- Я найду, кому поручить купить запчасти, - сказала директор. - Я найду того, кто починит унитазы и двери. Но я должна найти и того, кто ломает. И куда смотрят в это время воспитатели? И старший воспитатель - куда смотрит?
Всё, понеслось. Воспитателей можно ругать в полный голос. Их можно ругать вдоль, а можно - и поперёк. И всё будет правильно, всё - по существу. Потому что ругать завхоза - это всё равно, что ругать самого себя.
Неужели опять не починят?
- Галина Николаевна, давайте всё-таки купим эти запчасти… - вступаю я в поток обвинений. В адрес воспитателей, конечно.
- Всё, Наталья, я себе уже записала. Успокойся. У тебя всё, или нет?
Когда директор переходит на "ты" - это не так уж и хорошо.
- Нет. Я хочу завучу дать список сирот, которые пойдут по стационарам. Чтобы они потом аттестованы были. Потому что места будут давать в разное время.
- Хорошо, вы созванивайтесь. Всё?
- Ещё я хотела пару слов сказать. По уборке спален. Я не успеваю за уборщицами следить. А убирают они грязно. Туалеты моют плохо. Старший воспитатель со мной солидарна.
- Беру на контроль. А вы, Наталья Петровна, сами получше проверяйте, когда они моют. Почаще ходите по спальням.
- Я ведь проверяю по графику… Я хожу часто, но с проверкой уборщиц - раз в неделю.
- Этого мало.
Завхоз должен смотреть ежедневно.
- Я смотрю, смотрю… - опять слабенький голосок. Острый, как блеснувшее лезвие, взгляд. Все мои слова ей - поперёк горла.
- Вы дождётесь, что я после праздников сама буду ходить. Будет плохо и врачу, и завхозу, имейте в виду! - директор стучит по столу своим карандашом.
Давно, давно пора выйти и пройти по спальням, по туалетам, по столовой. Пройти в простой, будний день, а не перед очередной комиссией, когда надраено всё и намыто. И когда детей выгнали из спален, чтобы они не садились на туго заправленные кровати.
- Теперь-то у вас всё, Наталья Петровна?
- Ещё кое-что, по столовой.
- Я бы хотела обсудить это с вами в индивидуальном порядке.
- Хорошо, Галина Николаевна.
Пятиминутка продолжалась. Что-то я забыла… А, вшей! Ну ладно, со вшами разберёмся как-нибудь, не впервой. Господи, помоги. Помоги мне, Господи…
Глава 15
- Что вы хотели сказать по столовой, Наталья Петровна?
- Галина Николаевна, я хотела сказать, что в нашей столовой воруют.
- Вы, Наталья Петровна, подумайте, прежде чем говорить. Обвинение в воровстве - это вам не игрушки! Обвинение в воровстве надо доказать, а если доказательств нет, то человек, которого вы обвиняете, может и на вас в суд подать. За клевету.
Тогда я скажу иначе. Галина Николаевна, в последнее время порции у детей маленькие, еда приготовлена плохо. Если сравнивать с меню, то выход готовой продукции - не соблюдается. Получается значительно меньше, чем в меню. И по мясу, и по рыбе, и даже - по гарниру. И даже булочки, вместо ста граммов, весят пятьдесят.
- И вы это всё документально можете подтвердить? У вас есть акты, росписи членов комиссии?
- Нет, конечно. Я считала, что, в своём коллективе, можно разобраться без актов и комиссий. Вы… Вы должны им сказать… Надо урезонить кладовщицу! Ведь все кухонные говорят, что это она забирает большую часть продуктов. Или просто не даёт. Не додаёт, из кладовой.
- Кто это - все кухонные?
- Вы хотите, чтобы я назвала фамилии?
- Да.
- Но это же смешно! Галина Николаевна, давайте вместе! Придите вы, проверьте какой-нибудь ужин, или обед. Только - без предупреждения. Вы можете их приструнить, только вы. Потому что, когда я проверяю, они прикрываются вами. У меня же нет прав наказывать сотрудников.
- Кто это прикрывается?
Я замолчала. Мне было трудно говорить. Человек, с которым я разговаривала, не понимал меня и не слышал. Я боялась, что расплачусь перед ней - перед этой холёной, знающей своё дело, и уверенной в себе женщиной.
- Галина Николаевна, вы меня поймите правильно… - начала я ещё раз. - Я понимаю, что трудные времена. Что дают продуктов - всё меньше и меньше. И даже, если возьмут кухонные немного - ничего не сделаешь…. Но не так! Не половину! Ведь от кого берём-то? От сирот!
- Как это - немного возьмут? Что это за разговоры такие? Запомните! Никто ничего не имеет права брать! И у нас в интернате - никто и ничего не "берёт", как вы изволили выразиться! И не думайте, что вы одна тут - честная, а все остальные - воры.
- Так почему же такие порции?
- Мы сами едим и кормим бесплатно - всю обслугу.
Вы же знаете, Галина Николаевна, закон котла. Десять человек питается от сотни, и выход готовой продукции практически не меняется. У нас и кормится-то, всех сотрудников наших - как раз, по этому закону. У нас недостача гораздо больше, чем на кормёжку сотрудников. У нас в сводке детей всегда больше числится, чем на самом деле. И вы это знаете. И воспитатели питаются за счёт отсутствующих детей.
