"Налево ли, направо, – ухмыляется он из ночи в ночь, – а всё равно – в ад!"
Просыпаясь, Артём долго трёт глаза, вспоминая, куда ведут все дороги, и подушка у него мокрая от слёз.
"Вот он какой – цвет будущего", – шепчет Артём.
И тут просыпается, растерянно моргая, пока не понимает, что до этого пробуждался во сне.
А прошлой ночью сон изменился. Теперь его траурную процессию встречал ворон, он стучал клювом по валуну, под которым покоился нищий, точно старался соскрести эпитафию:
Отобрали всё.
"Прошёл мимо", – нацарапал поверх неё Артём. Но прежде чем проснуться, почувствовал, как его горло сжимают короткие жадные пальцы.
Труба на крыше дырявила побледневшую луну. Но работа двигалась. Ему оставалось изобразить на картине себя, пишущим картину, на которой бы он изобразил себя, пишущим картину… "Не провалиться бы в эту бездну", – испуганно подумал Дериземля, и у него закружилась голова.
А утром к нему постучали. Никто не откликнулся, и через час дверь выломали, наполнив комнату гулким эхом. Помещение было пустым, но искать художника не стали, забрав то, за чем пришли, – стоявшую на мольберте картину.
Коан для троих
– Что такое дзэн?
Он улыбнулся:
– Вспомните, чему учили в школе, вспомните премудрости логики, теоремы и аксиомы, так вот дзэн – это всё наоборот.
Его зовут Елизар. Он милый, хотя и старый. "Уже сорок", – пожал он плечами, когда я брала интервью. Елизар – местная знаменитость, и сокурсницы-журналистки предупреждали, чтобы я называла его учителем. Вот ещё! Да и он смущается. Но интервью получится интересное, наверно, лучшее на факультете.
– А про чайную церемонию расскажете?
– Лучше показать, – потянулся он за чайником.
На шее у Елизара родинка, а на щеках, когда смеётся, – ямочки. Только смеётся он редко. Чай заварен по-тибетски: холодный, с бараньим жиром. Делаю над собой усилие, чтобы не морщиться.
– А "Будда" происходит от слова "будить"? – наивно распахиваю ресницы. – Называют же его – Пробудившийся…
Ну вот, опять ямочки запрыгали! И смутился. Боже, какой смешной!
Прощаясь, кокетливо надула губы:
– Возьмёте в ученицы?
Целый день думаю о приходившей студентке. Елизавета красива. Даже слишком. Мастер Хакуо отверг одну ученицу из-за красоты – и та обезобразила лицо раскалённым утюгом. Да и какой я учитель! Мне до просветления, как до неба. Разве лекцию прочитать. И то, когда она, достав блокнот, спросила про Будду, растерялся. Смешно, конечно. И всё же нашёлся: "А Елизар происходит от Елизаветы…"
И подумал, что это, возможно, не простая игра букв.
Всю неделю хожу к Елизару, в его тесную квартирку с видом на глухую стену. Мы разговариваем, смотрим японские гравюры с иероглифами, листаем пожелтевшие, в кожаном переплёте книги. Елизар – большой ребёнок, иногда мне кажется, что я его старше. И говорит он по-особенному, всё больше про сутры да шастры. А в житейских делах совершенно не разбирается. Учитель, одно слово! Но мне с ним интересно, мои ухажёры-мальчишки кажутся теперь скучными. Раз прихватила к Елизару одного, так не мог вставить и слова, пыхтел, тужился. А потом, выпятив подбородок, козырнул:
– Мне вас жаль – потерянное поколение.
– Мы-то потерянное? – вспыхнул Елизар. – А вас в капусте нашли!
Ого, да мы умеем кусаться!
Мне сделалось стыдно, и я стала приходить одна.
Февраль выдался сухим и ясным. Ковыряя на окне изморозь, вспоминаю старинную метафору о том, что жизнь бесконечна, как таяние снежинки в чистом небе.
И мне делается необыкновенно легко.
Надолго ли?
Все истории про учеников дзэн кончаются их просветлением. А вдруг потом снова наступает тьма? Вдруг беспокойные мысли снова застилают сознание, как пыль – зеркало?
С Елизаром легко. С ним можно молчать, а можно откровенничать.
– Замечали, всё бывает не так, как думаешь? – щурится он. – Ожидаешь горя – приходит радость, кричишь от счастья, глядь, накликал беду…
– Это оттого, что всё непостоянно, – быстро киваю я. И тут же шепчу: – А мне, Елизар, порой кажется, что моё счастье маячит на горизонте синим облаком… Только вот как его найти?
– Это всё равно что с зажжённым фонарём искать огонь.
У него на всё ответ! Вот уж кто свою Вселенную строит из слов!
Классический дзэнский коан: что такое хлопок одной ладони? А теперь у меня появилась другая тема для медитации: "Почему встреч ровно столько, сколько и расставаний?" Я размышляю об этом, когда в одиночестве считаю часы до возвращения Лизы. У нас уже вошло в привычку проводить вечера вместе. И что она во мне нашла? Вчера за чаем бегло рассказала о своём детстве: родители развелись, выросла с матерью.
Может, она видит во мне отца?
