Он зажмурился и высунул сладкий инжирный язык. Я стряхнул каплю.
- Ну и что! - сказал Денис, морщась и качая ногой. - И совсем не говкое. А зачем ты пьешь?
Я вздохнул.
- Понимаешь, Дениска… Пока не выпьешь, мир вокруг такой большой, страшный… а душа маленькая, испуганная. А как выпьешь
- мир становится маленький, а душа - большая-большая! И ничего не страшно. Понял?
- Понял, - торопливо согласился Денис, дожевывая (из коридора уже слышался зов Анны Ильиничны). - Знаешь, Севежа, пойдем к нам жить. А то у нас живет дядя Валева, а он мне не нвавится.
- Вот тебе раз, - сказал я.
Послышался деликатный стук.
Анна Ильинична приоткрыла дверь и поманила его пальцем. Денис с сожалением пополз с кресла вниз.
- Так вы с ней поговорите?
- Обязательно, - сказал я. - Не думайте об этом. До свидания.
Я знал, что увижу в зеркале - серую усталую физиономию, на которой вечерняя щетина похожа на паршу, - поэтому смотреть туда мне не хотелось. Намыливая ладони, я размышлял, почему с рук смывается столько грязи. Даже странно. Как будто целыми днями занимаюсь разгрузкой угля. Или погрузкой шлака. А вовсе не таким чистым и одухотворенным делом… Повесив полотенце, я вернулся в комнату, достал вторую банку пива и щелкнул крышечкой.
Расшнуровывая ботинки, я поочередно косился то на телефон, то на пиво. Вот наконец вытянул ноги и осторожно налил полный стакан.
Недолго полюбовался. Поднес к губам и отпил как положено - большими глотками и сразу половину. Перевел дух. И лишь после этого нажал гашетку.
Автоответчик сохранил девять сообщений. Три были пустышками - скрежет, хрип, короткие гудки; два интересовались Будяевской; на четырех оставшихся бесцветный, но от раза к разу все более настойчивый голос требовал связаться с его обладателем по поводу квартиры на "Новокузнецкой".
Я еще размышлял, стоит ли сейчас этим заниматься, а телефон уже зазвонил, и, сняв трубку, я услышал все тот же голос.
- На "Новокузнецкой"? Да, да, конечно. Но, видите ли, квартира… э-э-э… как бы это сказать поточнее… Короче говоря, почти продана квартира и…
- Задаток получили? - строго спросил голос.
Ишь ты!
- Задаток-то? - Я зачем-то переложил трубку в другую руку - должно быть, чтобы не выругаться. - Нет, не получили. Но все равно… Давайте мы это до завтра отложим и тогда уже, так сказать…
- Э-э-э! - насмешливо протянул он. - Вы чего? Разве так делают?
Если нет задатка, кто же откладывает? У меня живой клиент, с живыми деньгами. Торопится! Вы чего? Показывать надо! Давайте в девять покажем. А?
Вот тебе раз - еще и в девять! А Николай Васильевич обещал разродиться к одиннадцати.
- В девять? Нет. Знаете что?.. Давайте так. М-м-м-м-м… Так. Вы мне позвоните часиков в двенадцать, и мы…
- Да не может он в двенадцать! Клиент занятой, понимаете? В девять он хочет. Что ж я ему буду предлагать в двенадцать, если ему надо в девять? Ну у вас же нет задатка-то, я просто не понимаю!..
Э, черт бы тебя побрал!.. Голос был удивительно настырный. Тем более не хотелось признавать его неоспоримую правоту: нет задатка - нет покупателя.
Я невольно закряхтел, потом сказал грубо:
- От вас, похоже, не отвяжешься… Ладно. Точно приедете?
- Да о чем речь! - возмутился голос. - Тратил бы я с вами время!
- Пишите адрес, - буркнул я. - Как зовут-то вас? Ага. Меня Сергеем. Там арка такая… так вот у арки.
Разумеется, затем мне пришлось договориться об утреннем визите.
Как всегда, это дело, не требующее, по идее, и полутора минут, отняло больше четверти часа. Ну зачем, зачем люди произносят такое количество слов? Унять Елену Наумовну, вулканически извергающую клокочущий смех и самые черные подозрения насчет Николая Васильевича (я никак не мог привыкнуть к тому, что она всякий раз изобретает новые), было невозможно. Кроме того, от показа она упорно отказывалась, ссылаясь на слишком ранний час.
"Вы знаете, что говорил Ландау? Когда его звали к девяти - знаете? - бушевала она с такой уверенностью, как если бы Ландау был если не мужем ее, то братом. - Так вот знайте, Сережа, он говорил: я! по ночам! не работаю!.." Мы оба выдохлись, но в конце концов я ее кое-как уломал. Однако Елена Наумовна завершила разговор следующей фразой: "В этом нет смысла, ну да как хотите". И положила трубку. Я недолго поразмышлял насчет ее слов. Долго думать было не о чем, все уже давно продумано и решено: совести у Елены Наумовны нет ни на грош. Она без колебаний обует меня при первом удобном случае. Поэтому такого случая ей предоставлять никак нельзя. Поспешать, поспешать нужно!.. Я рассеянно допил пиво. Ах, Николай Васильевич, Николай
Васильевич!.. без ножа режет!.. Ну что б ему не согласиться сегодня на задаток! Ведь до всего договорились! до всего! окончательно! - нет, уперся, старый крокодил, - дай ему ночь на раздумья, и хоть ты кол на голове теши. На какие раздумья? ведь вы согласны? - Согласен, да. Полностью готов. Но задаток не сейчас, а завтра в одиннадцать… Бли-и-и-ин! Константина чуть удар не хватил… Адичка все косился, будто сказать что хотел… вот нескладица!.. Что ему эта ночь? Ну да ладно - хоть бы завтра в одиннадцать уже все решилось… Я вспомнил противный голос
Елены Наумовны и снова было расстроился, но тут опять зазвонил телефон. Интересовались "Коломенской". "Продана!" - отрезал я.
