- А что он?
- Ничего. Попросил сигарету.
- Я бы тоже закурила.
Это была уже пятая сигарета за день. Мы с Гузманом выкурили по сигарете.
- Не затягивайся, когда куришь, - порекомендовал Гузман. - Это называется быстрое курение, которое наносит удар по сосудам сердца и мозга. Курить, как и жевать, надо медленно, получая удовольствие и не нанося вреда.
Ни Анюты, ни матери дома не оказалось. Я приняла душ и проспала до ужина. Мать явно хотела что-то сообщить, ожидая вопроса, как у нее прошел день. Она любила рассказывать с подробностями. Я не спрашивала. Наконец она не выдержала и сказала:
- Я взяла билеты, выезжаем через три дня.
Сама виновата. Могла сказать ей, что не еду с ними, раньше. Теперь, пока не будет сдан мой билет, я двое суток буду выслушивать упреки. И все-таки надо начинать этот неизбежный разговор.
- Извини, я задержусь на неделю.
- Я бы тоже задержалась, - тут же включилась Анюта. - И вообще, мне ваша деревня вот так настоебенила.
Мать отложила вилку.
- Что за выражение? Это же подзаборный мат!..
- Подзаборного не бывает. Пишут только на заборах, - возразила Анюта.
- Ты что, не понимаешь, что сказала плохое слово? - спросила мать.
- Слова - это только слова. Они не могут быть ни хорошими, ни плохими.
От кого она эту формулировку могла услышать? Мать молчала, не находя нужного слова. Значит, сейчас эту дискуссию о хороших и плохих словах перекинет на меня. Так и случилось.
- Может быть, ты объяснишь ей, какие слова можно говорить девушке, а какие нельзя? - предложила мне мать.
- Только вначале уточни, - улыбаясь, попросила Анюта, - я еще девочка или уже девушка? Или я нимфетка?
- Ты прочла "Лолиту" Набокова? - спросила я.
- Еще в прошлом году, - ответила Анюта. - Но меня ждут подруги во дворе. Можно мы с тобой хорошие и нехорошие слова обсудим перед сном? И по "Лолите" у меня к тебе будут вопросы. Я надеюсь, ты на них мне ответишь.
- Постараюсь. Ладно, иди гуляй.
- Ты запускаешь дочь, - предупредила меня мать, когда Анюта вышла.
Я промолчала, потому что знала, что все равно я получу следующий и главный для матери на сегодня вопрос:
- Так почему же ты не можешь выехать с нами вместе?
- Я устроилась на временную работу. Через месяц я приеду.
- Какая же это работа? Опять торговать овощами?
- Да, опять. Другим способом я деньги заработать не могу.
- Твою прошлогоднюю торговлю полгода вся поликлиника обсуждала.
- Мне плевать, что обсуждает поликлиника.
- А мне не плевать.
- Ты знаешь, какие траты нам предстоят осенью? И может быть, ты знаешь, как эти деньги заработать другим способом?
- Да не будешь ты торговать, ты будешь ему носить бульон.
- Вряд ли. Он, наверное, умрет.
- Ничего с ним не будет. Как ты могла пойти к нему? Ты забыла, что он нас бросил?
- Насколько я помню, это ты его выгнала!
- Да, выгнала! - гордо подтвердила мать. - Он стал спать с собственной секретаршей. Какая пошлость!
- Мать, а ты никогда не задумывалась, почему мужчина уходит от одной женщины к другой?
У меня была фора: Милёхин от меня не уходил, я сама подала на развод.
- И почему же? - спросила мать.
- Потому что он из двух зануд выбирает меньшую. Я пошла спать. Мне завтра рано вставать.
По тишине на кухне я поняла, что мать плачет. Можно было обойтись и без последней плюхи. Но надоело.
Утром я выехала с теми, кто рабочий день начинает с восьми утра, чтобы попасть в палату отца хотя бы за час до прихода врачей. К тому же я подготовилась: у матери сохранился зеленый халат операционной сестры и такие же брюки. Вчера я заметила, что в институте больше зеленых, чем белых халатов.
Я переоделась и оставила свои вещи под лестницей, надеясь, что вряд ли кто сюда заглянет, пока я буду в палате у отца.
Конечно, мой операционный наряд был мешковат, но никто не обращал на меня внимания. Я зашла в палату отца и увидела Настю и очень высокого молодого мужчину, оба были в белых халатах.
Отец и Настя переглянулись. Отец попытался улыбнуться, но у него не очень получилось. Подклеенный угол рта мешал. Судя по наклейкам, его лицо было зашито еще в пяти местах.
- Спасибо, что приехала. Настя мне рассказала. У тебя сейчас каникулы?
- Да.
- Ты не хотела бы поработать? Ты, кажется, на прошлых каникулах работала?
- Да. Я уже договорилась и на этот раз.
- У меня к тебе есть другое предложение.
Высокий мужчина сделал плавное движение рукой сверху вниз, почти дирижерский жест.
- Это Малый Иван, - представила его Настя.
Я протянула ему руку и встала. Мужчина оказался очень высоким. Я могла пройти у него подмышкой.
