- Слабать и я смогу, парень, - усмехнулся Пузырь. - А так, чтобы земля содрогалась, так, чтобы рождаться с началом песни и умирать на последнем аккорде… И кем их теперь заменить, пацаны? Это, как в футболе. Три кроваво-красные карточки, вскинутые главным судьёй в голубую даль неба, не подрывают командного духа, но силы противников становятся неравными. Яростные атаки без трёх нападающих разбиваются на середине. Трибуны ревут и требуют гола, но коллектив, лишённый ключевых игроков, вынужден перейти к обороне и выстраивать стену на подступах к штрафной площади. Защитники уже не помышляют о победе и думают только о том, как избежать поражения. Проходит какое-то время, и ноги футболистов, играющих в меньшинстве, наливаются свинцом. В обороне возникают бреши, голы сыпятся один за другим… Мы не вышли в финал… Нас было пятеро, осталось двое.
- Девяносто пятый год. Три человека отчислены из института за неуспеваемость и призваны в ряды Вооружённых Сил… Гражданская война, - бесстрастно произнёс Митроха.
- Первая чеченская кампания, - осторожно поправил Лёня.
- Когда свои убивают своих на своей территории - это Гражданская война, - злобно процедил Пузырь.
- Там было полным полно наёмников из Прибалтики и арабских государств, эта война не может называться Гражданской, - твёрдо произнёс Левандовский.
- Когда-то "белым" тоже помогали интервенты. Значит, следует говорить о Гражданской, - отрезал Митроха. - Федералы гибли за целостность России, чеченцы - за независимость республики Ичкерия, уроды - за деньги, твари - за ложную ветвь древней и великой религии.
Несколько минут длилось молчание.
- Я так думаю, что всё не так просто, - сказал Бочкарёв. - Правда металась от федералов к сепаратистам долгое время, не зная, к кому примкнуть, но… Но потом стали происходить страшные вещи. В чеченском лагере борцы за свободу слились с наёмниками и ваххабитами, переняли у уродов и тварей антигуманные методы ведения боевых действий, и правда закрепилась за нашими войсками.
- А разве уместно говорить о правде на войне? - удивился Женечкин, до этого не произнесший ни слова. - Люди убивают друг друга, а у них мамы, жёны, дети дома плачут. Давайте лучше яблони сажать, встречать рассветы в горах, любоваться закатом, собирать ромашки в поле. Рыбу тоже удить можно! Весело!
- Откуда ты такой взялся? - с недовольством спросил Митроха, явно намекая на Марс - Первый раз таких странных вижу. Бред какой-то несёшь.
Женечкин чихнул, несколько раз моргнул, а потом серьёзно произнёс:
- Так-то с Краснотуганска, а вообще-то, - Он осёкся, когда увидел устремлённые на него сочувствующие взгляды, поэтому не стал распространяться о том, как в своих грёзах поедал синюю землянику и ночевал в лунном кратере. - Я ведь шучу, а вы и поверили. Пойду на пары, устал я с вами.
- Так тебя никто не держит, - расплылся в улыбке Магуров. - Иди, братишка.
- Я бы с радостью, да не могу. Ваша злоба мне с места сорваться не даёт. Вроде все хорошие люди, а цепляетесь друг к другу. Дайте уйти, пожалуйста. - Женечкин увидел, что его вновь принимают за сумасшедшего. - Шучу, пацаны. Вот вы и опять поймались… Конечно, могу уйти, но уже передумал. Я ведь непостоянный - поймите! - На лице Вовки неожиданно появился испуг, хотя для появления страха не было никаких предпосылок. - Вы меня, Пузырь и Митроха, простите, что я какую-то фигню сморозил. У меня ведь ветер в голове. Так мама с папой говорят. Мне их всегда жалко, что я у них такой… А за друзей ваших не переживайте. Они достойно погибли.
- Кто дал тебе право рассуждать об этом? - с негодованием спросил Пузырь.
- Да ведь понятно же! - вскрикнул Женечкин и, согнувшись, схватился за сердце…
Глава 4
Июль 95-ого года. Гражданская война.
Уже полгода в республике не затихали бои. В чеченское пекло вводили свежие батальоны, и древние горы Кавказа сотрясались от топота армейских сапог. Танки, бронетранспортёры, боевые машины десанта, пушки и миномёты полосовали израненную землю адской сталью смертельных снарядов, не зная, не желая даже знать, откуда проклюнутся зёрна безжалостных воинов, засеянных на пашне Ареса, фанатично преданных делу убийства, своим полевым командирам и скрытной тактике ведения боевых действий, которую называют партизанской.
Мобильные отряды вооружённых до зубов сепаратистов под покровом ночи спускались с гор, терзали занятые федералами города и аулы, убивали предателей, собирали у информаторов сведения о перемещении вражеских колонн и уходили в своё звериное логово зализывать раны, полученные в непродолжительных стычках с частями российской армии. В этой войне не было передовой, широкомасштабных наступлений, фронта и тыла. Здесь правили снайперы, лесные растяжки, фугасы и мины.
