Небо, венозное небо над гаражом, разорвалось и упало на Толика, из разрыва посыпались ядовитые звезды, ведомые звездой-полынь в курносых сапогах. У звезды этой был треугольный рот, которым она командовала скорпионами и оскверняла источники вод. А следом неслись четыре всадника, и копыта их били по крыше гаража - и не было спасенья.
Толик лежал, зажав уши ладонями. Потом ужас ослаб. Что он в конце концов, как маленький? Он знал, что иногда творят взрослые. Все… нормально. Они так сделаны.
Толик подполз к краю убежища. Чуть-чуть выглянул.
В полутора метрах от пола качался маятником, закручивался-раскручивался, визжал и бултыхался, пикировал в пятно света над головой Толика и улетал во тьму огромный ячеистый кокон.
В этом коконе Толик, как ни щурился, не мог различить ничего, кроме какой-то истошной пульсации и лохматых, как у мамонта, ног старьевщика. Эти ноги летали над Толиком, сминая восковой мякиш, которым какое-то время назад была Арахна.
- Боженька… - прошептал Толик.
Что-то лопнуло, и гамак с криком полетел вниз.
- Д-дурашка, т-ты же об-бещал не ш-шпионить. Ну, п-посмотри, как к-курточку загрязнил. З-зачем под м-машину з-залез? Н-надышался т-там чего-то…
Он приоткрыл глаза - над ним была Арахна, а над Арахной - уже не дождливое, а где-то даже голубое, с воронами, небо.
Арахна слюнявила платок и пыталась оттереть с его рукава пятно. Они сидели на перевернутой скамейке перед тем же гаражом, только теперь закрытым; на Арахне был все тот же горчичный плащ, казавшийся от солнца золотым.
Толик вспомнил старьевщика и снова зажмурился.
- Тетя Арахна, а где этот… "стары вэщ"?
- К-то? "С-стары в-вэщ"? П-похоже (улыбнулась). К-колекционер он. Уехал к-куда-то. П-по д-дд-делам, н-на машине.
- У его машины передних колёсов нет.
- Да? Н-незнаю. Вот, к-кстати, с-смотри, с-следы.
Глина перед гаражом действительно была всклокочена свежими следами от шин.
- Разве мне приснилось?
- Что?
Наморщил лоб, пытаясь выловить нужный ответ.
- Монастырская изба.
Почему-то ему стало стыдно этого названия, и он уткнулся в плащ Арахны.
- Р-ради т-твоего отца. Я эт-то д-делала т-только р-ради него, п-понимаешь?
Толик кивнул в плащ.
- Н-не п-понинимаешь, - сама себе ответила Арахна. - Я в о-одиннадцать т-тоже н-нич-чего не п-понимала, ж-жила: ля-ля, ля-ля. Так до с-семнадцати и до-долялякала. С-сигаретки, к-кофеек, на кроватке м-м-мужичок. П-потом разломали. М-м-мужички и раз-ломали. П-полетело-поехало.
- А потом вы пришли к нам? - быстро спросил Толик, боясь, что Арахна начнет рассказывать про "полетело".
- Не у-угадал. П-потом - меня с-спасли. Ч-человек п-п-по имени - Игорь.
Она произнесла "Игорь" быстро, словно боясь заикнуться внутри этого имени. Толику стало обидно, что до отца ее уже спасал какой-то человек-Игорь.
- В-врач. Оч-чень г-гордый, п-правда. Н-но с-с-обирался ж-жениться.
- И вы хотели?
- Т-теперь не з-знаю. П-пошла з-заказывать с-с-свадебное п-п-платье… Ошиблась вот адресом. П-попала к вам.
Неожиданная жалость к Арахне судорогой прошла по Толику, и он неумело обнял ее. Губы Арахны приблизились. Он них тихо пахло вином…
Знакомый крик, повисший в воздухе:
- Толик! То-олик, домо-ой!
V
Вернувшись, Арахна, как всегда, бросилась в душ. Тихонько застонала от убаюкивающей ласки юрких и горячих потоков. Впала в забытье.
Толик, спрятав заляпанную куртку и дав по пути два легких щелбана Зойке и Гуле, вошел в Залу.
Здесь было торжественно, как на школьной линейке. Зловеще выключен телевизор.
- Ну, Толенька, рассказывай, - тихо сказали ему Магдалена Юсуповна, Гуля Большая, Зулейха, Марта Некрасовна, Зебуниссо.
Толик молчал, уткнувшись взглядом в пол.
- Не хочешь рассказывать? - еще тише спросили Магдалена Юсуповна, Гуля Большая, Зулейха, Марта Некрасовна, Зебуниссо. - Хорошо-о… Алконост! Повтори для своего брата, все, что ты нам честно рассказал.
Поднялся заплаканный Алконост:
- Толян… за гаражами… с каким-то дядькой, с тетей Арахной… Вышли с тетей Арахной из гаража, а потом еще сидели и…
- Что за жаргон! - топнула Марта Некрасовна. - Это Арахна вас таким словечкам обучила?
Желтый пол вздыбился и забурлил под ногами Толика, он бросился на Алконоста, пытаясь ударить ему кулаком прямо в губы…
Их растаскивали, кто-то голосил: "Растление несовершеннолетних!", рука Магдалены Юсуповны отшвырнула брыкающегося Толика на батарею, из носа побежала кровь, он кричал:
- Добрая… она ради папы… она из-за него врача оставила… и на гамаке - из-за папы, а ей больно там было… и всадники на нее скакали, старьев… щики… добрая, слышите!
