- Теперь мы поговорим по-другому! - укусил Жихарев женщину в шею.
Пашка брал реванш за несколько месяцев воздержания. Женщина лежала с закрытыми глазами. Время от времени она замирала, и судорога вновь пробегала по ее телу. Наконец, Жихарев насытился. Гостья обняла его за шею. Она открыла глаза и прижалась к его лицу горячей щекой.
- Ты - первый, кто меня удовлетворил после него, - вздохнула она.
- После кого?
- Ты разве не знаешь? После майора Харьковского. Был в Песках такой уполномоченный МГБ. Какой мужик был! Конец - тридцать сантиметров! Сама линейкой мерила. По длине ты ему и в подметки не годишься, но гоняешь долго и грамотно. Сразу видно - из столицы! Не чета нашим вахлакам коломенским. А меня здесь все знают. Я тоже местная, павлеевская. Работаю в коломенской тюрьме, женским отделением командую.
- А куда же Харьковский делся? - притворно удивился Пашка.
- Погиб… Убили его при исполнении служебных обязанностей. Брали они банду диверсантов. Те мост взорвать хотели. Шайку положили, мост отстояли. Но и соколика моего прямо в сердце шальная пуля сразила. Героем он всюду был и погиб героем.
- Дурное дерево всегда в сук растет, - подумал Жихарев и мысленно добавил. - Вот так народная молва превращает гниду и подонка в героя. О нем еще песни сложат и поэмы напишут.
Кузьмича пришлось ждать три дня. Он крепко выпил с мужиками в Колодкино. Шла Троица, и все запасы спиртного были выпиты. Кум прогарцевал до Коломны и там верхом въехал на жеребце по кличке Восход в продмаг с таким же названием. Он подъехал к продавщице и подав деньги велел:
- Дай, дочка, бутылку "армянского", а то нам с конем ждать некогда.
Очередь возмутилась. На Кузьмича стали кричать, что не один он умный. Старик осерчал и вытянул особо шумного цыгана плетью. На несчастье кума мимо проходил наряд милиции. Кузьмича с конем забрали и продержали три дня в отделении до конца праздника. Одного - в камере, другого на милицейской конюшне. Так и вернулся старик без денег, но с бутылкой армянского коньяка. Таисия, так звали гостью, все время ждала его. Лишь на ночь уезжала она к матери в Павлеву. Дамочка сказала куму, что ей нужно зелье для успокоения плоти, поскольку после гибели Харьковского трудно найти подходящего мужчину.
- Не дам я тебе зелья. Ищи мужика! - ответил старик.
- Кажется, уже нашла, - стрельнула женщина взглядом в Пашку.
Отгремели июньские грозы, заколосилась рожь. В лесах начали выскакивать грибы-колосовики: белые и подберезовики. Покрылись рубиновой земляникой поляны. Приятели готовились к сенокосу, рыбачили и попивали медовуху. После одного из визитов в "большой мир" старик вернулся радостный и хмельной.
- Начальника твоего, Паша, - Лаврентия Берию арестовали! Врагом народа оказался, английским шпионом, - доложил Кузьмич, выставляя на стол бутыль медовухи. - Народ нынче поет: "Берия, Берия вышел из доверия, а товарищ Маленков надавал ему пинков".
Жихарев понял, что пора возвращаться в Москву.
- Цветет в Тбилиси алыча не для Лаврентий Палыча, а для Климент Ефремыча и Вячеслав Михайлыча, - пели поезде под гармошку парни и девушки.
Жихарев вернулся домой не вовремя. Полуодетая и пьяная Люба курила в спальне. На ее коленях лежала голова молодого человека, облаченного в пашкины пижамные брюки.
- Папашка, мы разводимся! Вот мой новый муж, - указала Люба на парня.
- Вы сами виноваты, - вклинился в разговор субъект. - Уехали в неизвестном направлении, оставили женщину без средств к существованию…
- Люба, я оставил тебе десять тысяч.
- Папашка, что такое десять тысяч? Это мне - только на такси. Пока мы не разменяем квартиру, поживешь на даче. Полчаса на сборы тебе хватит? - куражилась Люба.
- А может быть, тебе пожить у этого юноши или у родителей? - спросил Пашка.
- Стасик, он не понимает! Объясни ему!
Молодой человек ринулся к Пашке, но получив удар в зубы, отлетел в угол. Жихарев сгреб его в охапку, вынес из квартиры и спустил с лестницы. Дошла очередь до Любы. Снова пошел в ход генеральский ремень. Затем Люба была одета и с драным задом выставлена из квартиры.
- Некому больше твоему папеньке жаловаться. Нет его заступника! - бросил в след жене Жихарев.
На следующий день Пашка прибыл на Лубянку. Его принял генерал В… Тот был из новых. Больших постов ранее не занимал, в окружении власть державших не состоял. В… был кадровым разведчиком и войну провел в… штабах различных групп армий вермахта. В… сообщил, что решение о целесообразности дальнейшей службы Жиъхарева в органах будет принято после реорганизации МГБ в Комитет государственной безопасности. А пока Пашке предложили пожить на даче.