- Не очень уж и малый, - сказала я.
- Он тоже Иван Кириллович, поэтому, чтобы не путать, твой отец проходит как Большой Иван, а он - как Малый.
- Ребята, - прервал ее отец, - времени мало, перейдем к делу. Вер, мне нужна твоя помощь.
- Я готова помогать.
- Дай слово, что выполнишь мою просьбу! - потребовал отец.
- Даю. Честное пионерское не подходит по возрасту, слово коммуниста тоже - в рядах не состояла. Честное учительское подойдет?
- Подойдет, - ответил отец. - Некоторое время я не смогу бывать в компании. Не исключено, что мне придется выехать за границу.
- Сейчас решается вопрос, оперироваться ему здесь или и Швейцарии, - уточнила Настя.
- Мне некого оставить вместо себя. Полины нет. Ты - единственная и самая моя близкая родственница.
- Я не родственница, я дочь, - поправила я его.
- Тем более. Пока меня не будет, ты поработаешь в компании.
- В качестве кого?
- Как кого? - не понял отец. - Президента компании. Я ведь президент, а не хер собачий.
- Как скажешь.
Отец замолчал. Молчали и Настя, и Малый Иван.
- А вы говорили: не согласится, не согласится! Вы не знаете нас, Бурцевых! - Отец закрыл глаза.
У него, наверное, появились какие-то мозговые отклонения. И Малый Иван, и Настя соглашаются с ним, потому что он травмирован, его не надо раздражать, его надо успокаивать.
В палату вошла медсестра.
- Вы кто? - спросила она.
- Мы - консилиум, - ответила Настя. - Я - профессор Петрова.
- Ты такая же профессор, как я - английская королева.
Медсестра и Настя были примерно одного возраста.
- Уходите, - продолжала медсестра. - Заведующая отделением начинает обход. А ты, если их еще раз проведешь, получишь по полной, - обратилась ко мне медсестра.
- Всё, уходим, - тут же согласилась я.
- Мне надо еще пятнадцать минут, - сказал отец.
- Нам надо больше, - ответила медсестра.
- На профессора вы не потянули, - сказала я Насте, когда мы вышли в коридор.
- А ты только на медсестру, - ответила Настя. - Пошли. Надо все обсудить.
- Где будем обсуждать? - поинтересовался Малый Иван.
- В баре, за углом в переулке.
- Предложение принято.
Мы зашли в уже знакомый бар, по-прежнему пустой. Бармен улыбнулся нам, как старым знакомым.
- Два джина с тоником, креветки, бутерброды с рыбкой, три виски в один стакан, - заказывала Настя. Я, по-видимому, не могла скрыть своего удивления, и она пояснила: - Если Иван выпивает меньше ста пятидесяти, он засыпает.
- А мне еще сосиски, - добавил Малый Иван, - три, нет, лучше пять штук, с кетчупом.
- Продолжим, - сказала Настя, когда бармен принес все заказанное. - По твоему выражению лица я поняла, что ты подумала: отец заговаривается, так?
- Да, - подтвердила я.
- Так он в полном и здравом уме. А теперь дай мне слово, что обо всем, что ты сейчас услышишь, ты нигде и никому не скажешь.
- Что-то я сегодня непрерывно даю честное слово, - не удержалась я.
- Не ёрничай, - предупредила Настя. - И слушай. Твой отец вел переговоры с одним из наших партнеров. Закончив, он вместе с Полиной сел в "мерседес". Водителя он отпустил раньше. Отец ездит быстро, на скорости в сто двадцать километров он почувствовал хлопок, и его занесло влево. Он выскочил на встречную полосу и врезался в мачту освещения. ГАИ определило, что у "мерседеса" на ходу отвалилось колесо. У "мерседеса" просто так колеса не отваливаются. Сейчас ФСБ разбирается. Этот хлопок мог быть небольшим радиоуправляемым взрывом. А может быть, в то время пока отец вел переговоры и шофера не было, вывели из строя рулевое управление: авария произошла через три минуты после его отъезда. Может быть, это было предупреждение, но, может быть, его просто хотели уничтожить.
- А кому это надо?
- Не знаем. У нас есть несколько конкурентов. Уже год, как из компании происходит утечка информации, о каждом нашем решении становится известно нашим конкурентам. Кто-то стучит, но кто - наша служба безопасности определить не может. Они добились своего. И хотя отец жив, он временно отходит от дел.
- А что, в компании нет ни одного человека, который смог бы заменить отца на время его болезни?
- Есть, но нет гарантии, что именно этот человек не работает против компании.
- Но все, наверное, не могут быть против?
- Но и не все могут руководить компанией…
- А я, значит, могу? Но я в этих тендерах, фрахтах - ни уха ни рыла. Я эти слова слышала с детства, но я их не понимаю.
- А тебе и понимать не надо. Компании нужна передышка. Пусть они успокоятся, потеряют бдительность, тебя им бояться нечего. Чего бояться учительницу? И они раскроются.
- Это, кажется, называется подсадной уткой?