В этом нет ничего хорошего. Можно ошпариться, и такой случай у нас уже был. Но приходится соглашаться с тем, что есть. Мыться-то надо.
Плохо выстиранное бельишко девчонок развешено на верёвках, прямо тут, в умывальной комнате.
- Девчонки, заканчивайте плескаться!
- Всё, всё, Наталья Петровна.
Воспитатель седьмого класса, Татьяна Васильевна - та, что приносила мне тарелки с пловом, встречает меня на входе в мальчишескую половину.
- Наталья! Иди, посмотри! Новенький опять улёгся в одежде. Еле ботинки снял.
- Он, наверно, дома у себя не раздевался.
- Ты лучше спроси, был ли у него дом? - ответила Татьяна.
Этот новенький - тоже сирота, но сирота - недавний, только из распределителя.
- Как его зовут, забыла. Саша?
- Саша.
Новенький лежит на кровати, закрывшись с головой.
- Саша! Сашка, послушай…
Я села к нему на кровать и попыталась потянуть одеяло. Одеяло сначала не поддавалось, потом Сашка сам ослабил напор и чуть-чуть откинул угол одеяла от лица.
- Сашка! Ты бы хоть свитер снял… И брюки… Ты же в этих брюках завтра в школу пойдёшь. Помнёшь ведь.
Сашка молчит. Лицо - красное, насупленное.
- Ещё огрызается! Кричит на меня, что я его раздеваться заставляю! - воспитатель пытается помочь мне, но, пожалуй, только мешает.
- Вы идите, Татьяна Васильевна, укладывайте остальных. А я с Сашей посижу.
Некоторое время я молча сижу на кровати этого Сашки. Что заставляет тебя прятаться, большой мальчик? Страх, страх. Страх, опять страх…
Потом я делаю новую попытку.
- Саня, но ты же не можешь всегда быть в одежде. Её всё равно придётся снять, чтобы постирать.
Сашка молчит.
- Саша, ты пойми. Никто не придёт ночью, никто не будет тебя бить. И издеваться над тобой - не будет никто.
Лицо Сашки чуть-чуть оживает. Значит, всё правильно.
- Посмотри, кто в палате! Такие же ребята, как ты. Хорошие ребята. Учти, у нас не издеваются. Пусть только кто попробует, сразу из интерната вылетит. Вот, посмотри - вот Коля, он тут с первого класса учится, а уже - седьмой. Коля у нас - человек надёжный.
Это правда. Колька - надёжный человечек. Он тоже сирота, сирота официальный, и если можно так выразиться, благополучный. У него есть старенькая бабушка, которая его любит, и живёт здесь, в городе. Колька к ней ходит на выходные и на каникулах у неё живёт.
- Коль, ты бы помог Сашке, пока он не привыкнет…
- Да я ему тоже говорю, чтобы он не дурил, а он не верит, - отзывается Колька со своей кровати.
- Поверит, поверит. Саня, знаешь что? Давай, пока ты не привык, снимай сегодня только свитер и брюки, чтобы не помять. Рубашку оставляй. Ладно?
- Ладно… - с трудом произносит Сашка.
Он садится на кровати, снимает свитер. Лицо его покрывается густыми, красными пятнами.
Потом он снимает брюки и бросает их на тумбочку. Падает в кровать и опять укрывается с головой.
Я беру брюки, складываю, вешаю на спинку кровати.
- Ну, всё, мальчишки, пока. Спокойной ночи. Учтите, я никуда не спешу. Ещё два часа тут буду гулять. Так что, не шуметь!
- Спокойной ночи! - отвечают мне несколько голосов. Кажется, и Сашкин - тоже. Ничего, привыкнет. Привыкнет.
У нас хороший интернат. Насколько можем, мы им издеваться друг над другом не даём. Директор наша строго за этим следит. И воспитатели следят за такими случаями.
Да только трудное это дело. Жестокая среда. Всё равно - издеваются, бьют, насмехаются и плюются. И чего только не делают…
Но, не смотря на это, у нас - действительно хороший интернат. Бывает, дети из других интернатов (те, которых к нам переводят), рассказывают страшные вещи.
О том, как дети издеваются друг рад другом, и как старшие издеваются над младшими, и, в довершение всего, как воспитатели издеваются над детьми…
Над этим Сашкой издевались. Явно, издевались.
Страх… Страх у него, страх. Пока пройдёт… Да и пройдёт ли совсем.
Дай-то Бог. Мальчик неплохой, кажется. Пошёл на контакт.
Я прощаюсь с шестыми и седьмыми классами и поднимаюсь на третий этаж, к восьмым-девятым.
- Наталья, ты посмотри, что это за безобразие! - встречает меня воспитатель девятого, Екатерина Алексеевна.
Екатерина Алексеевна - женщина пенсионного возраста. У нас, вообще, большая часть воспитателей - пенсионного возраста. А кто молодой пойдёт, в наше время, на такую работу, да ещё с такой зарплатой!
Екатерина Алексеевна возмущена.
- Наталья, ты посмотри! Ни один бачок в туалете не смывает!
Туалет на три унитаза. В туалете вонь, лужи, грязь. Пахнет ещё и куревом. Дёргаю за две оставшиеся верёвки. Без результата. Ну и вонь!