Его уже не слушали - народ бросился в ванную; только Фарида, торопливо присев рядом и запрокинув мальчику голову, чтобы текло меньше, спросила:
- А видел? Видел с ней всадников? Четырь, да? Четыре?
И унеслась со всеми в темноту - в квартире снова погас свет, и в руках сгрудившейся перед дверью ванной толпы запылали свечи, купленные на Арахнины деньги.
- Открыто! - хрипло объявила Старшая Жена, проверив дверь.
Гарем, толкаясь и нечленораздельно гудя, ворвался в ванную.
Арахна сдавленно закричала. Удары, плеск.
- Откройте же, что у вас там! - прозвучал в гулком подъезде растерянный тенор Иоана Аркадьевича.
- Быстрее! Не успеем! - визжали в ванной.
Толик, зажимая кровавый нос, бросился открывать.
- Папа, Арахну убивают!
Ванная стихла. Быстро - кто согнувшись, кто почти на четвереньках - ванную покидали торжествующие жены.
- Что, что у вас тут?.. - пустым, скомканным голосом спрашивал в темноту Иоан Аркадьевич.
Последней вышла Старшая Жена.
- Прошу, - распахнула перед Иоаном Аркадьевичем дверь ванной и протянула свечу. - Полюбуйся, что они натворили.
Внутри, в черной воде, лежала Арахна. Иоан Аркадьевич опустил свечу, осветились кровоточащие царапины, покрывавшие лицо, руки, грудь.
- Арахна… Арашенька, - сказал Иоан Аркадьевич. - Что они с тобой…
- Т-т-топили.
- Ой, жива… Ничто ее не берет, - прошептал кто-то, подглядывая из коридора.
Иоан Аркадьевич обернулся, лица пропали.
Арахна, вздрагивая от боли, обхватила шею Иоана Аркадьевича; он попытался вынуть ее из ванны.
- Зебуниссо… (Та заглядывала с еще одной свечой). Помоги.
Зебуниссо с готовностью подхватила ноги Арахны. Оценила царапины.
- Зелёнкя помажу - до свадьбы все как новенькя будет.
- Я д-деньги п-п-при… при-н… н-н…
- Зебуниссо… - Они уже несли Арахну через коридор. - Кто ее так, а?
- Калектиф…
Зебуниссо шаманила над Арахной, экономно расходуя зеленку.
Иоан Аркадьевич лежал в Зале лицом в желтый истоптанный линолеум, над ним бесшумно передвигались жены. Где-то всхлипывали и мирились Толик и Алконост.
Наконец до него дошел медленный голос Первой Жены (она сидела на табурете и вязала):
- Яник…
Услышав одно из своих давным-давно потерянных имен, Иоан Аркадьевич вздрогнул и поднял напряженное лицо.
- Яник, я так больше не могу.
Через день Иоан Аркадьевич обнаружил пепельного цвета листок, сложенный вдвое.
"В Мирзоулугбекский межрайонный суд по гражданским делам г. Ташкента.
Исковое заявление (О расторжении брака).
Я и ответчик вступили в зарегистрированный брак в 1992 году. От совместного брака имеем сына Анатолия и сына Алконоста, оба 1991 года рождения.
Причиной распада семьи являются разные взгляды на семейную жизнь.
На основании изложенного и в соответствии со статьями 40, 41 семейного кодекса Узбекистана прошу вынести решение о расторжении брака, не давая срока на применение, судебные расходы прошу возложить на ответчика".
Внизу раздавленной стрекозой распласталась подпись Первой Жены.
"На основании… изложенного. На основании кодекса" - перекатывались в голове Иоана Аркадьевича дикие слова, в каждом из которых слышался лязг печатной машинки, царственный кашель судьи и смех адвоката, к которому ему теперь советовали - и правильно советовали - обратиться. "Судебные расходы, - пугал самого себя Иоан Аркадьевич, - Ответчик… Ответчик - я… за что?"
Потом, из разных закоулков квартиры стали вылезать такие же листки, где под зеленую, синюю и красную копирку выписывались претензии, громоздились один на другой ультиматумы, а внизу была угроза натравить на Иоана Аркадьевича ООН. Жены молчали и глядели желтыми глазами на Арахну.
Из машины выбежал спортивный толстяк и, не теряя времени на рукопожатие, дал знак следовать за ним, спрашивая только: "А теперь куда?… А теперь направо?".
- За это… сажают? - спрашивал адвоката Иоан Аркадьевич.
- Статья сто двадцать шестая УК. Многоженство, то есть сожительство с двумя или более женщинами на основе общего хозяйства, наказывается штрафом от пятидесяти до ста минимальных размеров заработной платы, исправительными работами до трех лет либо лишением свободы до трех лет.
"Исправительные работы", - думал Иоан Аркадьевич, плетясь следом.
Адвокат был первым за всю историю мужчиной, приведенным самим Иоаном Аркадьевичем, - коллективный разум гарема, и без того поврежденный последними событиями, просто застопорило: никто не знал, как себя вести и куда себя девать. Включая самого Иоана Аркадьевича.