалось Учару положить на полынью две березы. Шуга, мол, задержится в ветвях, застынет, вот тебе и мостик. Срубил деревья повыше, поветвистее. На белой лошади приволок к полынье. Первую березу река сразу же затянула под лед. Вторую Учар стал продвигать комлем вперед и не заметил, как очутился в воде. Испугался сильно, но постарался успокоиться. Скинул шубу, хотел пимы снять, да не смог. Стал медленно, осторожно, хватаясь за ветки, подтягиваться к кромке льда. Трудно сказать, сколько времени прошло, пока он выполз на лед. Ох, и забегали Аграфена, Федосья и Каллистрат, увидев примчавшегося на лошади Учара, всего обледеневшего, как сосулька. Положили на кровать, укрыли горою одеял, шуб. Каллистрат налил стакан спирта, только Учар пить его не стал. А вот от чая не отказался. Почти кипяток глотал с малиной.
Наутро проснулся - свежий и здоровый.
Как ни старался Учар, а не поспевал за белой лошадью. Берег должен быть скоро - течение быстрое, сильное, да и по времени пора бы. Скорее бы берег.
- К Федосье… К Федосье, - шепчет он беззвучно онемевшими губами. - Надо сказать ей о своей любви. Сколько можно мучиться… Но как отважиться? Вдруг скажет "нет"? Как тогда жить? А Шыранкай? Тоже ведь хорошая девушка. И по ней сердце тоскует.
Тут Учар вздыбился вместе с волной и различил плавун. Тот несся прямо на него. "Только его не хватало", - тоскливо подумал Учар. Он выпустил чумбур и, не успев глотнуть воздуха, нырнул вглубь. Сучья больно царапнули тело, продирая одежду. Один из сучьев больно ткнулся в плечо, подтолкнул вниз, поволок. Грудь вот-вот разорвется без воздуха. Однако сук легко сломался, и длинное ветвистое тело плавуна прошло над ним. Учар выскочил на воздух, радуясь, что так все легко обошлось, и вспомнил про лошадь. Он огляделся, но поверхность реки была пуста. Неужели коня ударило плавуном и утопило?
"Лошадь, крылья мои… где же ты есть? Неужели коварная Катунь, видя, что не может со мной справиться, решила взять моего коня и хоть этим мне досадить?"
А силы у Учара кончались. Ночь, страхи, волнения, тот плавун и особенно потеря коня измотали его. Руки и ноги, словно ватные, едва шевелятся, воздуха не хватает, в голове гудит, не слыхать даже рева Катуни.
"Нет, нет, слышно, - грезится ему. - Что это за звуки? Да это же песня… Песня красивая, сказочная…" И оказывается, вокруг не темень, а ясный, сверкающий день! Воду расцвечивает радуга, плоть воды прозрачна, а на дне - хоровод звезд… А там, среди звезд, ярких, посверкивающих, плавает девушка с зелеными волосами. Волосы извиваются в струях, и сама она вся в блестках, вся такая трепещущая… Мягки, неуловимы ее движения. Это она поет и плывет к нему, к Учару, извиваясь в волнах, протянув к нему белые, как кусочки сахара, руки. "Ты не Федосья! Не Шыранкай!" - хочет громко закричать Учар и не может, только отмахивается от нее, безголосый, задыхающийся от отчаяния.
И в этот миг пальцы его касаются чего-то твердого, гибкого. Они ухватываются, подтягивают обмякшее тело к поверхности воды, и Учар жадно вдыхает воздух. Ноги его нащупывают скользкое, убегающее из-под него дно: В помутневшем сознании искрой проносится мысль! "Берег. Надо поднатужиться".
Девушка печально улыбнулась из глуби, перестала петь и растворилась в черной толще воды. Краски померкли, сгустились, погасла радуга, но он разглядел над собой ветви дерева.
Едва отдышавшись, он стал карабкаться на крутой берег. И только сейчас понял, что он весь разбит, перемолот, перетерт, смят Катунью. Саднило плечо и колени, ободранные о скалы, но зато он жив! Как хорошо жить!