- Ну что это за изверги, ты мне скажи? - продолжает воспитатель. - Ведь утром - один ещё смывал!
- Надо сказать на пятиминутке. Один - это тоже не дело. Надо починить унитазы как следует, в конце концов. Пока мы не заболели от этой грязи.
- Да сколько раз я уже говорила! И в тетрадку писала! - Екатерина Алексеевна разводит руками. - Да ты же знаешь завхоза нашего. "Ничего нет, деточка, денег нет, деточка!" - передразнила она завхоза.
Довольно похоже, я даже рассмеялась.
- Это точно. Вечно - ничего нет. Это - к директору надо.
- А директор - что тебе скажет? В смету, на будущий год? Пока не утонем в этом г…, до тех пор и не сделаем ничего.
Меня воспитатели не боятся. Мне можно высказывать всё. Можно возмущаться, можно жаловаться, в открытую.
Директора у нас все боятся, директора! Попробовала бы она - так же сказать директору! А завхоз наш, как и кладовщик, находятся под негласным директорским покровительством. Завхоз, вообще, дальняя родственница нашего директора.
Наступать на завхоза - значит, наступать на директора.
Даже такая достойная женщина, как Екатерина Алексеевна, и та подумает, прежде чем наступать на завхоза. И далее…
- Успокойтесь, Екатерина Алексеевна. Ладно, успокойтесь. Я директору скажу, прямо завтра. Пробьем. А то, и правда, пока этого дерьма не увидишь - не поймёшь, как это…
- Так и живём - в дерьме по уши.
- Да ладно. Выгребем.
- Ты - молодая, может, и выгребешь. А я…
Я не успела ответить.
Подошла Ангелина Степановна, воспитатель восьмого "Б".
- Как там Протока?
- Жив Протока, жив. Спит, сном младенца.
- Да уж, младенца. Перелом есть?
- Не волнуйтесь, Ангелина Степановна!
- Да как не волноваться? Ведь сделают виноватой - не отмоешься. Да разве я могу уследить за всеми? Да ещё за таким… - она подыскивала слово, - за таким идиотом?
- Да ладно тебе! - вступила Екатерина Алексеевна. - Ты не виновата, ты в столовой была…
- Поди потом, докажи!
- Ладно, пойду я, - я вдруг почувствовала к этим усталым женщинам, такую жалость… такую нежность, что мне аж сдавило горло. Я повернулась к выходу.
- Пойду я, ещё раз на вашего младенца посмотрю. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, Наталья, - ответили мне.
Я заглянула в изолятор ещё раз, перед самым уходом. Тоха, мой брат, спал сном младенца.
Глава 10
Я действительно пришла на следующее утро к семи, хотя мне очень хотелось поспать.
"Шефа" была на месте.
На весах, в разделочной комнате, лежало мясо, уже отделённое от костей и мелко порезанное, приготовленное на гуляш.
Я не успела. Они разделали мясо без меня. Наверняка, они это сделали не случайно.
- Почему не подождали? - спросила я "шефу".
- Натальюшка, ты же видишь, какое мясо! Одни жилы… Пока разварится… Мы ждали, ждали, и разделали без тебя. Ты же на ужин вчера не пришла!
- Это что, всё мясо?
Мясо, приготовленное на гуляш, было ужасным. Одни жилы. И его было мало, мало!
- Сколько мяса здесь осталось?
"Шефа" положила нарезанное мясо на весы. Около пяти килограммов.
По меню, должно быть около тринадцати.
- Как ты получала мясо? С костями? Или без костей?
- С костями, конечно, с костями!
- А кости где?
- В бульоне, уже в бульоне… - засуетилась "шефа".
- Вытаскивайте кости из бульона, Любовь Андреевна, - сказала я официальным тоном.
- Зачем?
- Я хочу их взвесить, эти самые кости!
- Ну, вы даёте, Наталья Петровна! - возмутилась "шефа". - Видано ли такое дело, чтобы кости из бульона вытаскивать!
- Вытаскивайте!
"Шефа" продемонстрировала своим видом возмущение. Но она была спокойна!
Она вытащила кости в тазик, и поставила тазик на весы. Кости затянули на шесть, с небольшим, килограммов.
Смотрите! - сказала "шефа" с видом оскорблённого достоинства. - Смотрите, смотрите! И больше не заставляйте меня кости из бульона вытаскивать! Надо верить людям! А ещё говоришь, что ты верующая!
Мне было стыдно, мучительно стыдно.
- Извините, Любовь Андреевна, - сказала я.
Да ладно… - "шефа" посмотрела на меня как бы сочувственно. - Идите, Наталья Петровна, пейте чай. Вы ещё самое главное не забудьте! Нам надо и на всю администрацию обед приготовить! Мне ещё придётся сейчас это мясо подрезать, и нам пожарить, на гуляш.
- Из этого - ещё будешь нам подрезать?
- А из чего же?
- Тогда - не режь на меня! Я не буду этот гуляш есть, только суп.
- Да брось ты, Натальюшка. Всем хватит. Вон, сколько народу голодает кругом. А у наших - хоть и бедно, зато каждый день. И завтрак, и обед, и ужин.
- М-да… - только и могла сказать я.
- Ладно, ладно. Иди, иди, Натальюшка, пей чай.
Ну, просто сама доброта, а не "шефа"!