Эпизод 5
Разочарованный и отчаявшийся Максим бредет по ночному городу куда глаза глядят. Идет, шлепая по черным лужам, спотыкаясь на выбоинах в тротуаре, слепо продираясь через группки подозрительных юнцов, толпящихся у подъездов и подворотен.
В конце концов его заносит в какие-то трущобы: уличных фонарей почти нет, двери многих домов заколочены досками, стекла в окнах выбиты. У входа в полуподвальное ночное заведение, откуда на мокрый щербатый тротуар падают тусклые квадраты света и доносятся звуки злокачественной музыки, дорогу Максиму преграждает огромный тучный молодчик - то ли битник, то ли хиппи, одним словом, забулдыга в расстегнутой дубленке с поднятым воротником поверх потрепанного джинсового костюма. Обнимая левой рукой за плечи тщедушное существо женского пола, забулдыга приближает волосатую физиономию к лицу Максима и, жутко глядя очками в мощной роговой оправе, сипит:
- Дай десятку!
Максим молчит. Забулдыга огромной дланью берет его за лацканы пальто и сипло повторяет:
- Дай десятку! Не видишь, кисочка выпить хочет!
- Раскошеливайся, шляпа! - пищит кисочка.
Максим молча лезет в карман.
В этот момент дверь кабака распахивается, и свет падает на его лицо.
- Ба-а-а! - неожиданным басом гремит забулдыга. - Да никак это профессор? Профессор, вы?
Выскочивший из кабака юркий человечек деловито произносит:
- Хухрика наколол? Возьми в долю, Тарантул...
- Отзынь! - Тарантул отталкивает человечка так, что тот стукается о стену. - Это свой... Какими вы здесь судьбами, профессор?
- Простите, я...
- Не узнаете? И не надо. Деньги у вас есть?
- Есть.
- Тогда пойдемте, угостите нас. У нас здесь весело. Одно плохо: за веселье приходится платить. Пока.
Он подхватывает Максима под руку, и они втроем скатываются по склизким ступеням в полуподвал.
В обширном, с низким потолком помещении кабака зверски накурено, гремит отвратительная музыка, на дощатой эстраде трое обритых наголо молодых людей в брезентовых бесформенных портках, голые по пояс и босые, извиваясь, надрываясь, шлепая себя по голым бокам голыми локтями, орут песню - то ли на иностранном языке, то ли состоящую из междометий. Несколько пар кривляются на площадке перед эстрадой. За столиками сидят, беспрерывно курят, пьют, болтают или даже спят мальчики и девочки, мужчины и женщины, есть несколько стариков и старух. Все одеты весьма разнообразно - от живописных лохмотьев до скромных плащей, курток и пальто.
Тарантул уверенно протаскивает слегка обалдевшего Максима и свою кисочку к столику в полутемном углу. Там в одиночестве спит, положив голову на столешницу, молодой бритый мужчина в новенькой хромовой куртке и таких же штанах, заправленных в высокие сапоги. На груди у мужчины Железный крест, на полу рядом с ним валяется железная каска вермахтовского образца.
Тарантул глядит на него, произносит раздумчиво:
- Наладить его отсюда, что ли?
- А, пусть себе спит, - отзывается кисочка и садится.
- Присаживайтесь, - говорит Тарантул Максиму. - И давайте деньги. Я быстро.
Максим дает Тарантулу несколько бумажек и садится за столик. Тарантул исчезает в дыму. Кисочка с любопытством приглядывается к Максиму.
- Вы действительно профессор? - спрашивает она.
- Да.
- Как странно.
- Что именно?
- Тарантул ненавидит профессоров. И я тоже. И многие здесь. Вы не физик?
- Нет.
- Гуманитарий?
- Я профессор философии.
Бритый мужчина, не просыпаясь, гогочет. Максим и кисочка смотрят на него.
- Совсем плохо, - говорит кисочка.
- Что - плохо?
- Да что вы профессор философии. А впрочем, черт с ним совсем. Какая разница, действительно...
Тарантул возвращается, грохает на стол бутылку и расставляет бумажные стаканчики. Валится на стул, разливает.
- Ну, за красотку Танатос! - провозглашает он.
- Постой... Танатос - ведь это смерть, да?
- Ага!
- Сам целуйся с этой красоткой, - произносит кисочка с достоинством. - А я так выпью за жизнь.
Тарантул хохочет, затем обращается к Максиму:
- Вы, конечно, не помните меня. А я был вашим студентом. Лет десять назад. Вышибли.
- Нет, не помню, - отзывается Максим.
- Еще бы... Посмел иметь свое мнение! Философия... Сейчас и вспомнить стыдно - этакое дерьмо. Но ведь доходное, ежели повезет, а?
Максим поднимает на него мученические глаза.
- Что вы имеете в виду?
- Не что, а кого. Вас, профессор, вас! Ну, эрго бибамус!
Залпом выпивает и наливает снова. Максим, поколебавшись, тоже выпивает залпом, морщится.
- Экая дрянь...