- Оружие сдайте! С дачи не выезжайте! Форму носить не рекомендую, - напутствовал Пашку В…
Жихарев сдал маузер и браунинг, утаив нигде не зарегистрированный вальтер. Вечером Пашка убыл на дачу.
Началось затворничество. Изгнанник занялся рыбалкой на озере. Потом пришла грибная пора. Затем начались осенние работы в саду. Единственно о чем сожалел Пашка, что нельзя поохотиться. Ружье осталось в Москве, а приезжать в столицу ему запретили. Дача имела центральное отопление, ванную комнату, телефон. Вот только звонить Пашке было некому. Какое-то время ему привозили на дом генеральское жалованье. Затем Жихарева выгнали из органов, запретили покидать пределы дачного участка, приставили топтунов. Люба быстро развелась с отставным генералом. Московская квартира осталась за ней, а дача - за бывшим мужем. Раз в месяц почтальон приносил Пашке пенсию, а топтуны покупали провизию с выпивкой. От нечего делать Жихарев, не смотря на категорический запрет, стал втихаря писать воспоминания.
Глава 32
6 апреля 1955 года Жихареву позвонили из приемной генерала В… Сообщили, что завтра за ним пришлют машину. Генерал просил подготовить объяснения о деятельности Жихарева накануне и перед началом Великой Отечественной войны.
- Может быть, принести ему эти записки? - записал Пашка в своей тетради. - Знаем мы эти приглашения на Лубянку - сами приглашали! Вероятно, меня назад не выпустят. Бежать? Пристрелить топтунов у ворот и - в загородный поезд? Нет, теперь это не пройдет. Не доберусь до станции - схватят. Обратиться к "соратникам"? Уже обращался. Все отвернулись: и Молотов, и Каганович, и Ворошилов. Хрущев сейчас у них главный. Он-гад всю раскрутку устроил. Преданных строю людей с государственной службы выгнали, под следствие отдали. Вот и Валентин сегодня прибегал. Его тоже турнули. Облезлый какой-то, без былого лоска. Трясется, спрашивает: "Что делать?" Эх, Валентин, Валентин. Подлая ты душонка! Подумаешь, посадил несколько студентишек… За это самое большое - они тебе в морду дадут, если из лагерей выйдут. А мне приговоры в исполнение приходилось приводить. За это битой рожей не отделаешься - ответ по всей строгости держать придется! А судьи кто? Бывшие шестерки, которым я даже руки не подавал. Давят они нас и не спросят себя: "А кто приговоры в исполнение приводить будет?" На что они замахнулись? На систему, создаваемую десятилетиями. Не сокрушат они эту систему! Не сокрушат создавших ее людей! Рано или поздно поймут эти новые, что без системы им не обойтись. Пока у нас временное отступление. Скоро, очень скоро надоест новым властителям игра в демократию, потому что избалуются людишки. Потребуют настоящего равенства, отмены привилегий партийного аппарата. Потребуют, чтобы не было бедных, чтобы все были сыты. А это уже - капитализм! Тогда-то и скажут власть держащим: "Подвиньтесь! Уступите место тем, кто его заслуживает!" Не допустит этого высокое начальство. Выдвинет из своей среды нового вождя и учителя всех времен и народов. Ему-то и понадобится наша система и ее люди. Мы еще вернемся! Вернемся…
Генерал-полковника Жихарева нашли утром 7 апреля, сидевшим за столом в своем кабинете. Голова Пал Палыча покоилась на рукописи. Смерть наступила от обширного инфаркта. Близкие Пашке люди знали, что он держит на даче яды. Поначалу сочли, что генерал сам решил свести счеты с жизнью. Однако позже отказались от этого мнения. Пашка прожил жизнь исключительно для себя. Карьера и безбедное существование стали его кредо. Слишком велики были материальные блага, находившиеся даже у изгнанного со службы Жихарева, чтобы он так просто от них отказался.
Пашку запретили хоронить на Новодевичьем кладбище. Хрущев сказал:
- Не надо превращать мемориал в помойку! Последним пристанищем Жихарева стало только что открытое, тогда еще не престижное Кунцевское кладбище. Генерала обрядили в мундир без погон. Не было ни почетного караула, ни оркестра, ни салюта. Лишь несколько сослуживцев проводили покойного в последний путь. Там же, на могиле "на скорую руку" помянули усопшего. Позже им удалось выбить в КГБ деньги на скромный памятник. На нем поместили парадную фотографию Пашки в генерал-полковничьих погонах, с орденами. Как ни странно, за могилой взялся ухаживать Валентин. Его тоже покрутило: изгнали со службы. Пришлось несколько лет учительствовать в школе, получая жалкие гроши за преподавание биологии. Потом, как предсказывал Пашка, времена изменились. О Валентине вспомнили, вернули на службу в КГБ.
Убрав увядшие цветы и листву с надгробия, Валентин подолгу сидит на лавочке, вспоминая былое.
- Если бы не пришлось потерять пару лет "на гражданке", я был бы уже генералом, - сокрушается он и обращается к Пашке. - Вновь наступили прежние времена! Вновь в чести система и ее люди. Мы вернулись, генерал!