– Викусь, Лолите было двенадцать лет, когда дядюшка Гумберт, влекомый мучительной страстью, пустился во все тяжкие. Ты не видела своих красоток на дискотеке! Я же тебе рассказывал, что только диву давался. Сколько кокетства, ну просто маленькие женщины! И почему ты так снисходительна? Несчастный Г. Г. Старина Гумберт-педофил просто облагораживал это душевными муками. Набоков прекрасный писатель, но "Лолита", мягко говоря, не самая удачная вещь, хотя и принесла ему мировую славу. Так, спорный роман. Меня эта скандальная история любви особо не впечатлила. Но с недавних пор я замечаю взгляды, которые мужики бросают на Ирку, и готов их убить за то, что они так похотливо смотрят на ребенка.
– Алик, ты просто очень впечатлительный. Ну, где это мужики смотрят на Ирку?
– Ты ненаблюдательна, Вика. В последнее время часто ловил такие взгляды, когда мы в кафе, в кино, в боулинге. Поэтому вспомнил Гумберта и его нимфетку. А тебе советую внимательней отнестись к жизни девочек, знать, с кем они дружат, как проводят свободное время. Нью-Йорк тоже не лучшее место для подростков, и мне жаль, что там не будет Нины Сергеевны с ее железной дисциплиной. За Анюту я меньше волнуюсь, а вот Ирка будет притягивать опасное внимание взрослых козлов. Будь, пожалуйста, построже, хоть это тебе и несвойственно. От мужа ты вряд ли можешь ждать помощи, ему такие вещи и в голову не придут. Вряд ли он знает, что есть такое явление – педофилия. И уж точно "Лолиту" не читал.
– Алик, по-моему, ты просто нагнетаешь. Девчонки всегда под присмотром. Какие педофилы? Это просто литература, история любви, поднявшейся над условностями морали. Я тебя попросила быть чуточку повнимательнее к девочкам, а ты приплел Гумберта. Или ты ощущаешь опасное волнение при виде подростков? – улыбнулась Вика.
– Ничего смешного нет. Жаль, что я не отец девчонкам, я бы ближайшие пять лет глаз с них не спускал. А что касается внимания, я постараюсь. Хотя все наши прежние нежности надо прекратить. Гумберт не Гумберт, но я совершенно посторонний человек, а девчонки взрослеют. Поэтому объятия и поцелуйчики просто неуместны.
И Алик действительно последние дни старался шутить, обсуждать с девочками их новости, смеялся даже. Пусть без особой нежности, но как-то повеселел.
За неделю до отъезда Вероника родила сына. Никита устроил большой праздник в Доме кино. Народу в ресторане в тот вечер вообще собралось много, и все подходили к их столу поздравлять. У Никиты было растерянно-счастливое лицо, он целовался, пожимал руки и всем говорил одно и то же.
– Спасибо! 3 кг 600 г, 53 см. Ника в порядке. Передам.
Робин Гуд и Томка достали где-то кусок ватмана и фломастерами написали: "Спасибо! 3 кг 600 г, 53 см. Ника чувствует себя хорошо, и я тоже. Ура!" Потом повесили плакат на стене над головой Никиты и попросили его отдохнуть, расслабиться и только кивать поздравлявшим. Никита ничего не понял и, когда подошел очередной знакомый с поздравлениями, попытался вскочить и заговорить. "Сиди! – крикнула Томка. – И так все ясно". Никита растерялся. Все смеялись, показывая на стену. Он оглянулся и тоже рассмеялся. После этого расслабился, шутил, острил, рассказывая, как провел эту ночь в приемной роддома с такими же папашами. У бывалых оказался с собой коньяк, и они подбадривали бледных новичков. В ресторане стоял веселый шум. Никита разослал шампанское на столы. Пили все, включая официанток и администраторшу Карину. Никиту в Доме кино любили, и его отцовство в сорок с небольшим отмечали с искренней радостью.
Алик был весел, оживлен и очень нежен. Обнимал Вику, целовал ее ладони, потом каждый палец. Называл родной и любимой девочкой. Как будто не было этого холодного отчуждения, длившегося больше месяца. Вика понимала, что он просто охвачен общей радостью, расслабился, выпил и ему хорошо в эту минуту рядом с ней. Наверно, будет просить ее поехать к нему на Бронную. Но ей не хотелось даже из милосердия, как он это назвал в последний раз. Она вспомнила тот разговор и невольно вздрогнула. Алик беспокойно взглянул на нее и привлек к себе.
– Что, маленькая моя, замерзла?
В зале работал кондиционер. Вика покачала головой. "Может быть, поехать к нему? – подумала она. – Жалко его. Он такой хороший, преданный и так любит! В последний раз. Что от меня убудет? Хоть простимся по-человечески". Но чувствовала, что ехать на Бронную совсем не хочется. Просто не хочется – и все! И подумала, что все-таки он будет умолять, а она отказывать, как он и говорил. Ну что ж, так уж получилось…
Но вопреки ожиданиям, Алик не свернул на Пушкинской в сторону своего дома, а поехал по улице Горького дальше и через арку въехал на улицу Неждановой. У подъезда остановился и посмотрел на Вику.
– Весело было, да, Викусь? Я ужасно рад за них! Видела Никиту? Такой счастливый! Я даже позавидовал… Мне вряд ли придется собрать друзей на такой вот праздник.