Не знал русский солдат, за каким холмом, за каким домом, за какой скалой ухнет предательский выстрел и пробьёт сердце навылет. Вскрикнет боец, раскинет руки, и навсегда притянет его к себе мать сыра земля - колыбель рождения и ложе смерти.
Мудрые горы молчали и устало наблюдали за теми, чья жизнь настолько быстротечна, что покой и простое человеческое счастье не успеют стать для многих мерилом могущества племени людей. Свидетели незапамятных времён жалели загнанных на бойню солдат, мирных жителей, но вмешаться не могли, потому что вмешаться - это похоронить всех до единого. Им оставалось только наблюдать, как одни, успев прикоснуться к тайнам мироздания, будут пытаться образумить других, страдать от безуспешности своих попыток и, умирая, уносить с собой Знание.
У незнакомого большинству россиян чеченского посёлка, на безымянной высоте располагался блокпост.
- Отделение, ровняйсь! Смир-р-рно! Гвардии младший сержант Волнорезов, выйти из строя! - рявкнул старшина Кашеваров. - Вы чё совсем охренели, мать вашу так! По линии контрразведки до меня дошли сведения, что воины-десантники, подчиняющиеся непосредственно мне, самовольно оставляют рубежи, которые доверила им Родина!
- По какой, по какой линии? - вмешался рядовой Брутов.
- По такой разэтакой, мистер куриный мозжечок! Пожизненный наряд вне очереди, товарищ гвардии дура! Не слышу, солдат!
- Есть!
- После афганской контузии мне заложило уши! Не слышу!
- Есть, товарищ старший прапорщик! - выпалил Брутов.
- Не могу разобрать твоих слов, гвардии ничтожество! Может быть, ты смеёшься над своим командиром?!
- Так точно! - Сдержанные смешки в строю. - То есть - никак нет!
Старшина Кашеваров по прозвищу Кощей был взбешён. Военный до мозга костей, обветренный, как скала, худощавый и подтянутый, со шрамом на правой щеке, он был доволен тем, что подчинённые боятся его как огня. Жена ушла к другому, когда узнала о тяжёлом ранении мужа под Кандагаром в Афганистане. После выхода из госпиталя, в котором он пролежал три месяца, проклиная всех женщин на свете, Кашеваров не скурвился и не спился, но семьёй решил больше не обзаводиться. Его женой стала армия, детьми - солдаты, воспитывать которых, по его мнению, было уже поздно, но перевоспитывать - самое время. Изнеженных слюнтяев, которых государство отрывало от мамкиной юбки и на два года передавало ему в руки, он превращал в настоящих мужчин и гордился тем, что после его школы жизни дембеля будут с ненавистью и уважением вспоминать прапора Кашеварова, который отдавал приказ "грызть землю", и все грызли, потому как сапёрной лопаткой для рытья окопов пользуются сосунки из пехоты, а гвардейцы-десантники имеют ротовую полость не для того, чтобы задавать глупые вопросы, а как раз таки для окапывания по периметру".
- Кто осмелился подсыпать пурген в чай своего боевого командира и таким способом хотел сжить его со свету через вонючую диарею? Кто решил, что в дневном рационе солдата должны присутствовать не только консервы, но и козье молоко, купленное позавчера у местного населения? Хотите, чтобы вам глотки перерезали?.. По чьей наводке, рядовой Брутов?
- Я! - вышел из строя Брутов, преданно глядя в лицо Кощея.
- Что я, недоделок?!
- Это сделал я по наводке ефрейтора Круглова, которого подослал младший сержант Волнорезов, который, увидев, как загибается от недостатка витаминов рядовой Прунько, посоветовался с остальными, и они вместе решили…
- Отделение, ровняйсь! Смир-р-р-но! Марш-бросок - на Восток! Конечная цель - остров Сикоку! Задача: добежать до места и принять неравный бой со страной восходящего солнца! Две минуты на сборы! Полная выкладка! Кто посмеет вернуться живым, будет причислен к предателям и расстрелян на месте! Брутов - первый, я - замыкающий! Есть вопросы, сброд?
- Никак нет! - хором ответили бойцы.
Уже четыре часа гвардия бегала вокруг блокпоста, завидуя двум счастливчикам, которые несли службу на мосту в ста пятидесяти метрах от места дислокации десантного отделения, потому что максимум, чем они себя там утруждали, так это проверкой документов у проходящего или проезжающего мимо населения.
- Товарищ прапорщик, Япония - это ведь дружественная нам страна! - позволил себе заметить Волнорезов.
- Сегодня - дружественная, а завтра Курилы оттяпать захочет! - рявкнул Кощей, а потом добавил: "А за пререкания с командиром будете переправляться через Тихий океан вплавь. Мы уже как раз приближаемся к воде. Приготовиться принять положение пластуна!
- А жрать мы сегодня будем или нет?! - проскрипел Брутов.
- Когда отечество в опасности, настоящий воин должен забыть о жратве! - крикнул старшина. - Держать темп, оголодавшие девицы.
- Не могу больше! - пробормотал ефрейтор Круглов и упал на земле.
Первая потеря нисколько не расстроила Кощея, и он отдал приказ:
- Убитого взвалить на себя, младший сержант Волнорезов. Негоже бросать свои трупы в чужой земле.