Поднявшись на тропу, идущую вдоль берега, Учар сразу же увидел свою белую лошадь. Она поджидала его. Учар подбежал к ней, стал гладить ее. Лошадь, вся мокрая, дрожала от холода, да Учар и сам дрожал. Тогда он вскочил на лошадь, и она, не дожидаясь понуканий, пошла в сторону дома.
- Стой! - послышался вдруг резкий окрик.
Из темноты выскочили два всадника. Один из них схватил за повод и, остановил белую лошадь.
Учар даже ничего не понял. Услышав окрик, он и не думал убегать. Людей на этом берегу ой всех знал, и мало ли зачем могли его остановить. Может, хотят что-нибудь спросить. Тогда почему они так грубо ведут себя? Сзади загремели камни под копытами. Их много тут. Что они делают ночью?
"Да это же бандиты", - екнуло сердце у Учара. Он огляделся, но с места пока не сдвинулся. Внизу - Катунь, из которой только что выбрался едва живой. Рядом - голая скала, на нее и змея не заползет. Одна надежда, что темно. Можно соскользнуть со спины лошади и шмыгнуть в кусты.
- Помоги, Алтай-батюшка, - прошептал Учар, готовясь к прыжку, но в тот же миг волосяной аркан обвился вокруг него, туго стянув грудь.
- Слезай, - приказал тот, что держал лошадь за повод.
Учара сдернули на землю. Сами они тоже слезли с лошадей. Только тот, который держал белую лошадь, остался в седле. Их было четверо. Один из них приблизился к Учару и завязал ему глаза.
"Все, - подумал Учар, - теперь не вырваться. И надо же: переборол Катунь и попал к бандитам в лапы. Как несправедливо…"
Спросил:
- Что вы хотите со мной делать? Если ограбить, то зря время теряете. Часов у меня сроду не водилось. Денег - тоже. Табак не курю, водку не пью. - Проговорил и тут же с горечью подумал: "А белая лошадь, а узда-недоуздок, чумбур волосяной? Все заберут".
- Мы и у голого найдем, что взять, усмехнулся тот, что сидел на коне. Голос его Учару показался знакомым.
- Найдем, найдем, - довольно пробасил другой. Это Евлампий, у которого-маральник в верховьях. - Ты ведь вроде приемыш Каллистрата, а, парень? Так или я обознался?
- Не обознался.
- Выбирай: жизнь али смерть? - продребезжал еще один старческий голос. А это - пасечник с Марчаты Савелий. Где Савелий - там ссора и драка. Горько было Учару, но он вдруг рассмеялся.
- Чего ржешь-то? - спросил Савелий.
- Смешно, выходит, - сказал Учар? Катунь только что переплыл. Думал - утону, уж на дно тащило, еле выбрался. И тут вы. Опять смерть предлагаете. Так между смертями и хожу, выбираю. Не знаю, какая лучше.
- А жить-то хочется?
- Хочется, - вздохнул Учар. - Врать не буду. Хочется.
- Тогда выкладывай: где ключи Каллистрат прячет? - Голос тоненький, мальчишечий. Да это же Кулер! Батрак пасечника Савелия. Он одно время крутился возле Федосьи, но Каллистрат живо показал ему от ворот поворот. Если Кулер тут - хорошего не жди. Уж он-то расправится с соперником.
- Откуда я знаю? Он мне их не показывал.
- Ну, хватит, парень, - сказал Савелий и легонько ткнул острием ножа Учару в грудь - Жди нас завтра в полночь…
- Три раза сова прокричит, - подсказал Кулер.
- Вот. Сова прокричит, значит, мы уже тут. Откроешь ворота. Собак загодя привяжешь. С ключами от амбара встречай. Понял? Да гляди, не проспи. Сонного прирежем.
- А постараешься - в долю возьмем. Денежки за пазуху и кати, куда хочешь. С деньгами не пропадешь, - сказал тот, что на лошади. - Почище каллистратовского хозяйство заведешь… Но коли предашь - весь твой род вырежем… Что ты молчишь? Язык со страха проглотил? Ладно… отпустите его.
Соскользнул с груди аркан. Сорвали повязку с глаз.
Бандиты разом вскочили на коней. Копыта зацокали о камни, высекая искры, и вскоре затихло все.