- Понятно, - буркнул Степан. И замолчал. Ему казалось, что разговор окончен, но следователь еще не уходил - все ждал чего-то. Какой-то последней точки.
Степан посмотрел на него и встретил очень пристальный, пронизывающий взгляд маленьких, темно-серых глазок Харитонова.
- Ну так что, гражданин Самарин, - медленно, упирая на каждое слово, осведомился следователь, - будем мы с вами возбуждать уголовное дело?
- Нет, - покачал головой Степан.
- Разумно, - одобрил следователь. Вот теперь он встал. Кивнул Степану. И доброжелательно, почти дружески прибавил: - Яблочки-то ешьте. Помогают при выздоровлении. Витамин!
Он вышел и захлопнул за собой дверь. Степан посидел немного на кровати в неподвижности, приходя в себя. Потом встал, приблизился к окну, взялся руками за подоконник. Зима постепенно переставала лютовать, уже ощущалось дыхание весны. Перелом зимним холодам произошел, хотя до лета еще ждать и ждать. Ладно, подождем. Вся жизнь впереди.
На дорожке перед больницей Степан увидел следователя Харитонова. Поморщился. Ну до чего же неприятный тип! Харитонов шагал широко, уверенно, портфель покачивался у него в руке. От стены отделился какой-то человек и, приплясывая, задом наперед побежал перед Харитоновым. Казалось, будто он исполняет странный, нелепый танец, в котором было все: и заискиванье перед более сильным, и радость, и как будто немножко виноватости.
Самарин вдруг узнал одного из тех, кто нападал на него в котельной. Точно. Вот сейчас он повернулся, как бы почуяв на себе взгляд, и посмотрел в сторону больничного окна. Точно, этот был там, в котельной. Бил лежачего, бил ногами. Чего же это он перед Харитоновым-то выплясывает? А Харитонов его остановил, руку ему на плечо положил успокаивающе. Да, не будет здесь никакой правды - все куплено.
Если бы Степан слышал разговор между следователем и хулиганом, то огорчился бы еще больше.
- Ну что? Что этот-то говорит? - спрашивал молодой бандит.
- Не будет уголовного дела, - коротко бросил ему Харитонов. - Разумный парень. Без слов понял.
- Ой, спасибо, спасибо, папа! - обрадовался парень.
Харитонов взял его за плечо.
- Чтоб несколько дней из дома - ни ногой! И не болтай языком. Тебе ясно?
- Да я не болтал, он же сам начал, папа, он сам!.. - Парень зачем-то понес всю ту белиберду, которую Харитонов уже записал в протокол.
- Ладно, - сказал Харитонов. - Все. Дело закрыто.
Степан еще раз почесал щеку. Он верил в конечное торжество добра. Конечно, Харитонов может сейчас радоваться, а эти шавки - праздновать победу, но рано или поздно все изменится. Для того и совершилась полвека назад Октябрьская революция, чтобы люди жили счастливо и по справедливости. Доберутся и до Харитонова. А бороться с Молохом прямо сейчас и в одиночку, со сломанными ребрами - это Степану не под силу. Придется набираться терпения и ждать.
- Молодой человек! - услышал он за спиной голос врача. - Ну что это такое, а? Выздоравливающие - просто как дети. Хуже, хуже детей! Ребенка можно хотя бы запугать, а со взрослыми что мне делать? Вы нарушаете постельный режим. Хотите поскорее поправиться? Хотите! Ну так извольте лечь и вставать только по нужде. А будете безобразничать - прикажу сестре дежурить и подавать вам "утку".
Степан в ужасе сморщился.
- Простите, доктор! Больше не повторится. Понимаете, показалось, будто кто-то стучит ко мне в окно.
- Охотно верю, - кивнул врач, сурово надзирая за тем, как Степан возвращается в постель. - Особенно учитывая, что ваша палата на втором этаже. Наличие снежного человека гигантского роста - уже доказанный факт, и один из них как раз живет в Междуреченске.
* * *
Сельский магазин открывался после двух часов дня, когда начинался обеденный перерыв у работающих. С утра, если приезжала машина, шла разгрузка товара, а если машина не приезжала, то продавщица, заведующая и грузчик отдыхали со спокойной совестью.
Макар Дорошин привез новый красивый плакат: "Берегите хлеб", которым продавщица украсила торговый зал. Пыльная "Книга жалоб и предложений" свисала на серой нитке, туда никто никогда ничего не записывал.
Библиотекарша Маша покупала в магазине хлеб, капусту и молоко в бутылке. Зарплата у библиотекарши скудная, да и выбор продуктов, прямо скажем, невеликий. Но это не мешало Маше расцветать и хорошеть. Драма с разводом осталась в далеком-далеком прошлом. Маша с головой ушла в работу. Ну и был, конечно, человек, при виде которого Машино сердце потихоньку оттаивало. Внимательный, интеллигентный. И надо же такому случиться, чтобы как раз он и вошел в магазин одновременно с Машей.
- Здравствуйте, Андрей Иванович.
Векавищев поневоле широко улыбнулся. Ну как не улыбнешься при виде такой красавицы! Да ладно, красивая - это полдела, а ведь Маша была еще такая милая. Ресницы темные, глаза светлые. И улыбка у нее такая девичья.
