- Давай, Сергей, за знакомство! - Женя не спеша закусил: - Бери помидоры, Полина солила. А я ростил, хе-хе. Вот погоди, - завёл он без перехода, словно не отпускавшая мысль сидела в нём полубрусиной и он не мог её бросить, ценя, как нечто большое, габаритное, требующее определения по месту, не зря ж тащили. - Ты первый завоешь, пройдёт лет десять - в тайге одни староверы будут.
- Ну, значит, им нужней тайга! - сказал Слава.
- Да ладно, Вячеслав, - так же железно, угловато продолжал Женя, будто рельсину укладывал, - у тебя сколь детворы?
- Двое.
- Во. Двое. А у них по пять, а то и по десять. И каждому ись наа. Я грю, через десять лет вся тайга под ними будет. Хрен чо живое пробежит.
- Женя, послушай… - увещевал Слава.
- Не пе-ре-бивай… - невозмутимо отвечал Женя. - Я жил с ними. Всё гребут. С корнем. Я как-то на пароходе ехал в Каргино, там подъезжает один, бородища, сам в чём душа держится, а на лодке от такой дурак стоит! - Он показал руками огромный мотор. - Откуда? Да рыбу черпает, ясен хрен!
- "Дурак"… - опять засмеялся Слава, и дело было даже не в "дураке", а в том, что Женя очень смешно и сочно произносил нравящиеся ему слова.
- Евгений Степанович, - говорил Слава, немножко в себя улыбаясь, с уважением и с терпеливой интонацией, - ну что староверы? У них же уклад главное сохранить. А остальное, какскть… прилагается… - Слава говорил быстро, чуть заикаясь, словно слова то копились запрудкой, то прорывались. Видно было, что он очень уважает этих мужиков.
Из разговора я понял, что мы едем к некоему Нефёду за Мотиной телегой. В багажнике погромыхивали железяки. Машина ехала, трясясь на ухабах, и все то хватались за ручки, то отпускались и колыхались во все стороны, как ботва. Наконец подъехали, вышли. Володя оказался самым рослым, широкоплечим и зобатым, как голубь: выгнутые длинные ноги, широкие плечи и к ним подтянуты и выпуклая грудь, и даже небольшой живот.
На меня как бетонная плита навалилась: на телеге удручающим монолитом, каменным пластом лежал штабель бруса. На двери висел здоровенный замок.
- Ць, вот тебе и Нефёд, - пожал плечами Слава. - Чо ж он не разгрузил-то?
Все остальные молчали. Казалось, чем сильнее, крепче и старательней молчал каждый, тем неумолимей приближался выход. У соседнего дома стояла телега. Подошли, постучали, вышел мужик - очень белёсый, с копной светлых волос. Брови, выжженные солнцем, выцветшим белёсым домиком, глаза в рыжих веснушках, узко сидящие:
- Здорово, мужики. За телегой?
- Здорово, Рыжий! Где тот?
- Х-хе, уехал. Услыхал, что в островах нельма прёт, и уехал с Ванькой. Как ужаленный. Завтра только будет. А Лида в городе. Вон если чо, мою телегу возьмите. Вам ненадолго?
Пошли смотреть его телегу, оказалось, что серьга намного больше и не налезет на фаркоп.
- Может, веревкой подвяжем? - промямлил я, не ожидая, что будет так тошно от собственного голоса.
На мои слова никто даже не обратил внимания. Только Слава сделал скидку:
- Да ну, несерьёзно.
"Ну раз так - фиг с ней с этой лодкой, завтра вывезем". Едва я так подумал, как Володя резанул:
- Чо парни, чухаться? Пошли скидаем этот брус по-быстрому. Пошёл он в пень…
- Ды-кэшно, - пробросил под нос Мотя.
До чего же не хотелось впрягаться в эту разгрузку бруса! Будто что-то дорогое, с тонкой заботой настроенное могло сорваться, смяться во мне. Я понимал, что это очень плохо, но только костенел в обиде на обстояние. Ведь сидел дома, планировал столько сделать, почитать наконец… И закипело раздражение на мужиков: что за нечеткость, стихийность, разве можно так организовывать работу? И кто-то серый внутри эту "нечётность" стал перетаскивать уже на всю страну и занудил: "Да нет, так не пойдёт, конечно". А бытовое паникёрство подпело: ещё и печка топится! А если уголёк вывалится?
Я пролепетал, что, может, "ладно", "потом вывезем", намекая что, мол, из-за меня сыр-бор, из-за моей лодки, так что мне решать. Володя равнодушно ответил:
- Дак Мотьке всё равно телегу забирать.
- Держи, - сунул мне верхонки Женя.
Я боялся показаться неловким, неумелым, уронить себе на ногу брус. Но слишком рано озаботился. Оказалось, надо лёжки подложить. Ещё не легче.
- Чо он перекидывать, что ль, будет? - И Володя быстро выворотил из какой-то кучи два сизых бревёшка. Едва я успокоился, выяснилось, что и прокладки нужны. Угнетало, что всё действительно нужно и правильно, а мне не легче. Володя отошёл в ограду к Нефёду и припёр пружинящие прогибающиеся обрезки досок. Начали разгружать, и пришло облегчение, особенно когда разогрелся и вошёл в размах. Всё действительно выеденного яйца не стоило.
