Мальборк. Башня Верхнего замка тевтонских рыцарей
Мальборк. Вид с башни на двор Среднего замка тевтонцев
А в это время политики обеих стран угрожали друг другу "адекватными" мерами и санкциями…
Конечно, впечатления, оставшиеся после этих поездок, требовали выхода на бумагу. Ещё в 2000 году я начал писать книгу о Польше, о приезде Эдварда Куровского в Россию и о своей поездке в Варшаву, об отношениях поляков и русских почти за пятьсот последних лет. В работе над этим документальным романом мне помогали польские и российские учёные, слависты, историки, краеведы. Материал постоянно требовал доработки и каких–то новых подробностей, и я обращался за поддержкой к полякам. И всегда получал то, чего хотел.
4
Этот документальный роман - моё Большое Приключение. Достаточно вспомнить лишь один эпизод. Когда я, ещё не закончив свою книгу, опубликовал в Интернете фрагменты, посвящённые Армии Крайовой, получил приглашение сниматься в кино! "Центр общественного телевидения - Северо - Запад" в это время работал над документальной лентой о ветеране Армии Крайовой Романе Баре, который за своё участие в этом воинском формировании отсидел два года в сталинских лагерях. И вот состоялась моя встреча с Романом Баром в центре Москвы у памятника маршалу Жукову, и этот эпизод был снят на плёнку. А потом мы сидели в здании "Мемориала", и Роман Бар показывал мне копии протоколов его допросов, записанные на польском и русском языках. А ещё он показал мне пожелтевший листок бумаги, уже не копию, а подлинник: записку, которую польский узник советского лагеря в Боровичах тайно передал на волю своим родным, чтобы те знали, что он жив.
- Вас арестовали русские? - спросил я Романа Бара.
- Нет! Поляки. И сдали в НКВД.
А потом он сказал:
- Недавно ваши власти обещали реабилитировать тех поляков, которые принимали участие в деятельности Армии Крайовой. Но кроме слов - ничего более… Я не был врагом своего народа! Но я не знаю, что мне сделать, чтоб снять с себя груз этого чудовищного обвинения. Я не понимаю, за что меня посадили на два года…
Следы войны (Варшава, ул. Мазовецкая)
Режиссёр пригласил меня в соседний кабинет, где перед камерой стал расспрашивать о том, что, по моему мнению, следует сделать руководству обеих стран, чтобы как–то уменьшить напряжённость, связанную с этой деликатной проблемой, доставшейся нам по наследству. Ему когда–то понравилось моё высказывание в одном из моих очерков, где я сравнил участников Армии Крайовой с бойцами французского Сопротивления. Вот я в этом интервью и предложил посмотреть на события тех лет именно под таким углом зрения и решить, наконец, вопрос о реабилитации таких рядовых участников Армии Крайовой, как Роман Бар.
Многое из того, о чём я только что рассказал, вошло в мою книгу "Полонез по–русски, или Заграница. pl.ru", которая была напечатана небольшим тиражом в одном из московских книжных издательств.
5
Моя книга осталась почти незамеченной. Оно и понятно: тираж всего 500 экземпляров… Выставить её на продажу в крупных магазинах Москвы (таких, например, как "Библио–глобус" или "Дом книги на Арбате", где есть стеллажи, посвященные страноведению, краеведению, полонистике) не удалось: оказывается, туда берут далеко на каждую книгу, - а в маленьких лавках и магазинчиках не бывает большого наплыва покупателей, которые интересуются этой темой. В одном из книжных подвальчиков мне сказали, что я написал художественный роман, а они продают книги научные. В другом - что книга документально–мемуарная, а им нужна художественная проза. В третьем некий юноша–продавец, полагающий, очевидно, что уже всё понимает в литературе, заявил, что эта тема, разумеется, их интересует, но хотелось бы, чтобы её написал "специалист по данному вопросу".
Писатель Эдвард Куровский в своём коротком отзыве об этом романе написал так: "Подробную и полную доброжелательности картину нескольких главных городов Польши даёт книга А. Петрова не только своим соотечественникам, имеющим возможность приехать в нашу страну, но и полякам, которые после этого захотят остановиться на минутку там, где каждый день торопятся на работу. Не всё мы знаем о Марии Кюри - Склодовской и Тадеуше Костюшке, а потому интересно нам мнение о них гостя из–за восточной границы. Автор "Полонеза" привнёс в свою книгу собственный оригинальный взгляд не только на наши дома и улицы, но и на нашу страну в целом. И я тоже иначе теперь смотрю на русский город Мичуринск. В моих глазах это не только базар, где во время войны можно было поменять ведро помидоров на солдатскую рубаху для подрастающего сына, но и центр тамбовской культуры. Ещё слишком мало времени прошло, чтобы значение этой книги Алёши Петрова стало понятным в наших веками соседствующих странах. Однако известно, что у документальных романов свой путь, а апогей своей значимости достигают они лишь через несколько лет, а может быть даже через несколько десятков лет".
