Я приготовилась выдать какую-то экзотическую версию правды о своей жизни и отношениях с модными ресторанами, но официант, уже ожидающий наших заказов, спасает меня. Лидия заказывает рисовую лапшу с креветками, а я беру пельмени с шиитаке. Она заказывает холодный чай. Я – "Цзинь-тао". Она спрашивает меня, что это такое, и, когда я ей объясняю, она отказывается от чая и просит то же самое. Выпадая из образа, шепчет мне, что вообще-то у нее нет особых пристрастий.
Лидия: Хреново, должно быть, стать всего лишь дублером Перри Нэша и перестать быть настоящим убийцей.
Глория: Ну, у меня есть некоторые преимущества перед Перри.
Лидия: Какие же?
Глория: Я могу избежать тюрьмы.
Лидия: Но разве вы не хотите стать такой же знаменитой, как Джеффри Дамер?
Глория: Никто из нас не сможет стать таким.
Лидия: Вы бы смогли, Глория.
Глория: Вы считаете, что Перри Нэш невиновен?
Лидия: Да бросьте! Это ведь была ваша идея? Удачный способ вывести вас из состава.
Глория: А что не так с Перри? Что неубедительно?
Лидия: Настоящие убийцы выглядят значительными, как и настоящие знаменитости. Вы еще вернетесь, Глория. Я в вас верю.
Лидия говорит мне, что я как раз такая, какой она видит свою героиню. Это будет фильм по мотивам "Преступления и наказания", только действие перенесено в настоящее и вертится вокруг популярного журнала. Она размышляет, не постричься ли ей покороче. Расспрашивает о моем гардеробе, стремится понять мою жизнь.
– Редактирование – не обычная работа с девяти до пяти. Когда я начинала стажером в "Портфолио", у меня была репутация шлюхи. Люди знали, что я делаю, чтобы завлечь авторов с именами, и отпускали ехидные замечания. Но правда в том, что я получала этих авторов и добивалась результатов.
Официант ставит передо мной третий стакан пива. Лидия, должно быть, заказала себе еще во время разговора, но я слишком растерялась, чтобы заметить. Разве это незаконно – слегка напиться на публике?
– На секс и использование своего тела наложено табу – так обстоят дела, особенно если ты женщина, а я просто не понимаю этого. Тело ведь – всего лишь инструмент. Почему же нельзя его использовать? Я преуспеваю во всех начинаниях, потому что я готова сделать все, чтобы этого добиться.
Лидия говорит, что понимает меня, она, дескать, тоже так считает, потом ее голос замирает. Она едва притронулась к своим креветкам, разве что размяла палочками их хвосты. Она хихикает, с трудом подписывает чек, она решительно настояла на том, чтобы заплатить, потому что за нее все равно платит студия.
– Лучшее в популярности – никто не беспокоится из-за ошибок в счетах. К тому же они получили мой автограф.
Она уезжает на такси, все еще хихикая, падает на гладкое черное сиденье.
– Увидимся в "Ла-Ла-ленде".
Вдруг она становится серьезной, роется в своей сумке, пока не находит номер "Портфолио" – первый, выпущенный под моей редакцией.
– Подпишитесь на обложке, рог favor, – говорит она, протягивая шариковую ручку. – Вы станете звездой. Это только начало.
4
– Британский джентльмен гордится размером своей визитной карточки не меньше, чем американский – размерами своего члена. Вот основное различие между этими двумя видами, – объясняю я одному из основных рекламодателей "Портфолио", недавно получившему рыцарство крупному производителю алкоголя. Это ежемесячная вечеринка в честь выхода номера журнала. На этот раз в "Марсианах" – модном баре, стены которого увешаны "космическими" сувенирами.
– А что является американским эквивалентом золотого тиснения? – спрашивает он, протягивая мне свою карточку.
Я бросаю взгляд. Карточка похожа не то на приглашение на коронацию, не то на программу детского праздника на Лонг-Айленде.
– Латентный гомосексуализм.
Дмитрий вклинивается между нами, я наступаю на ногу официанту, чтобы пропустил его живот. Он хватает за руку производителя алкоголя и уводит от меня в бар. Дмитрий тащит его, тот сопротивляется, я пожимаю плечами и улыбаюсь следующему замеченному объекту.
Это Дон Ричард, наряженный в импортный твидовый костюм, в каждой руке – по бокалу мартини.
– Хочешь посмотреть, как будут выглядеть мои новые визитки? – Я меняюсь с ним на один из стаканов.
– Но у тебя же нет герба. – Он проводит пальцем по золоченой кайме. – Так ведь?