- Ещё нам должен будет, - хохотнул Володя - сам бы хрен так сложил, хе-хе…
Я облегчённо снял верхонки, зачем-то сказав:
- Женя, куда положить?
Было ясно, что коротко не управимся, тем более Верхний Взвоз на Грузовом причале и ехать надо "в окружку" через весь посёлок, потом обратно к моему дому по берегу, а потом так же назад. Всё это я мелочно просчитывал. Ладно, хоть разгрузили, подумал я облегчённо, и вдруг заметил, что мужики как-то странно стоят вокруг водилины, коротко обмениваясь словами, среди которых вырвался Славино: "от… конь…" и Женино "это с какой силой пятить надо". Мотя просто вскользь матюгнулся. Оказалось, что Нефёд этот, сдавая назад, заломил прицеп и погнул одну из трубок водилины.
- Да может, ничего? - с надеждой спросил я.
- Хрен ли "ничо" - вон трещина, - грубо ткнув пальцем, бросил Володя.
- Конечно, так не делается, - сказал Слава.
- Варить надо, хрен ли, - цеднул Мотя и хлёстко сплюнул.
Опять все сгрудились в совещательном недоумении, а Володя, бросив "Выправляйте пока!", быстро отошёл. Через несколько минут они притащили с Рыжим сварочник, щиток, пачку электродов и бобину с проводом. Встал вопрос, куда цепляться. Пока Женя ломиком выправлял трубу, Володя подцепился к нефёдовской бане, откуда раздался отчаянный лай:
- Кобель злюччий такой у него! По зверю, наверно, идёт, - вернувшись, сказал Володя весело, и было непонятно, в шутку или нет. Делал он всё с улыбкой и будто проводя занятие, а остальные подчинялись и выполняли, но не теряя достоинства, а одобряя. Мотя присутствовал, как почва.
Оказалось, что Слава работал на алюминиевом зароде сварщиком, и Володя предложил ему:
- Ну чо, Михалыч, покажешь мастер-класс?
- Да ладно, - застеснялся Слава, - ты уж сам.
Володя было взялся за маску, но она показалась ему неудобной, и он сделал поползновение подварить наощупь, прикрыл ладошкой трещину. На что Слава настойчиво протянул маску и сказал:
- Владимир Ильич, ну что вы, не следует пренебрегать… техникой безопасности.
Володя варил грубовато, но надёжно и не стесняясь Славы, и даже оказывалось, что спорая его хватка здесь жизненно уместней, и Слава это принимал как большее достоинство. Мотя, отвернувшись, словно обидевшись, прижимал прут арматурины, которым усилили трубу. Потом ждали, когда остынет металл.
Держали водилину, пока Мотя пятился, подцепили телегу, и вдруг Володя со словами "видал чо!" вытащил из покрышки саморез. И в этом "видал чо!" было столько очарованности жизнью, что распространялась она и на эту самую жизнь, и на собственный дар, который Володя считал лишь принадлежностью обстановки.
- Ехали и за Лесосибирском… Магазин, короче… - продолжал Слава сварочную тему. - Там сварочники вообще все есть.
- Обожди, это где?
- Ну где шиномонтажка… Где автовокзал, там ещё справа стройматериалы.
Я знал это место и вставил слово:
- А слева ещё "Казачья харчевня".
- Да-да.
Женя покачал головой и засмеялся дробно и редко:
- Казачья харчевня…
- А чо?
- Да чо, эти казаки… Какие казаки? Чо их сейчас так поднимают, я не понимаю. Ещё вырядятся, ордена нацепят. Они их из какого сундука взяли-то?
- Ну они же русские люди, - не выдержал я, - вы историю казачества посмотрите… Они же границы наши охраняли.
- Да ково они охраняли - пили да воровали… Да ну, я грю, - не обращая внимания, продолжал Евгений, - какие они русские… - И протянул отстранённо: - Во-о-от, начинают поднимать…
- Женя, послушай, - возразил Слава, - а как же Семён Дежнёв, Ермак? Они же казаки были.
- Дежнёв… - проговорил Женя на перепутье.
- Дежнёв вообще в Енисейске жил. А Похабов? В Иркутске даже памятник стоит! - обрадованно подхватил я.
- Не, ну это на-а-аши казаки, сибирские, - вдруг важно и по-хозяйски протянул Женя, - а я про тех, которые в Сече… Я читал. "Тарас Бульба". Кино-то щас идёт.
- Вот вишь ты какой! Вывернулся! - вскрикнул Володя. - Как соболь из кулёмки!
Все засмеялись.
- Так. Ну, - всё с той же основательностью сказал Женя, - я так понимаю, мы в Сухую едем?
- Ну да, - сказал Володя, а я похолодел. Сухая Сургутиха - это речушка неподалёку, которую все называют просто Сухая, и к ней дорога по берегу совсем в другую сторону.
- Как в Сухую?
- Так. У нас кончилось…
Все засмеялись: Женя имел в виду, что едем на берег "всухую" и что надо к нему заехать за отличнейшим самогоном.
- Расслабься, дружище, - положил мне руку на колено Слава, - здесь время по-другому идёт. Это в городе - запланировал и делаешь. А здесь - жизнь сама выведет. Чо у тебя там, дети малые? Собаки?
- Ни хрена не скажет, "поехал лодку вывезти", - хохотнул Женя. Помолчав добавил: - Не знаю. Всё равно, зря их так подымают…