Вика промолчала. Что сказать? Что у него все впереди? Она совсем не хотела, чтобы у него был подобный повод для радости. Не хотела и все. Наверно, она свинья и эгоистка. Он говорит "ужасно рад", а ей делает замечания, когда она употребляет такие словосочетания. Алик привлек ее к себе и стал целовать. Вика легонько вздохнула, хотелось домой. Он слегка отстранился, глядя ей в лицо. Вика еще раз подумала, как мгновенно он все чувствует. Она вздохнула едва слышно, а он услышал.
– Устала, моя девочка? Поздно уже, иди спать. Завтра вечером заеду. А хочешь, ты приезжай в галерею. Никита с Томкой целый день будут коляски-кроватки покупать, так что я в лавке один.
– Не знаю, как сложится… Посмотрю. – Вика поцеловала его в щеку и вышла. Алик тоже вышел из машины и смотрел ей вслед, пока она не скрылась за дверью.
В лифте Вика посмотрела в зеркало: "А что? Вполне приятная девушка. Свеженькая, даже красивая. Где он увидел асимметрию? Просто придумал для самого себя". С чего она решила, что Алик будет умолять и тащить ее к себе? А она еще раздумывала, не согласиться ли напоследок? Вика услышала ядовитый голос Томки: "Размечталась! Это только Марьиванне такое счастье – и муж, и любовник, и еще в парке изнасиловали". Вика невесело усмехнулась, эта Томка вечно какую-нибудь пошлятину ляпнет, но всегда в точку.
Последняя неделя пролетела, как один миг. Как всегда вспомнили, что забыли купить, сделать или проститься с кем-то. Томка спросила, будет ли Алик устраивать "отвальную"? Алик Вике ничего подобного не предлагал, поэтому она сказала подруге, что лучше, когда она вернется, сейчас времени нет. Тем более со всеми попрощалась неделю назад, в Доме кино. С Вероничкой – по телефону. Очень хотелось посмотреть маленького, но времени не было, да и он слишком мал для показов.
– Жаль, что тебя летом не будет, – расстроилась Вероника. – Никитку крестить будем, хотела, чтобы вы с Аликом крестными были.
Вика подумала, хорошо, что ее не будет. Вряд ли Никита-старший хотел бы видеть ее крестной своего сына.
Наступил последний вечер. Все собрано, проверены документы, билеты. Договорились с Томкой, что она ни в коем случае не опоздает завтра. На одной машине с багажом не разместиться. В последний вечер еле уложила перевозбужденных дочек, телефон трезвонил весь вечер – они прощались с друзьями.
Ушли мама с папой, потом уехала Томка. Алик весь вечер был молчалив. Разговаривал только с Львом Ивановичем, играя с ним в шахматы, к Вике даже не подошел. И вот они остались одни, надо было прощаться. Но он молча сидел, а Вика не знала, что сказать, и перекладывала с места на место свою сумку и детские дорожные рюкзаки. Наконец Алик вздохнул и встал.
– Ну, все, пойду, Викусь. Тебе надо выспаться.
– Да я в самолете отосплюсь.
– Ты в самолете никогда не спишь. Давай прощаться?
– Давай, – Вика обвила руками его шею. – Спасибо, Алик, ты мне так помогаешь всегда. Без тебя не уложила бы все так хорошо. Вообще без тебя все было бы не так.
– Не придумывай, Викусь, – он прижал ее к себе. – Ты будь поосторожнее. Не лихачь за рулем, движение там жуткое. Девчонок береги… Ну что еще? Нас не забывай, пожалуйста. Возвращайся, Викусь, ладно?
– Конечно, вернусь, куда я денусь. А ты будешь меня ждать?
Алик разжал руки и отстранился. Вика поняла, что не надо было спрашивать. Он ясно дал понять, что хочет проститься нейтрально, как старый друг. Только что была нежность и вот исчезла.
– Давай договоримся, что просто поживем друг без друга, ничего не загадывая. Посмотрим, что из этого получится. Ты ведь максимум на полгода?
– Ну да, – неуверенно подтвердила она. – Во всяком случае, надеюсь, что этого времени хватит, чтобы… чтобы…
– Не важно, – перебил Алик. – Я буду ждать, если тебе нужно это услышать. Буду ждать полгода. То есть… до десятого декабря.
– Ты так точно определил срок – до десятого декабря и ни днем позже, – улыбнулась Вика. – А если форс-мажор? Билетов не будет именно на этот день или у меня зуб заболит?
– Я ничего не хотел определять. Как будет, так и будет. Но ты, как всегда, хочешь получить обещание, уверение, заверение и так далее. Тебе нужно, чтобы я подтвердил, что буду ждать. Но тогда и я поставлю тебе условие – полгода. Если ты поймешь, что сделала свой выбор и едешь ко мне, а не к папе-маме и подругам в гости, то постарайся приехать до десятого декабря. Как подарок на день рождения. Поверь, я это оценю. Ты ни о чем не пожалеешь. Я постараюсь сделать тебя счастливой. А до этого времени думай! Полгода достаточный срок. Говорят, что чувства проверяются в разлуке. Мы с тобой никогда еще не расставались надолго, так что даже хорошо, что ты уезжаешь.
– Ты тоже будешь проверять свои чувства? – грустно спросила Вика. Условие, поставленное Аликом, ей уже не нравилось.