Сегодня это случилось! Сидя в кресле, Елизар по обыкновению что-то рассказывал, то и дело ероша пятернёй волосы, как вдруг я почувствовала неудержимое влечение. Пересев к нему на колени, обняла, поцеловала. Он отстранился, но я крепко прижалась к нему всем телом…
В постели Елизар оказался не на высоте, но мне почему-то это совершенно безразлично. Главное, я поняла, что люблю его! Он признался, что после развода у него не было женщины. Бедный! Но в глубине мне приятно, не хочу его ни с кем делить, даже с прошлым…
Пробовал медитировать – напрасно! В голове крутится какая-то ерунда: "Елизар, Елизавета – ели за "р", ели за вето!"
Похоже, мой дзэн летит к чёрту.
Приходил Елисей. Не удержавшись, я рассказал про Лизу. Он стал выспрашивать и хохотать: "Значит вас уже трое – ты, она и любовь?" А глаза серьёзные. Елисей не верит ни в Бога, ни в чёрта. Но любит библейские изречения. "Один человек на свете, – гладит он щетину на подбородке, – и нет у него ни отца, ни матери…" А потом ржёт: "И друзей нет, и врагов – одни интересы…" Он с детства такой, и чего я его терплю? "Ну что, горе-буддист, – толкает меня в бок, – кто жизни не знает, тому других учить?" Я завожусь, и мы до хрипоты спорим. Елисей при деньгах, но не трудоголик и ещё не утратил вкуса к жизни.
– На сайте знакомств, – рассматривая холёные ногти, делано зевает он, – нашёл фотографию одной молоденькой – ищет секса по телефону. Я подумал, зачем фото, если по телефону? И точно – оказалась старухой.
– Ты это к чему?
– А к тому, что все кругом врут.
Я хотел промолчать, но не удержался:
– Завидуешь?
– Безумию? – вскинулся он, и я понял, что угодил в десятку. – Эх, Елизарчик, жизнь всё равно своё возьмёт, это вначале весело, а после женщина скажет: "На в лоб, болван!" А ты прочитаешь наоборот – то же самое получается… Так стоит ли начинать?
– Не философствуй – не тянешь, – огрызнулся я. Елисей оскалился:
– Да пойми, чудак-человек, сначала встреч больше, чем расставаний, потом – наоборот… В конце концов, кто из нас буддист? А молодым сегодня переспать, что воды пригубить, – гнул он своё. – Поверь, я лысину протёр на чужих подушках, и тебя заклинаю: "Трахать – трахай, а любить – не люби!"
– Не знал, что у меня появился опекун. Елисей похлопал по плечу:
– Ну, зачем так, я же школу на год раньше закончил, так что на правах старшего брата…
А потом сказал гадость. И мы чуть не подрались.
Показала матери фото Елизара. Она съехидничала:
– Не могла найти моложе?
– А ты нашла, да не удержала, – огрызнулась я.
И на глазах поцеловала фотографию. С тех пор мать шипит по каждому поводу. Ну и пусть, главное, Елизар – мо-о-о-й!..
Ничего не могу делать. Постоянно думаю о Лизе, о её бывших поклонниках, и не могу преодолеть мальчишеского желания быть лучшим. Опять был Елисей. С порога протянул письмо. Вот, говорит, почитай на досуге, полюбуйся на себя со стороны.
"Елизар со школы не от мира сего. Идеалист, мечтатель. А теперь ещё и влюбился! "Женщина окрыляет", – подтруниваю я. А он принимает всё за чистую монету! Начинаю по-дружески увещевать. Какой там! Слеп, как крот, глух, как тетерев. Ладно, думаю, зайду с другого конца. И посоветовал: "А чтобы в грязь не ударить, прими виагру". Думал, он меня убьёт! Вот и верь, что буддисты мухи не обидят.
Взлетать приятно – падать больно. А Елизар, как все влюблённые, этого не понимает. Эх, дурья башка, кто тебя защитит? Кто убережёт от женского коварства? Елизавета, иду на вы! Может, мне, как Цезарю и Наполеону, писать о себе в третьем лице?"
Сложив листок вчетверо, я позвонил Елисею:
– Извинения принимаются.
– Значит, прочитал, – вздохнул он. – Ладно, Елизарчик, мир… Люби себе на здоровье, только учти, современные девушки прилипчивы – потом ложкой не отскребёшь. Их учат за своё счастье драться… – Он заржал. – С нами.
И повесил трубку.
Во сне я читаю вслух о дзэне Будды: "Положение царей и правителей считаю я пылью. Сокровища из золота и драгоценностей вижу я грудами кирпича и булыжника. На тонкие шёлковые одежды смотрю я, как на рваные лохмотья. Мириады миров вижу я крошечными плодовыми семечками, а величайшее озеро Индии – капелькой масла у себя на ноге. Мировые учения воспринимаю я, как магические иллюзии, нирвану – как страшный сон среди дня. На суждения о зле и добре я смотрю, как на змеиный танец дракона, а на подъём и падение вероучений – как на смену времён года".
Подняв голову, я замечаю, что вокруг собралась толпа.
"А разве сам дзэн не иллюзия? – слышится мне насмешливый голос Елисея. – Выделить одну из иллюзий, назвать её отсутствием иллюзий – вот и всё твоё просветление… Нет, брат, всё – ложь!"