7
Неделя у брата разнообразием не отличалась. Утром Снежинка убегала на лекции, я встречал ее после занятий, и мы подолгу гуляли, захаживали на вещевые рынки, базары и даже обзаводились знакомыми, вечерами расслаблялись. Свободное время она проводила с нами. Мы с братом даже забыли, что у нее могут быть и личные дела. Телефон, задребезжавший однажды утром, напомнил об этом. Звонил мужчина.
– Здравствуйте, мне Снежану.
– С кем говорю?
Я уже ненавидел его.
– А я с кем?
– Я отец Снежаны. А вы?
– Ее приятель.
– Назовитесь, пожалуйста.
– Сергей.
– Снежаны нет дома. Она в институте.
– Когда будет?
– Понятия не имею.
Понятие-то я имел, но делиться им с этим нахалом не хотел.
Не успел я положить трубку, как телефон задребезжал снова. Опять мужчина.
– Снежану можно?
– Кто вы?
– Знакомый…
– Вы говорите с отцом Снежаны. С кем имею честь?..
– Меня зовут Виталий. Мы с ней ходим на тхэквондо.
– Что?!.. Она занимается тхэквондо?
– У нее уже черный пояс.
Соображал ли этот недоумок, что женщину вряд ли украсит увлечение восточными единоборствами? Впрочем, я не исключал, что уже начинаю вести себя, как старый брюзга.
– И давно она этим увлекается?
– Года три…
– Снежаны нет, и неизвестно, когда будет, – отрезал я и бросил трубку.
Как же я ненавидел его!
Не успел я прийти в себя от тхэквондо, как телефон ожил снова. Складывалось впечатление, что Снежинка раздала номер по меньшей мере четверти акселератов города. Звонивший просил Снежану и был мне омерзителен уже изначально…
– А поздороваться можно?
– Здрасьте…
– Снежаны нет.
– А когда будет?
– Зачем она вам нужна…
– Мы на тусовку идем…
– Что?!..
– Сперва будет дискотека… Там мы поймаем кайф, потом рухнем в клевость и будем тусоваться…
– Что-о-о? – заорал я. – Кто вы такой?
– Виктор… Скажите, буду в семь…
Снежинка явилась в четвертом часу.
– Так, в какую-же это клевость и главное с кем ты собираешься рухнуть? – совершенно злокозненным тоном полюбопытствовал я, даже не ответив на ее приветственный поцелуй.
– Что, Витька звонил? – спросила она.
– Он сказал, что придет в семь, а я, кажется, спросил о клевости?
– Ой, папа, ну, так говорят, когда хорошо…
– В каком смысле хорошо?
– В обыкновенном…
– А тхэквондо?
– Что тхэквондо?
– Мне сказали, что ты занимаешься тхэквондо.
– Занимаюсь…
– Тогда давай уж сразу боями без правил.
– Папа, перестань глупо хохмить, тебе это не идет.
Увидев наши агрессии, Гурген, чье появление мы даже не заметили, сделал удивленное лицо и пробормотал что-то про комиссию и создателя.
– Представь, она собирается сегодня рухнуть в клевость, – сказал я ему.
– Это когда хорошо, – пояснила Снежинка.
– А что вам хорошо? – невозмутимо спросил Гурген.
– Лучше не бывает, – заорал я.
Появление Виктора накалило обстановку до предела. Он будто бы создан был для того, чтобы портить девок. Кроме того, у него были явные проблемы со словарным запасом.
– Садитесь, молодой человек, – строго приказал я ему, показав на кресло.
Он послушно сел.
– Куда собрались? – спросил я.
– В клуб.
– Где это?
– Недалеко.
– Чтобы не позже одиннадцати Снежана была дома. Если она задержится хотя бы на минуту, я больше ее с вами никогда не отпущу, – продолжал я завинчивать гайки.
– Папа, в одиннадцать все только начинается!
– А ты молчи…
– Папа…
– Тебе велено молчать… Ты меня понял, Виктор? Ни на минуту позже…
– Понял, – пробурчал он.
– А ты? – спросил я Снежинку.
По выражению ее лица было видно, что она, похоже, решилась на убийство.
– А ты? – повторил я.
– Поняла, – ответила она и, гордо вскинув головку, топнула.
Гурген, когда мы остались одни, многозначительно похлопал в ладоши.
– Ты – дурак, набитый собаками.
– Плевать. Где этот клуб?
– Понятия не имею.
Часы показывали половину восьмого.
Мы мрачно поели и разошлись по углам. Время возвращения Снежанки будет лакмусовой бумажкой. Мы понимали это оба и не сводили глаз с часов…
Половина девятого…
Я подошел к книжному шкафу и взял что-то про генетику. Потом вышел на кухню и начал мыть посуду. После того, как все тарелки и чашки начали неестественно сверкать, взял в руки веник.
– Перестань мельтешить, – попросил Гурген. – У меня рябит в глазах.