Интересную статью, посвященную роману "Полонез по–русски", написала московская писательница и критик Наталия Май: "Яркое впечатление и не менее яркое описание - тут же выстраивается ассоциативный ряд: переклички с русской культурой. А в рассказах о Польше - это лишь эпизод наряду с другими, более красочными и более захватывающими. В "польской" части книга представляет собой подробный путеводитель по Варшаве, частично по Кракову (в России их трудно достать) и "экскурсии" в прошлое - в переломные, знаковые исторические точки пересечения русско–польских интересов. […] Одним из главных достоинств книги является такого рода "литературная живопись", способность словами передавать зрительные образы так, что они порой кажутся выразительнее, многограннее тех, что запечатлены на фотографиях".
Познакомившись с этой рецензией, Эдвард Куровский вспоминал потом о ней в нескольких письмах ко мне: "Я согласен почти со всем, о чем написала Наталия Май". После этих слов я снова перечитал статью Наталии "Безупречное зеркало": мне было интересно теперь глянуть на этот отзыв глазами польского писателя, который многое повидал и испытал в этой жизни - сталинскую депортацию, сибирский лагерь, идеологические перегибы в послевоенное Польше, красоты и чудеса экзотических стран Азии и Африки, особенности советского быта в разные годы, тяжелую болезнь и упорную борьбу с ней…
"Культуры взаимно притягиваются, Пушкин любил Мицкевича, Мицкевич - Пушкина, - написала Н. Май. - Вместе с тем у них были разные политические взгляды. Мицкевич, возможно, сказал бы, что у Пушкина имперское мышление и желание подавить свободолюбивый польский народ, а Пушкин мог бы назвать Мицкевича сепаратистом. В истории наших стран чего только не было - то Польша хотела завоевать Россию и отбирала часть территорий, то Россия делала то же самое с Польшей. Но, видимо, причины разногласий не только в амбициях государственных деятелей. Наше культурное родство, взаимная любовь к литературе, музыке, живописи друг друга не обозначают сходства менталитетов народов. А это важно".
А может быть Куровскому показался близким совсем другой фрагмент этой статьи? Этот, например: "К французам, например, поляки всегда куда больше тянулись, их вообще называли самыми "западными" из славян (причиной тому и религия, и их тяга к западной культуре). Можно привести примеры как положительные, так и отрицательные. При желании попытаться доказать как то, что наши народы хорошо уживаются вместе, так и то, что это не так".
Я знаю, что Н. Май предложила свою рецензию русскоязычному польскому журналу "Новая Польша", но даже ответа оттуда не получила. Так что Наташа, пожалуй, права: "можно привести примеры как положительные, так и отрицательные". Но во время моей последней поездки в Польшу летом 2007 года я не нашёл ни одного "отрицательного примера". Полякам по–прежнему нравится нравиться и они всё такие же отрытые и добрые люди. На сей раз я остановился у Куровского всего на три дня: ведь и ехал–то в Варшаву, в основном, только ради него, а главной моей целью был полюбившийся мне с первого взгляда Гданьск. Эдвард Куровский отдал нам на эти дни всю свою квартиру, а сам уходил на ночь к родственникам. Днём мы подолгу беседовали с писателем, а однажды даже съездили с ним… на кладбище: захотелось увидеть знаменитый военный "цментаж" Повонзки, где похоронены герои Армии Крайовой и Армии Людовой, солдаты Пилсудского и первый послевоенный "президент" Польши Б. Берут. Была очередная годовщина Варшавского восстания, и на кладбище возле каждой - каждой, а их тысячи! - могилы "аковцев" мы обнаружили маленький красно–белый флажок с символом Армии Крайовой. К некоторым памятникам невозможно было подойти: площадки возле надгробных плит были заставлены парафялнями со свечками в память о героически погибших воинах. Мне удалось найти могилы героев своей книги: генерала Я. Мазуркевича ("Болеслава"), подполковника В. П. Янашека ("Болека"), майора М. Курковского, генерала Леопольда Окулицкого ("Медведя"), "убитого в Москве" (как значилось на плите).