* * *
Девушка и молодой человек в наглаженных белых халатиках, только что вполголоса хихикавшие над анекдотами, при появлении Владимира Николаевича повели себя по-разному: парень мигом стал очень серьезным, а девушка едва заметно прихорошилась, поправила волосы, кончиком ногтя подровняла помаду в уголке губ… И тихонько вздохнула: доктор Бобровский такой красивый, мама не горюй…
Красивый доктор обошелся без преамбул:
– Добрый день, молодежь! Сегодня две плановые операции. На первой мне будет ассистировать завтрашняя звезда отечественной гинекологии Александр Сосновский, на второй – надежда мирового акушерства Валерия Кошелева.
Бобровский стремительно направился к письменному столу, стоящему возле стеллажа с какими-то папками и специальной литературой, пошевелив в воздухе пальцами, достал нужный журнал.
Интерны оставались на месте, одновременно выражая лицами готовность работать, и тихо, односложно переговаривались…
Бобровский присел за стол, стал быстро вносить какие-то записи в журнал…
Саша Сосновский позволил себе задать вопрос:
– Владимир Николаевич, а можно узнать, какие именно сегодня операции?
Доктор кивнул, не прекращая своей работы:
– Конечно: обе – гистерорезектоскопия по поводу субмуккозной миомы. Не самые сложные операции, слава богу. Насчет ассистанса я немного преувеличил, но некоторую свободу действий я вам предоставлю. В разумных пределах, конечно.
Интерн Сосновский важно кивнул и что-то записал в блокнот. Бобровский, бросив в его сторону взгляд, с одобрением понаблюдал за его манипуляциями и неожиданно обратился к девушке Лере, которая ничего не записывала, а напротив, с отсутствующим видом крутила свой мобильник:
– А как у вас рабочее настроение, Лера? Надеюсь, хирургия входит в область ваших профессиональных интересов? – с едва заметной иронией спросил он.
Лера залилась краской:
– Ну… Если честно… Меня, правда, больше привлекает акушерство…
Бобровский улыбнулся, приветливо глядя на тоненькую девушку:
– Что ж, это понятно. Но ваша специализация предполагает и умение оперировать.
Девушка смутилась, но все же решила объясниться:
– Мне кажется, роды – это всегда чудо, даже когда очень трудные. А оперативная гинекология – это всегда… какая-то проблема.
И вдруг улыбнулась – открыто и ясно, став при этом еще симпатичнее.
– В общем, я предпочитаю чудо!
Бобровский на мгновение задержал на девушке свой внимательный взгляд, а потом жестом пригласил интернов на выход:
– Пойдемте, коллеги. Чтобы случилось чудо, иногда сначала нужно решить проблему.
* * *
"Светило", как окрестили его супруги Стрельцовы, более известный в профессиональных кругах как профессор Александр Александрович Мищенко, сидел на крутящемся стуле за совершенно не деловым столом, украшенным безделушками, разнокалиберными фотографиями в рамках и двумя букетами различной свежести, поставленными в простые трехлитровые стеклянные банки. Перед ним в кожаном кресле сидел муж Веры Михайловны. Сидел и чувствовал себя не в своей тарелке, пока доктор внимательно, чуть хмуро, смотрел в бумажки, скопившиеся после предыдущих консультаций. Сергей ждал, когда он их пересмотрит, глядя в пол, как провинившийся школьник.
Наконец Светило отложил последнюю прочитанную бумажку в сторону и изрек:
– М-да. Ну, что, Сергей Анатольевич: проблема ваша довольно типичная, можно сказать, из учебника. Все предыдущие назначения я одобряю и подтверждаю. Думаю, все они сработали на результат, каждый по-своему… Нет, это не безнадежный случай, совсем не безнадежный. Будем намечать перспективы!
Мищенко вскинул голову, изучающе разглядывая пациента. Непонятно, что разглядев в нем, произнес:
– Так, с этими анализами мне все понятно… Давайте-ка мы с вами вот о чем поговорим, голубчик. Какие напитки предпочитаете?
Сергей приподнял брови:
– Молоко или кефир?…
Светило покачал головой:
– В смысле, чем душу лечите?
Сергей сразу подозревал, о чем именно спрашивает врач, но – кто его знает! Может, жирность кефира на что-то влияет… Он спокойно ответил:
– А, вы об этом. Нет, доктор, с этим все в порядке – практически не пью. Удар держу.
Профессор оживился:
– Боксер?