Гурген включил телевизор. Как по заказу демонстрировали латиноамериканскую мелодраму про совращение юной девы из глухого села, приехавшей в город на поиски работы. Гурген выругался и выключил телевизор.
На часах – половина десятого.
Я сидел, тупо уставившись на календарь, прибитый к шкафу. На календаре была ослепительная дива в объятиях наглого брюнета. Они подло улыбались, причем прямо мне в морду.
– Как ты можешь смотреть на это? – спросил я.
– А ты? – ответил Гурген.
Что-то гудело. Обернувшись, я понял, что это жук, застрявший между оконных рам. Открыв форточку, я выпустил жука.
Половина одиннадцатого.
Я пошел в прихожую, затем на кухню, в ванной почему-то открыл горячую воду; направившись из кухни в комнату, я столкнулся лоб в лоб с Гургеном, которой в этом момент направился из комнаты в кухню… Мы с удивлением взглянули друг на друга и продолжили ходьбу. Теперь он следовал из комнаты на кухню, а я из кухни в комнату. По радио гремел канкан Жака Оффенбаха из "Орфея в аду".
Без одной минуты одиннадцать…
Время "Ч" приближалось неумолимо, безжалостно… Пятьдесят секунд… Сорок… Тридцать… Тиканье часового механизма взрывного устройства отсчитывало последние мгновения… Двадцать секунд… десять… пять… три… одна.
Как только часы пропели одиннадцать, дверь открылась и вошла Снежинка. В следующее мгновения мы сжимали друг друга в объятиях, а Турен улыбался. Это было уже нечто совсем невероятное.
– Дочка, прости!..
Она колотила меня кулачками в грудь.
– Ну чего ты так с Витькой, пап? Он же дурак.
– Почему же ты тогда ходишь с ним на дискотеку?
– А потому что дурак!..
– У твоей дочери железная логика! – восхитился Гурген и открыл пиво.
Напряжение надо было снимать.
8
Вернулся я к своему пепелищу через год. Все было на месте – и дома, и предрассудки. Те же лица, та же редакция, тот же корпункт…
Моя бывшая теща, к которой я зашел, чтобы узнать о Снежане, изображала фальшивую любезность и с трудом сдерживала торжество. Со Снежаной все в порядке, говорила она язвительно-сладко. Учится неплохо. Правда, учителя жалуются, что минуты спокойно просидеть не может и мальчишек колотит, а новый (это было особо подчеркнуто) папа в ней души не чает, сказки на ночь рассказывает, балует, ему даже советуют быть строже… Что до Облачка, то у его новых хозяев дача (это тоже было подчеркнуто, ибо дачи у меня никогда не было), травка, деревца, полное раздолье… Не переживайте… А вам определяться пора… Не век же бобылем ходить.
Сказать, что такая попытки не предпринималась, не могу, тем более что рынок невест был перенасыщен и мое возвращение сразу же было отмечено несколькими попытками меня определить, поскольку у каждого из сотрудников редакции имелось по нескольку кандидаток для определения. Вначале была Валя, потом Наташа (или вначале Наташа, потом Валя?), далее следовали две психопатки и, наконец, замужняя особа с проблемами и не в меру ревнивым мужем. Я балансировал на грани скандала, после чего махнул на всю эту суету и замкнулся в своей однокомнатной квартире, которую мне выделили как заведующему ведущим отделом редакции и за победы в двух или трех престижных конкурсах.
Шло время. Несколько раз я пытался узнать у тещи о Снежане, но та отвечала теперь иначе, односложно и без того меда, которым изобиловала наша первая после моего возвращения встреча, и поначалу складывалось впечатление, что эти ставни для меня теперь уже наглухо закрыты.
Однако некоторые последовавшие вскоре обстоятельства свидетельствовали вроде бы о том, что кое-какой свет сквозь щели все-таки пробивается.
Началось с того, что мне позвонила одна из своячениц и сообщила, что приехала моя бывшая. Я проявил энтузиазм и выразил надежду, что она хорошо проведет время. Зная манеру тещи передавать персонам, на которых она поставила знак минус, нужную ей информацию через третьих лиц, я сразу же догадался, кто за этим стоит. Труднее было понять, следует ли воспринимать неожиданный звонок как начало какой-то осмысленной акции. Через несколько дней все та же свояченица поставила меня в известность уже об отъезде моей бывшей. Это тоже было принято к сведению.
Как-то на одном из совещаний я столкнулся с Викой Шуглазовой. Она оплыла, стала обладательницей двойного подбородка и теперь уже ничем не напоминала исходящую шармом и заморской косметикой соискательницу сердец посланцев Карибских островов. Теперь Виктория Алексеевна тянула лямку в какой-то профсоюзной конторе и, как я понимаю, занималась организацией досуга разного столичного начальства, от которого в провинциях в то время отбоя не было. Это, конечно же, было гораздо проще, чем искать мужа из-за бугра.