Если книга не изменит жизнь хоть одного человека, подумала я, зачем же тревожиться сочинять? Три истории протекли моей жизнью; в первой я была героиней; точнее, я была сразу: героиней, послушницей, алтарем, и злым котенком, таким, живым клубком колючей проволоки; во второй истории, по причине жестокой тогдашней моей утомленности, я скорее была наблюдательницей, чем соучастницей; и к тому же предметом обожания девочки-подростка; а в третьей… писано: не клянитесь; и всё же клянусь, что - невольно; всё было уже вне моей воли; рукопись в семьдесят страниц, на дрянной машинке, не то чтобы переменила, а отменила всю мою прежнюю жизнь; чем примечательны все три истории: равенством усилия; хоть все три равенства звучали по-разному. Вы думаете: я страшусь ответа? увы. Худшая из возможностей держать ответ за причиненные другим несчастья: никогда не узнать, чем дело кончится. Мучит единственно то, что все три истории развяжутся по моей смерти. День, когда я умру, не перебивайте, будет первым днем в истории тех развязок; умереть не жутко, я измучена болезнью; не перебивайте; я говорю дело, а вы беспременно ляпнете глупость. Умереть не жалко, тот день для меня означит, что ключ пересох: много ли моих вин будет в том? Жутко другое: что без меня станется с ними? В ничтожестве испуга возникает: шёпот. Молю неведомое изъять из прошлого причину непоправимости всего, что уже происходит. Когда дети, рыдая тяжелым басом: я больше не буду; их рев означает лишь горькое сожаление: не нужно было. Когда шепчут, в смертельном испуге: не нужно было, желание будущего опрокидывается в прошедшее;…смертельного не пишут - шепчут. И ласка! Прижимают ребенка, стремясь удержать, уберечь; спасти лаской. В жутком испуге хочется ласкать; шептать: и как будто шутить, ax! не нужно было писать эту пьесу, господи, как болит голова! Извините; вам не интересно; когда так болит голова, говоришь будто в глухоте: и одиночестве. Горечь неоправдавшейся юности Катеньки: ключик к её тайне. Княгиня. Очаровательная, загадочная. Единственная из персон микешинского памятника, дерзнувшая конспирировать противу Екатерины. И потому в её распоряжении оказались Европа, и долгие годы одиночества. Мучима казнию покоя, ехала по Европе: приятельница Вольтера, Дидерота, короля Фридриха Великого, единственная в мире женщина, которую Фридрих приглашал на маневры, великий Гудон делал её бюст… и какие-то её, ещё детские, проказы: живопись в гостиницах; дурачила французскую полицию; и отвага: в бурю на море, когда дети ее испугались и плакали, решила дать им почувствовать превосходстве храбрости над трусостью, велела перестать им плакать и привела в пример матросов… велела перестать плакать; её дерзость, ледяная и высокомерная, нетерпимость к ханжеству, митрополиту Платону, что ездил в золоченой карете с шестеркой лошадей, заметила резко: Христос ходил пешком! ненавидела военный деспотизм Петра, тщеславное намерение его выстроить Петербург уже было жестокостию, и Екатерину не любила: как не любить умеет женщина. Её долгий разговор с Вольтером: не пишет, о чём; думаю, они с фернейским старичком перемыли косточки императрице, и посплетничали всласть; в шестнадцать лет её сын в Эдинбурге стал доктором права, философии и богословия; Эдинбург тех времен: какая-то добрая, с огонёчками, и с перезвоном, рождественская сказка… чистый, и неугасимый, огонь; там: Юм, Адам Фергюсон, Адам Смит, Монро, Робертсон, Блэк, Вальтер Скотт; Блэк и Робертсон, заботами княгини Дашковой, избраны в почетные члены петербургской Академии Наук… Императрица Екатерина умела мириться; когда находила нужным. Княгиня Катерина Романовна, к сорока годам своим, вернулась к невским гранитам; приняла поручение Екатерины, президентство в двух академиях; всё ещё изящна, очаровательна, красива. Вельможи, отлитые в бронзе: я не берусь отнести к определенному году кружева их, шпаги, галун на камзоле; их календарь суть орденские звёзды и ленты; но дама… с дамою европейского вкуса ориентироваться во времени легче: у бронзовой княгини, улыбающейся умно и лукаво, платье и прическа по моде семьсот семьдесят девятого года, раскрытыя прелести; вот так примерно и выглядела княгиня в пору встречи с Гаврилой Романовичем. Важнейший в жизни Дашковой шаг: издание Собеседника; примириться с императрицей; повод: ода Державина. В сорок лет проснулся знаменитым;…лишь только о рождении сего издания публика известилась, у каждого, умеющего читать по-русски, оказалась сия ода в руках… - …быть дерзки, но уметь предерзостями льстить, век, когда поэты втолковывали государям, какими они, государи, по мнению стихотворцев, должны быть; и истину царям с улыбкой говорить; Державин не приспособился ко вкусу Екатерины: просто попал; невероятнейшая случайность, счастливый миг; что не выслужил службой, выслужил двумя сотнями строк, получил губернаторскую должность;…это мой собственный автор, которого притесняли… - …певец величия!.. - Певец Екатерины!.. -…твоим я эхом буду жить… ему первому из литераторов русских довелось узнать, что есть всероссийская слава; печатают оду Дмитриева на разбитие Костюшки, на титульном листе выставляют фамилию автора: Дмитриев; и весь Петербург, в невразумительном затмении, восхищаясь безумно одой, почему-то считает, что ее сочинял: Державин; вот что такое слава; чувство, испытываемое в те дни Дмитриевым, вряд ли удачно будет назвать просто завистью. Певец Екатерины… Бич вельмож, говорил о нем Пушкин; бич… Державин не уложим в краткое, даже пушкинское, слово; он и бич - всех, он и открытая рана.