– Это не герб, Дон. Это сливовый соус.
В самом деле, Дмитрию стоило бы подумать об этом заранее. Вот что получается, когда подаешь на официальной вечеринке китайские закуски. Обычно мы заказываем псевдоазиатские, с ними таких проблем не возникает. Довольно сложно управиться с утопшей в алкоголе разношерстной толпой рекламодателей, писателей и фотографов, не беспокоясь о том, чтоб их не заляпать.
– Так в этом случае нам известны эти шесть фигур, – слышу я, как один писатель говорит другому. Они расположились на диванчике в форме летающей тарелки – такими заставлено все пространство.
– Четверть миллиона, я выяснил, плюс процент за экранизацию.
– Ну и как тебе удалось впарить киношникам пародию на "Правила Роберта"?
Я посмеиваюсь над ними. Они предлагают мне роллы, которые натащили с фуршетного стола.
– И теперь получит четверть миллиона за экранизацию, а мы здесь гробимся за жалкие гроши и халявный мартини.
– Кстати, раз уж мы заговорили о голоде, слыхали о последней книге Джорджии Маккензи? Детская порнография. Даже британские издатели не стали с ней связываться.
– Вот что получается, когда твой агент кидает тебя. Эти гребаные слова просто кишат вокруг, как креветки в садке, а ты не можешь ухватить их, мать твою.
– Не говоря уже о том, чтоб запродать.
– О, в самом деле? – встревает женщина, стоящая рядом со мной, обернувшись. Она в хаки и джинсе. Как всегда, без макияжа и выглядит точно выстиранная в прачечной пятидолларовая купюра.
– Привет, Джорджия. Хочешь спринг-ролл?
Я оставляю их. Провести больше трех минут в приватном разговоре на вечеринке – социальная незрелость. Я вижу другие лица, фрагменты, из которых складывается паззл моей жизни. Главным образом это вопрос постановки цели; так охотник выслеживает птиц, чтобы подстрелить их с близкого расстояния, точно угадав время и место. Нацеливаясь на кого-то следующего, заставляешь кого-то нацеливаться на тебя. Все это прекрасно срабатывает, пока стихийное бедствие вроде Дмитрия не загоняет тебя в угол.
– Чем могу помочь? – спрашиваю я его, вдыхая его двухсотградусные алкогольные выхлопы. Позади него я замечаю агента Эммета, заказывающего официантке сухой вермут.
Дмитрий нацеливает на меня жареный вонтон.
Я смотрю, как капля кисло-сладкого соуса падает на его открытые кожаные туфли. Он в смокинге. Я обмакиваю салфетку в свой мартини и пытаюсь оттереть этот "тест Рор-шаха" с его рубашки.
– Перестань. Сейчас же. – Дмитрий отводит мою руку. Он забирает у меня мартини и бросает вонтон в бокал.
– Чего ты хочешь, Дмитрий? Здесь посторонние.
– Тут скоро никого не останется, если ты будешь продолжать в таком духе, Глория.
Он загоняет меня все глубже в угол, заставляя чувствовать себя маленькой, точно фигурка на фотографии Херба Ритца.
– Сэр Филип – не хренов гомосексуалист.
– И кто же такой сэр Филип?
– Сэр Филип – наш друг. Наш рекламодатель. Ему принадлежит алкогольная компания, которую ты сегодня с таким энтузиазмом поддерживаешь своим пьянством.
– Тогда зачем ты засунул в мой алкоголь вонтон? Если бы я была сэром Филипом, меня бы это куда сильнее оскорбило, чем прослыть…
– Ты оскорбляешь наших рекламодателей, Глория.
Дмитрий топает ногой. Осторожно перегнувшись через его живот, я добываю себе с подноса новую порцию выпивки.
– Ты оскорбляешь наших рекламодателей, и они уходят от нас.
– Дмитрий, у тебя галстук перекрутился, ты глупо выглядишь. – Я отпиваю из стакана, мне становится лучше, но этого недостаточно – с Дмитрием, его вонтоном и залитой соевым соусом рубашкой.
Подходит Рейк. Кладет руку на плечо Дмитрия. Ухмыляется.
– Могу я вклиниться?
– Мы с Глорией еще не закончили. Убирайся. Оставь нас.
Говоря, он размахивает бокалом мартини, вонтон вылетает из бокала и падает в джин сэра Филипа.
– Спасибо, но я уже поел.
Дмитрий ждет, когда Рейк уйдет.
– Тебе следует уволить его, Глория. Он не понимает, что не следует лезть в чужие дела.