- Что это за дурацкие подсчёты? Где это вы выискали такой закон?
- В армии. Муж рассказал.
- Вы ещё и с мужем делитесь?
- Не всем, но делюсь. Это разве плохо?
- А вы поменьше делитесь с посторонними своими домыслами, пока они не доказаны. Особенно - о воровстве. И ещё… Я хотела вам сказать. Что это за врач, который дружит с санитаркой? Вы с ней - тоже всем делитесь?
- Она…
- Пусть Надежда Ивановна в прошлом - и инженер, но сейчас - она санитарка. Уборщица! А вы с ней кофе распиваете. Во что вы вообще превратили свой кабинет? Это должен быть кабинет врача, куда можно зайти официально. А у вас что там такое? То ли кафе, то ли молельная комната. И ходят туда к вам все, когда захотят.
- А…
- И вообще, иконы, как и другие проявления культа, в детских учреждениях запрещены. Так что, сделайте выводы.
- Галина Николаевна… - мой голос предательски задрожал. Кто-то уже и про икону рассказал. Её же не видно при входе…
- Что Галина Николаевна?
- Всё-таки… Как мне быть с проверкой кухни?
- Проверяйте. Это ваше право. Только если вы хотите жить нормально, то и проверяйте - с умом.
- А вы? Вы придёте проверять?
- А я проверю так, как проверяет директор, а не так, как вы. За меня - будьте спокойны. И я обойдусь без ваших указаний. У вас всё?
Да, всё.
Я повернулась и пошла к выходу.
- Наталья Петровна! - остановила меня директор.
- Что?
- Не делайте глупостей, Наталья Петровна. До свидания.
Глава 16
Вот так, Наталья Петровна, не делайте глупостей. Я посидела немного в своём кабинете. В своём кабинете, превращенном в кафе, в молельную, в исповедальную, и ещё незнамо в какую комнату.
Там я взяла себя в руки. Вернее, я взяла в руки молитву Оптинских старцев, и принялась читать пункт за пунктом, без стеснения примеряя их на себя. Потом я долго-долго смотрела на свою икону, на "Умиление". Просто смотрела и представляла себе, как темной и холодной ночью стоял перед такой же иконой старец. А ведь он был еще молод тогда. Было ему еще немного лет…
И, после этого, я успокоилась уже окончательно. Всё мне стало понятно. Как будет директор проверять кухню, и что директору надо от меня.
Господи, прости меня, прости меня, грешную. Прости…
Надо работать. Надо пойти, посмотреть больных в изоляторе…
В изоляторе было тихо. Окно в палате малышей было завешено одеялом, создавая, ни с чем не сравнимый, послеобеденный полумрак.
Малыши лежали в кроватях, а Тоха сидел на кровати Анютки.
Анютка, всхлипывая, обратилась ко мне:
- Вы меня выпишите, Наталья Петровна, ладно? Я хочу на праздник домой поехать. Вы меня выпишите?
- Ладно, выпишу. У тебя сегодня какая температура?
- Тридцать семь и один. И живот совсем не болит!
Ну, вот видишь, как хорошо. Завтра сходите с Надеждой Ивановной, кровь сдадите - и выпишу.
А послезавтра - короткий день. И праздники.
- Пошли, Тоха, на перевязку. Полетели, что ли… - сказала я. - Ты у меня один, в изоляторе, на праздники останешься. А я приду в какой-нибудь день, перевяжу тебя. И чтоб не высовывался!
- А…
- И не возражай, а то в хирургическое отделение поедешь.
И Тоха, махая своим подбитым крылом, замотанным в шины, полетел за мной в сторону процедурной.
- Наталья Петровна!
- Чего тебе?
- Наталья Петровна! Я вылезать не буду… Только… купите мне пачку сигарет… Я по половинке буду курить… А то у меня уже уши… опухают. Я уже у Надежды Ивановны полпачки выпросил…
- Ладно, Тоха, Бог с тобой. Пошли на перевязку.
Заживало на Тохе всё, как на немецкой овчарке. Рука двигалась, и не болела. Отёк почти исчез. Я перемотала шину потуже. Нет, пусть две недели в шине побудет, от греха подальше.
- Наталья Петровна, - сказал вдруг Тоха. - А мне сегодня сон приснился, что меня хотят отправить… в школу для дураков.
- Ну, Тошка, ты же не дурак. Ну, расскажи, что тебе приснилось?
- Такой сон чудной - сказал Тоха. - Снится мне, как будто я на поляне лесной. Тихо, хорошо так вокруг. И вдруг меня какой-то грозный голос спрашивает: "Ну как, Тоха, ты думаешь дальше жить?" Я испугался, и ничего придумать не могу. А тут наша Светлана… Ну, старшая наша… Приходит, и говорит: "Он не может ничего придумать! Надо его срочно послать в школу для дураков!" А дальше - как будто эхо пошло: "В школу для дураков, в школу для Дураков…" Мне так страшно стало, и я стал убегать. И про снулся. А Сашка говорит, что я во сне закричал, а потом проснулся.