Векавищев нравился Маше. Очень нравился. Ей казалось - с таким человеком можно ничего не бояться. Ни холодов зимних с бурями, ни голода, если случится, ни войны, если, не дай бог, грянет, - ничего. Он всегда будет добрым, внимательным. Он всегда будет теплым.
Вера, с которой Маша поделилась своими соображениями, прямо руками замахала:
- Ой, Машка, какая ты умная! Ты действуй. Действуй решительно. Когда девушка хочет парня захомутать, она ему постоянно на пути попадается - как бы невзначай. Чтобы он задумался. Если улыбаться тебе начнет - половину дела ты сделала. Там уже и до объяснения недалеко. Увидишь! Только бы все получилось!..
Сама судьба покровительствовала Маше - она действительно то и дело сталкивалась с Векавищевым. И он действительно начал улыбаться при этих встречах. Лишь одно немного смущало Машу. По непонятной причине она привыкла видеть Василия Болото. Когда он входил в библиотеку, всегда настороженный и готовый дать отпор, точно дикий зверь в человечьем жилище, Маша сразу же раздражалась. Как домашняя кошка при виде чужой собаки.
Шерсть на загривке дыбом, когти наружу, глаза вспыхивают. Зачем пришел, что ему надо, почему ходит и ходит?! Но когда Василия подолгу не было, Маша начинала тревожиться, скучать.
"Он просто как дурная привычка, как сигареты. Пристрастишься - и не бросить потом", - беспокойно говорила себе Маша.
Сейчас в магазин вслед за Векавищевым вошел и Болото. Они покупали на всю бригаду печенье, которое им отложила заботливая и любящая своих фаворитов ее величество продавщица тетя Катя. Болото маячил поблизости от мастера, в разговор не встревал, сверлил Машу взглядом из полутьмы. И Маша сразу же рассердилась. На Василия даже не покосилась, зато перед Векавищевым расцвела в улыбке:
- Андрей Иванович, что это вы к нам в библиотеку не заходите?
- Да не до книг сейчас, Маша, - честно признался он.
- Напрасно, - покачала она головой. - У нас новое поступление. Фенимора Купера привезли. А еще Анатолий Тушкан - "Друзья и враги Анатолия Русакова". Слыхали?
- Нет.
- Ну что вы, этой книжкой вся Москва зачитывается! - воскликнула Маша. - Очень интересно! Как демобилизованный комсомолец столкнулся в мирной жизни с антиобщественными элементами, как сражался с ними, чтобы мирная жизнь действительно была мирной. Это книга о дружбе, о смелости.
- Что ж, придется зайти, - сказал Векавищев, но по его лицу Маша видела: он говорит это просто так, может быть, для того, чтобы сделать приятное красивой девушке или для поддержания разговора. Просто князь Андрей Болконский какой-то. Моя жизнь в светском обществе. Ведь не зайдет же! Не любит читать. Предпочитает совершать дела, а не в книжках их исследовать.
Продавщица, вручая Василию Болото большой пакет с печеньем, прервала "светский" диалог Векавищева с Машей:
- Иваныч, для себя брать-то будешь что?
- Буханку черного и кефир.
Он расплатился и вышел из магазина вслед за Машей.
Она нарочно замешкалась возле большого плаката "Слава труду!". Когда он поравнялся с ней, вдруг коснулась его воротника:
- Андрей Иванович! Рубашка-то у вас вон замятая.
И быстрым, почти материнским движением заправила ворот рубашки за воротник пальто. Это прикосновение приятно было Векавищеву. Да, милая девушка. Добрая. Будь у Векавищева доченька - была бы, наверное, Машина ровесница или чуть помладше. Ладно, о "доченьках" не думать! Нет семьи - и уже не будет. Нет детей - и уже не будет. А Алина… Из сердца ее не выкинешь. Живет там, затаилась, невидимая и неслышимая. Ладно.
- Так хозяйки-то у меня нет, - улыбнулся Векавищев Маше.
А та вдруг нахмурила длинные черные брови и прямо сказала:
- Так, может, уже попрощаться стоит с холостяцкой жизнью?
Не хотелось обижать Машу прямым отказом. И объяснять ей что-то - ох не хотелось. Сама догадается. Не так обидно будет. Поплачет, может быть, но не ожесточится же, поймет.
- Я подумаю на досуге, - мягко произнес Векавищев.
Ни Андрей Иванович, ни Маша не видели, как Василий Болото, забытый ими, бродил вокруг, держась невидимкой и в отдалении. Наблюдал, сопоставлял. Поджимал губы. Не нравилось ему увиденное. Андрей Иванович - что ж, мужчина видный, заслуженный, если счастье ему в руки плывет, то Болото противиться не будет. Честный поединок. И Маша вроде как довольна. Но - тут Василий лукавить не мог - не было в душе самого Василия того бескорыстия, про которое Пушкин говорит:
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим.
Иными словами, не ощущал в себе Болото дяди Вани. Чтоб вот так - застукать любимую женщину с другим и смириться.
Да, плохо все. Доводы рассудка - они не всегда работают. Кипит наш разум возмущенный.
Да пошло оно все куда подальше!..