– Ну ладно тебе, кинокритик! Все у нас, разумеется, будет, но совсем другое. Полностью американизированное. Мы были беспечной московской богемой. Могли себе позволить рассуждать об искусстве. Спорить о Шаброле и Феллини и относиться к этим спорам серьезно. Мы каждый вечер собирались в своих закрытых ресторанах. Нет сегодня денег – за тебя кто-то заплатит или в долг накормит и напоит, такая вот Карина. Жизнь страны нас нисколько не интересовала. Мы дружно и тихо ругали партийные худсоветы и маститых киностариков, заплывших жиром от советской славы и почестей. Возмущались, что им дано право уничтожать талант Тарковского, Панфилова, Шпаликова, Олега Даля. В общем, жили, Викуська, в полное свое удовольствие. Нам за нашу жизнь в искусстве платило государство, к которому мы относились с такой иронией. А сегодня искусство – это бизнес, а кино в особенности. Найди деньги, сними, пусти в прокат и окупи расходы многократно. Ну и аппетиты у всех сильно возросли. Кто сегодня мечтает о "Жигулях" восьмой модели? "Мерседесы", "ауди", квартиры многокомнатные в историческом центре Москвы. Красные кирпичные замки в пять этажей – вот что хочет иметь каждый, независимо от того, чем он занимается – политикой или искусством. Так что мы, Викуська, были истинными бессребрениками, служителями Мельпомены. Получали большие гонорары, постановочные и прогуливали их легко и беззаботно.
– Ну, хотя бы жили красиво, любили красиво, гуляли красиво, – улыбнулась Вика.
– О, это да! Что было, то было! Но сегодня те, чьим талантом мы так восхищались лет десять-пятнадцать назад, постарели. Всем этим красавцам и красавицам уж за пятьдесят, и о них забывают. Это печально, Викусь, а все наши любимые места доживают последние дни. Идет жуткая грызня за творческие дома, помещения и фонды. Один Госфильмофонд с его территорией чего стоит! А киноцентр на Пресне, а Ялта, Пицунда, Болшево! Такая война идет, не приведи Господи. А хотят хапнуть нашу общую кинематографическую собственность несколько хватких и небесталанных людей, хорошо всем известных. Поэтому я расстаюсь с кино и ухожу на телевидение. Со следующей недели запускают передачу, которую буду вести. Прощай, праздная жизнь. Встаю к станку и по гудку на работу.
– Ну, я тебя поздравляю. Будем смотреть, повышая твой рейтинг. Трудись, Томка, россиянам приятно снова увидеть любимое лицо!
– Да уж, это точно, – отозвалась подруга.
Время бежало. Учебный год закончился. Учителя Ирочкой были довольны и даже удивлены. Несколько месяцев в американской школе, где ей не делали никакого снисхождения, принесли свои плоды. По многим предметам Ира получила вполне заслуженные четверки и пятерки.
С Аликом Вика виделась лишь на дне рождения маленького Никиты. Праздник был устроен большой, гостей набежало много, и Алик с Ларой сидели на другом конце стола. В начале вечера поздоровались, поболтали немного на общие темы. Ларочка разговаривала с ней дружелюбно. Ушла Вика незаметно, не прощаясь.
В середине июня прилетели Стас с Анечкой. Две недели провели все вместе на даче, привезли даже Анну Степановну. А в июле уехали в Лондон, оттуда в Рим. План путешествия по Италии Анечка и Стас составляли долго, учитывая музеи, экскурсии и отдых на море. Отели, машины, билеты были заказаны по-американски четко, и никаких досадных недоразумений не возникло. Париж решили оставить на следующее лето, чтобы спокойно поездить по Франции и, конечно, отдохнуть на Лазурном берегу. Совместить Италию и Францию в одну поездку не получалось по времени.
Лондон их впечатлил, особенно музеи, никаких дождей и туманов не было, и неделя пролетела, как один день. А Рим был праздником. Вика и Стас наслаждались классической Италией, девчонки больше морем, магазинами и отдыхом. В конце августа расстались в Риме. Стас с Анечкой полетели в Нью-Йорк. А Вика с Иришкой в Москву. Устроив дочь на Спиридоновке и взяв с нее слово вести себя прилично и во всем слушаться бабушку, Вика стала собираться. Повидалась только с Томкой и через несколько дней улетела.
Вика скучала по Ирочке, впервые они расстались так надолго. Волновалась, как там капризная дочка обходится без нее. Но Нина Сергеевна успокаивала – все в порядке, Ира ведет себя нормально, и в школе все хорошо.
