Войдя в домик, Сергей Степанович огляделся по сторонам. Копии веселых охотников на привале и запорожцев вызвали на его губах усмешку, но эта усмешка исчезла, когда он увидел на третьей стене картину будничного лётного дня, где с точностью была выписана не только каждая фигура, но и трава, пригнувшаяся от могучего дыхания двигателей, и ромашка в руке у одного из летчиков, наблюдавших с земли за взлетом реактивных машин. А устремившаяся к звездам ракета, оставившая за собой огненный след, еще больше понравилась генералу.
- Как его фамилия?
- Старший лейтенант Алексей Горелов.
- Я что-то не припоминаю его личного дела в той кипе.
- Не было его там, - невесело сказал Ефимков, когда они вышли, - да и зачем стал бы я его рекомендовать? Парень как парень. Ничем не лучше тех десяти.
Пристально посмотрев на своего друга, Мочалов весело расхохотался. Нет, годы явно не повлияли на Ефимкова, он, как и прежде, не умел скрывать решительно ничего: ни своих радостей, ни обид. Генерал готов был биться об заклад, что Ефимков ни за что не хочет отдавать ему Горелова.
- Слушай, друже, а ты все-таки феодал.
- Это отчего же?
- Зачем от меня Горелова прячешь?
- Это что, лобовая атака?
- Считай, что так.
- Только я его вовсе не прячу, - вяло проговорил Кузьма Петрович. - Что он - невеста на смотринах, что ли? Можешь с ним хоть сейчас побеседовать, если имеешь желание.
- Конечно, имею. Мне уже интуиция подсказывает, что это самый интересный кандидат.
Кузьма Петрович с остервенением выбил из трубки пепел и скосил на друга унылые глаза. Ударив себя черной крагой по голенищу сапога, он громко и упрямо воскликнул:
- Не пущу. Не пущу его, и точка.
Они сели в "Волгу". