Дорога от аэродрома до города была однообразной. Балки, поросшие густой травой, сменялись небольшими полями, на которых росли фруктовые сады. Чем ближе к осени, тем тяжелее становились ветки, усыпанные желто-медовым шафраном. Иногда сквозь деревья виднелись маленькие шалаши сторожей, но сами они не появлялись, как будто были кротами и вели ночной образ жизни.
До города было порядка двадцати километров. Некоторые прапорщики, ездившие за рулем на аэродромных машинах по казенной надобности, пользовались этим, чтобы подвезти казачек, живших в отдаленных хуторах, за отдельную плату, что называется, натурой. Впрочем, казачки, у которых многие мужья любили приложиться к бутылке, думаю, были довольны таким обменом: и удовольствие получали, и деньги на проезд экономили.
За фильмами мы поехали на "Урале". Я сел с краю, у дверцы, а Лиду посадил посредине, между собой и водителем. Теплый ветер приятно обдувал кабину. Я любил ездить, положив локоть на дверцу с полностью открытыми боковыми стеклами, иногда вытягивая руку наружу и пытаясь ладонью поймать горячий степной ветер. Он упруго давил на мою руку, резкими порывами откидывая её назад, но всё равно рука возвращалась в исходное положение, как будто прорезала воздух пополам, примерно так, как горячий нож разрезает масло.
Беззаботно гулявший в кабине ветер оголил полные загорелые колени Лидки, немного задрав её зеленую форменную юбку. Я заметил, что боец за рулем, несколько раз, не поворачивая головы, зыркнул в её сторону.
- Эй, военный, - сказал я ему, - смотри на дорогу! А ты Лидия, хоть бы прикрылась, что ли, - и я положил на её колени потертую папку утратившую свой первоначальный черный цвет и принявшую со временем оттенок пыльного асфальта. В ней лежали накладные на фильмы.
Папка слегка прикрыла колени девушки. Увидев мои ухищрения, она засмеялась, мелодичным голосом и я подумал, что Лида, должно быть, хорошо поет. Но как ни странно, я, ни разу не слышал её пения. На загорелом смуглом лице моей подчиненной выразительно смотрелись большие карие глаза и вслед за бойцом, я тоже обратил внимание на Лидку, оживив в голове эротические фантазии. Но потом решил не отвлекаться и стал смотреть на дорогу - всё-таки старший машины.
Попетляв по узким городским улочкам, густо засаженным кустарником, с тускло зелеными от пыли листьями, мы въехали во двор районной кинобазы. Там уже стояло несколько машин из окрестных сел.
Возле крыльца высились стопки из круглых металлических коробок серого цвета с бобинами фильмов, которые киномеханики выносили из хранилища и складывали неподалеку от своих автомобилей. Обычно таких коробок было восемь-девять - по частям картины. Имелись исключения в виде иностранных фильмов, когда коробок должно было быть больше, но при дублировании где-нибудь на "Мосфильме" или "Союзмультфильме" эти фильмы подвергались нещадной кастрации и подгонялись под стандарт. Я как-то задумался, отчего большинство иностранных боевиков дублировалось на киностудии "Союзмультфильм". Голоса там были более подходящие, что ли?
Дав Лиде деньги, чтобы она прогулялась до магазина и купила там пива, сигарет, свежие газеты, я пошел в контору оформлять передачу просмотренных картин и получение новых. Водитель "Урала" в это время занялся перетаскиванием коробок к приемному окну, в котором виднелась пожилая женщина, достававшая рулоны фильмов из металлических кассет и проверявшая их на целостность.
Было жарко. Я снял фуражку, широко размахивая ею как веером, расстегнул почти по грудь синюю техничку. Струйки пота стекали по спине, волосы на голове взмокли.
В небольшой конторе за столиком сидела молодая темноволосая девушка - учетчица. Она делала отметки в стопке накладных, лежавших на столе. Увидев меня, девушка кивнула, поскольку мы были уже с ней знакомы, и крикнула вглубь здания, подзывая заведующую:
- Марья Сергеевна, летчики приехали!
Тотчас, будто нас давно ждали, в открытых дверях за спиной учетчицы появилась миловидная женщина лет около сорока. Черные волосы её были забраны в пучок сзади, прищуренные черные глаза смотрели настороженно. Увидев меня, она заулыбалась и сказала певуче, мягко, как говорят на юге:
- Здравствуйте, за фильмами приехали? Наверное, хотите что-нибудь новенькое?
- Да, не отказались бы, - ответил я и тоже улыбнулся в ответ.
Заведующая, стоя в дверях, закинула руки за голову и томно потянулась, словно от долгого сидения за столом у нее затекла спина. Темно-синий халат распахнулся, под блузкой обозначились полные груди, а в глазах появились насмешливые огоньки. Словно она бросала мне вызов, говорила: "Посмотрим, сможешь ли ты сделать вид, что ничего не замечаешь".