Звонок. А как вообще насчет переодеться?
- Я от Владимира Николаевича, - сказал женский голос.
- Ага, - отвечал я, прыгая на одной ноге, чтобы снять вторую штанину. - Как же, как же… Кто такой? - убей, не вспомню.
- Вы его невестке купили квартиру, он вас очень хвалил…
- Ну что вы! - сказал я. - О чем говорить!
Двадцать три минуты по часам ушло на то, чтобы объяснить этой милой женщине, во-первых, разницу между панельным и блочным строительством, во-вторых, что квартиры на первых этажах всегда дешевле и, в-третьих, что она никак не сможет купить трешку в
Крылатском, продав двушку в панельной девятиэтажке на "Бауманской".
- Но вы поймите: это же центр! - в третий раз воззвала она к моему здравомыслию.
- До свидания, - отрезал я. - Позванивайте.
Телефон послушно зазвонил. "Продана!" - сказал я. Опять звонок.
Господи. Иногда так и подмывает записать на автоответчик сообщение: "Сергей Капырин покончил с собой. Дождитесь сигнала, положите трубку и никогда больше сюда не звоните!" Я презрительно посмотрел на аппарат и открыл холодильник. Сделал бутерброд. Телефон звонил. Права Нина Михайловна, права: ну просто удивительно упрямые попадаются люди.
- Алло! - сказал я, отпив. - Да, да… есть такая квартира…
Нет, не свободна. Альтернатива. Смотреть? Можно завтра. Ах, через неделю! Позвоните через неделю. Хорошо? Договорились.
Звонок.
- Черт бы вас всех побрал, - сказал я, глядя на часы.
- А можно Сергея Капы-ы-ырина? - спросил незнакомый женский голос.
Я почему-то сразу подумал: "Вот этого мне только не хватало!"
Я вообще не люблю незнакомых женских голосов. Должно быть, потому, что почти всегда далекий женский голос звучит мелодично и немного волнующе и всякий раз хочется наделить его обладательницу необыкновенной внешностью и умом. А это неминуемо влечет за собой горькое разочарование. Сейчас, правда, был другой случай: судя по всему, дамочка была слегка навеселе. Во всяком случае, говорила она с интонациями половозрелой второгодницы.
- Ах, это вы Сергей Капы-ы-ырин? А я от Вики, - сообщила незнакомка, хихикнув. - Знаете Вику? Ну как же, Вика! Вика из
Ковальца, дочка Павла Иваныча! Вы знаете, что Павел Иваныч в больнице? Можете перезвонить? - а то мне очень дорого. Пожалуйста…
- Скажите номер, - попросил я, садясь.
Я перезвонил.
То жеманно мяукая, то говоря низким трагическим голосом, она поведала, что недели две назад Павлу стало плохо и его госпитализировали. Сначала подозревали инфаркт, потом воду в легком; затем воду в легком отменили - то ли не было никакой воды, то ли она куда-то делась; и с инфарктом непонятно - не то был, не то не было; в общем, Павел Иванович в больнице, а Вике даже не на что купить фруктов, чтобы ему отнести; и не мог бы я выслать денег.
- А где Вика?
Вика уж который день у нее, у Ларисы.
- А раньше где была? - спросил я. - Я несколько раз звонил…
Вика, может, и дома была, да ведь телефон-то выключили, вот в чем дело… уже дней десять, за неуплату.
- Черт возьми… А почему она у вас живет, а не дома?
А дома ей никак нельзя, просто никак, - квартиру-то обокрали, и она боится там оставаться одна, потому что замок сломан.
- Так что же, так открытая и стоит квартира?
Ну да, стоит… денег-то нет замок купить (в ее голосе прозвучал вызов). Но ничего: Вика ходит иногда, проверяет; это близко - в соседнем подъезде.
- А что украли? - спросил я, и впрямь не в силах сообразить, что оттуда можно было украсть.
Телевизор. И кое-что по мелочи - ложки там какие-то… посуду…
Она, Лариса то есть, говорила: как же так, открытую-то квартиру бросать!.. Вика теперь все плачет, плачет - просто заливается: голодная, холодная, и в больницу к Павлу Иванычу боится идти, потому что он сердиться будет, что телевизора нет. И не мог бы я прислать немного денег: Вика купит фруктов, цветов и пойдет рассказывать; а то Павел Иваныч в больнице один, и как-то это не по-людски: ведь не звери, чтобы больному человеку не принести ни цветов, ни фруктов.
- Так она не была еще в больнице-то, что ли?
Пауза, шушуканье.
- Нет, не была, - нехотя подтвердила Лариса.
- Откуда же известно про воду, про инфаркт?