- Другого здесь не держат. Зато крепко. О чем бишь мы... Да! Кисочка, ты, кажется, тоже на философском была?
- Видала я твою философию... Я биолог. Тычинки и пестики.
- Надо понимать, главным образом - тычинки... - с понимающим видом произносит Тарантул. - Ладно, все равно. Так что я хочу сказать, профессор? Слышал я вас намедни по телеку - и какая же вы сволочь! Сколько вам там заплатили эти гады - двадцать тысяч?
- Простите, - говорит Максим, уже несколько опьяневший. - Премия, строго говоря, не является платой...
- Бросьте, бросьте... Академик. Доктор. Знаете, почему я не бью вас по морде? Потому что пью на ваши деньги... Да, кстати, вы уже взошли или не взошли?
- Не понимаю, что вы мелете, - угрюмо произносит Максим и снова выпивает.- Ну как же... Ведьма, целительница... Так взошли?
- Идите вы в задницу, студент.
- Ага, не взошли. Смотрите, профессор! Ведьма ведь тоже женщина. И если как женщина она рассердится, то как ведьма...
- Погодите! Откуда вы знаете?
- Так это же я вам звонил. Помните?
Максим молчит, тупо глядя на свой стаканчик. Тарантул снова разливает. Затем говорит убежденно:
- Да, он - великий человек!
- Кто? - с ужасом спрашивает Максим.
- Да вам-то что? Вы его только слушайте, а то пропадете. А впрочем, пропадайте, черт с вами. Одним профессором больше, одним меньше... Выпьем!
Они выпивают. У столика возникает из дыма человек неопределенного возраста, облаченный в нелепый балахон с большими перламутровыми пуговицами.
- Тарантул, - произносит он стонущим голосом. - Ты пьешь, Тарантул, эрго ты при деньгах. Дай десятку. Без отдачи.
- Дам. А ты спой.
Человек в балахоне закидывает голову и поет:
Кими-га ё-но
Хисасикарубэки
Тамэси-ни я
Ками-но иэкэму
Сумиёси-но мацу...
- Это гимн бывшей Японской империи, - сообщает он, закончив. - Могу еще "Хорст Вессель", "Боже, царя храни..." Спеть?
- Не надо, - машет рукой Тарантул.
- Не надо, так не надо. А где десятка?
- Дайте ему десятку, профессор, - приказывает Тарантул.
Максим достает десятку и вручает человеку в балахоне.
- Реквизиция, - произносит тот и исчезает в дыму.
- Однако нас прервали, - говорит Тарантул. - Так как там насчет Танатоса? Отбросим страх смерти, как костыли? Смерть самое прекрасное приключение? Идеал - дух без материи? А когда приперло - к ведьме в постель? Нам бы хоть немного пожить, так?
- Оставь его, - морщится кисочка. - Ему и без тебя тошно.
- Молчать! - ревет Тарантул. - Ну-ка, профессор, извлеките еще десятку!
Максим безропотно извлекает десятку. Тарантул сует ее кисочке.
- На, и иди отсюда.
- Я хочу здесь...
- Иди, я тебе сказал! Купи жратвы! Ты со вчерашнего утра ничего не жрала, только спирт хлещешь, др-раная кошка... И вообще, даже порнография лучше, чем наша беседа с профессором, доктором, академиком, лауреатом... Пошла!
- Не желаю! Мне скучно одной!
- Скучно - подцепи кого-нибудь... Ну, кому сказано?
Кисочка плачет, поднимается и неверными шагами устремляется прочь.
- Сейчас мы снова выпьем, профессор, - произносит Тарантул, разливая по стаканчикам остатки спиртного из бутылки. - Но прежде чем выпить, профессор, и для того чтобы выпить, профессор, а может быть, и вместо того чтобы выпить, профессор, я должен сказать вам еще несколько слов. Иначе у меня будет тяжело на душе и я все-таки набью вам морду. Итак. Вы не паразит. Вы - новая порода. Лицемер, карьерист и так далее, это я не ругаюсь, это я даю дефиниции. Не вы первый, не вы последний. А вот получать деньги, общественное положение, авторитет за чудовищную подмену - жизнь менять на смерть - это уже новенькое. А впрочем, этим занимались все религии. Вы только перенесли эту подмену с религиозной почвы на научную. Да ведь эти сволочи должны вам не то что лауреатство - памятник вам поставить! Золотой! С полудрагоценными камнями в глазных впадинах.
- Я не желаю разговаривать в таком тоне, - с пьяным достоинством объявляет Максим. - Вы ничего не понимаете, а туда же, беретесь осуждать...
Человек с бритым лицом снова гогочет, не просыпаясь.
- Вы мелете чепуху, - говорит Максим, и по лицу его текут слезы. - Философия - это нечто... А жизнь... Я, знаете ли, много, очень много передумал... и вот надо умирать... да еще мучиться, как будто я виноват... А она меня не хочет... а казалось бы, чего ей стоит? Но я упрошу... я не побоюсь никаких унижений, потому что жизнь, знаете ли...
- Надрался профессор, - с видимой симпатией объявляет Тарантул и выпивает.