Мне было невдомек, специально она это сделала или нет. Может у Марьи Ивановны была привычка потягиваться перед незнакомыми мужчинами, а может у неё действительно затекла спина? Кто её знает? Я не думал о том, хотела ли заведующая специально привлечь моё внимание или она делала это неосознанно, но вскоре почувствовал, как внутри меня нарастает напряжение и возбуждение. Вероятно, Марья Ивановна что-то прочитала на моём лице, она как-то расслабилась, еще сильнее заулыбалась. Девушка - учетчица посмотрела на неё, как мне показалось с укором, и сказала:
- Ваш муж просил передать, что заедет в совхоз "Привольный" и скоро вернется.
- Хорошо! - равнодушно, без особых эмоций произнесла женщина, - когда звонил?
- Минут сорок назад, - ответила девушка и пояснила мне, - у Марьи Ивановны муж - заместитель нашего начальника кинобазы. Он отвечает за исправность киноустановок.
- Пойдемте со мной, - перебила её заведующая, - покажу вам, где можно выбрать новые фильмы.
Отправившись следом за Марьей Ивановной, я оказался с большом зале с длинными металлическими стеллажами. Они доверху были забиты коробками с кинофильмами. Под каждым рядом коробок болталась картонная бирка с указанием картины. Зал плохо освещался, потому что несколько лампочек перегорело и не менялось, то ли из-за отсутствия, то ли из-за нерадивости электриков.
Здесь было прохладнее, и я вздохнул с облегчением. Медленно передвигаясь вдоль стеллажей и читая заголовки картин, большинство из которых было уже мною видено, я прошел в дальний угол хранилища. Заведующая шла за мной, и я чувствовал её дыхание, когда останавливался чтобы прочесть очередное название. От неё пахло польскими духами "Быть может", столь модными среди советских женщин.
Дойдя до конца очередного стеллажа, я резко повернулся и внезапно оказался лицом к лицу с Марьей Ивановной. От неожиданности сделал шаг назад.
- Что летчик, - полушепотом, как бы шутливо спросила она, - боишься меня?
В это время кто-то зашел в зал и на другом конце принялся расхаживать в поисках походящего кино. Отчетливо слышалось шарканье чужой обуви, будто вдоль стеллажей передвигался какой-то случайно забредший старик. У меня мелькнула мысль, что времени вполне хватит.
Марья Ивановна в это время в какой-то истоме безмолвно прильнула ко мне, отдаваясь во власть моих рук. Я повернул к себе спиной эту внезапно обессилевшую женщину, и она оперлась руками о стеллажи, а потом вошел в неё словно в теплую речку, прогретую полуденным солнцем. Мой мозг как будто отделился от тела, он самостоятельно фиксировал детали, пытался анализировать моё и ее поведение, а тело выполняло свою работу. Марья Иванова глухо застонала от удовольствия.
Шаги в дальнем углу склада стихли. Кто-то прислушивался. Черт побери! Меня бросило в жар, но остановиться я уже не смог…
Это был порыв, наваждение страсти, как у Бунина в "Солнечном ударе", когда офицер завел скоротечный роман со случайной пассажиркой на пароходе. Я потерял голову, совсем как тот поручик! Разница была в ощущениях. Герой Бунина чувствовал себя постаревшим на десять лет после той встречи, а я… Я не чувствовал ничего. "Всё из-за любви! - быстротечно соображал я. - Он ведь полюбил!"
Потом пришлось спешно приводить себя в порядок - не мог же я показаться перед учетчицей в растрепанном виде. Марья Ивановна вся раскраснелась, а её черные глаза в полумраке, казалось, растворились в зрачках и сделались огромными. Она повернулась ко мне и поправила фуражку, стягивая её на правую строну, как обычно носят казаки. Её руки задержались на моих плечах, а глаза ласково смотрели, будто женщина ждала каких-то особенных слов. Пахнуло смешанным запахом польских духов и её разогретого тела. Я молча отстранился - влажные волосы прилипли ко лбу, пришлось заправить их под козырек.
- Ну что, будем искать фильмы дальше? - приглушенным голосом спросила она, поправляя свою прическу.
- Выберите нам что-нибудь сами, только по новее, - попросил я, обращаясь на "вы" даже после возникшей между нами близости. Может быть, сказывалась почти двадцатилетняя разница в возрасте?
Обратно на аэродром возвращались молча. Лида открыла бутылку с пивом и, поглядывая в окно, медленными глотками пила его из горлышка. Я вспоминал подробности происшедшего со мной на складе. Водитель "Урала" насвистывал что-то из репертуара Тото Кутуньо.
Теплый ветер с силой бился в лобовое стекло, занося в кабину запахи отцветающего лета. Я возвращался в часть и уже не соревновался ним в силе. Разве кто-то может победить ветер?