А у них без Иришки жизнь текла спокойно и без ссор. Анечка обожала Стаса, а к Вике относилась с трогательной нежностью и заботой. Она все время предлагала помочь по хозяйству и наслаждалась Викиным обществом. Они обсуждали самые разные темы, Анечка рассказывала Вике обо всем, что происходило в ее жизни. Она очень хотела быть маминой подружкой. Вика понимала, что девочка счастлива оттого, что мама впервые целиком принадлежит ей. Но все-таки ее огорчало, что любящая всех Анечка совсем не скучает по своей сестре. Вика думала, что когда девочки расстанутся, отношения у них станут более теплыми, но ничего похожего не произошло. Анечка часто писала бабушке и, передавая приветы дедушке, Любе и тете Нате, забывала про Ирочку. Но в остальном Вика была довольна своей жизнью. Ей было хорошо и спокойно со Стасом и Анечкой. В свободное время они гуляли в парке, ходили в кино, принимали гостей, обедали в ресторанах. В хорошую погоду уезжали на выходные в Хэмптон. Останавливались в маленьком отеле, гуляли по берегу океана, если рыбу в итальянском ресторане. "Образцово-показательная семья!" – думала Вика и грустила по Ирке, которая живет со строгой бабушкой, и, наверное, ей плохо без снисходительной и нежной мамы. Грусть и нежность к Ирочке перемешивалась с какой-то другой непонятной грустью, о чем-то потерянном навсегда. Она задавала себе вопрос: почему? И не находила ответа. Вроде все прекрасно и все ей нравится, но почему же иногда так одиноко? Неужели ей не хватает Алика? Нет, это все же от переживаний за Ирочку. Но дочка была вполне довольна своей московской жизнью. Она восторженно сообщала маме о том, что будет вручать цветы английской королеве, которая скоро посетит их школу. Нина Сергеевка тоже была в волнении от предстоящей встречи и репетировала с Ирочкой приветственную речь.
А у них в октябре было как раз грустное настроение, лауреатами Нобелевской премии стали два других физика, тоже американцы. Стас был немного расстроен, но скорее из-за того, что Анечка очень переживала, считая это несправедливым. Вика и Стас утешали ее. Стас смеялся и обещал, что бросит все дела, закроется в лаборатории и будет работать над новой темой день и ночь, чтобы открыть что-то такое, что поразит весь научный мир, включая нобелевский комитет. Анечка пугалась и уверяла, что ей не нужна никакая премия, лишь бы папа больше времени проводил дома.
К рождеству приехала Ирочка. Она летела одна, родители волновались, но долетела благополучно и сказала, что ничего сложного нет. Она прекрасно разобралась, куда идти и где получать багаж. Вика смотрела на свою красавицу и думала: "Господи, совсем самостоятельная, просто девушка уже. Как быстро".
Праздники прошли весело, после Нового года поехали в Аспен. А через две недели проводили Ирочку. Сама Вика полетела в Москву в марте, чтобы отпраздновать детский день рождения с Ирой.
Вот по такому расписанию и прожили несколько последних школьных лет. С Аликом виделась редко. Иногда заезжала в галерею, посмотреть, что нового, поболтать с Вероникой и даже с Ларой, если та была там. Собирались все реже и реже. Жизнь менялась, многие разъехались. Кто за границу, кто в загородный дом, ближе к природе. ЦДЛ полностью перестроили. В знаменитом, полном воспоминаний дубовом зале открылся пафосный и очень дорогой ресторан, уютный бар превратился в чужое незнакомое место. У входа в ресторан на Воровского, которая теперь стала Поварской, стоял швейцар в маскарадной ливрее, но пускали всех. Всех, кто мог заплатить. В Доме кино все осталось по-прежнему: показы, премьеры, концерты, но вид был обветшалый, особенно в старом здании, где ресторан. Да и ресторан теперь полупустой, даже вечерами. А раньше яблоку упасть негде было. Москва менялась, становилась чужой и многолюдной. Приезжая через полгода из Нью-Йорка, Вика сразу замечала перемены. Начался строительный бум. Особенно заметно это было в маленьких переулках старого центра. Вместо сквериков и тихих обветшавших домов в четыре этажа вдруг появлялся забор, огораживающий стройку и оставляющий для проезда узкую полосу. А в следующий приезд Вика видела на этом месте десятиэтажную коробку. В ее доме тоже шли бесконечные ремонты. Купить большую, многокомнатную квартиру у наследников было заманчиво, хоть и дорого. Но деньги как раз у этих энергичных людей были, так что квартиры в Брюсовом пользовались спросом. Вот в доме родителей, на Спиридоновке, ничего не изменилось. Чистота, респектабельность, тишина. Двор и подъезд охранялись по-прежнему. Ни живущим в этом доме, ни их наследникам продавать квартиры не было нужды, у них все было.