Сергей усмехнулся:
– Многоборец.
Мищенко одобрил:
– Очень хорошо. Хорошо, что не велосипедист.
Немой вопрос во взоре Сергея заставил врача пояснить позицию:
– Вот сына родите, с ним тогда и будете сердце тренировать, а пока воздержитесь от велосипедных прогулок.
– Да с удовольствием, профессор! Я большей частью за рулем…
Но врач уже перешел к другому аспекту:
– А как у вас с другими приятными пороками? Наркотики, женщины?
Сергей даже слегка развеселился от очевидной, как ему показалось, нелепости вопроса:
– Из наркотиков только работа, рыбалка, машина. С женщинами сложнее…
– Так-так-так… Распыляетесь? – испытующе глянул Мищенко.
Стрельцов развел руками:
– Разрываюсь, профессор! Между женой, сестрой и мамой.
Профессор легонечко стукнул по столу:
– Понял. Опять мимо… – прищурился, посмотрел на Сергея и спросил: – Говорят, жена у вас красавица? Почему она, кстати, сегодня не пришла?
Сергей, отлично знавший, что пришел сюда по личной протекции Бобровского, еле заметно нахмурился и на "красавице" акцентировать внимание не стал:
– Дежурит. Вы, наверное, в курсе: она ваша коллега, врач. Гинеколог.
Мищенко внезапно погрустнел:
– Понятно, сапожник без сапог. Работа тяжелая, ночные дежурства, стрессы постоянные… Только бы до постели добраться. Я прав?
Сергей всем сердцем был готов согласиться с доктором, чуть было не попросил его озвучить эти выводы самой Вере при встрече, но… Вспомнил недавнюю ссору с женой и ответил совсем по-другому:
– У нее график оптимальный, дежурства – сутки через трое. Так что мы и выспаться успеваем, и домашнее задание выполнить.
Светило придал своему лицу деликатное выражение:
– Так, а в браке давно? Привычка сказывается… на домашнем задании?
Сергей отрицательно помотал головой, подумав мельком: "Верочку мою ты не видел…":
– Мы… Да, уже десять лет женаты. Привычка? Нет, все хорошо у нас. Ну, я за себя говорю… в первую очередь.
Доктор сложил на груди руки, склонил голову к плечу, наблюдая за Сергеем. Тот уже овладел ситуацией и чувствовал себя куда свободнее, чем в начале разговора.
– Ну, я смотрю, вы – молодец… – Мищенко наклонился к бумагам. – Сергей Анатольевич. Тогда направляю вас на спермограмму: проверим, что там с вашими живчиками и почему время от времени подводят эти бойцы невидимого фронта своего доблестного командира.
Мищенко вышел из-за стола и неожиданно для Вериного мужа спросил:
– А вы танцуете?
Сергей тут же вспомнил, что о Мищенко говорили – "эксцентричный". Ну да, ну да, что-то есть…
– В каком смысле? – максимально сохраняя серьезность, уточнил он.
Мищенко развел руки:
– А в каком смысле танцуют? Вальс, танго, ча-ча-ча…
Сергей, решивший ничему не удивляться, даже "ча-ча-ча", подтвердил:
– Ну… Да, могу. Если надо.
Светило почти обрадовался:
– Надо! И знаете, что именно надо? Сальсу! И не один, естественно! С женой.
Воодушевленный своей странной идеей, Мищенко начал мерить кабинет шагами. Резко остановился. "Ишь ты, как глаза-то горят…" – подумал Сергей про себя.
– Во-первых, сальса очень освежает чувства. Во-вторых, активный массаж органов малого таза. Вот так… – он сделал несколько округлых движений бедрами, это вышло у него очень ловко, даже изящно, но неожиданно смешно. – Да, решено. В рецепт писать не буду, а вот телефончик дам. Не вы первый! Вот, пожалуйста… Позвоните, запишитесь, потанцуйте… недельку. Лучше две! И десятого прошу явиться на спермограмму. Прямо ко мне.
Откланявшись, Сергей вышел из кабинета. В руках у него была объемная папка с накопившимися результатами прежних исследований и рекомендациями предыдущих специалистов. От Мищенко он вынес один-единственный бумажный "трофей" – написанный косым почерком на крошечном листочке бумаги городской телефон с подписью "Сальса!". Именно так, с восклицательным знаком… Сергей засунул его в файлик поверх остальных рецептов родительского счастья и пошел к выходу.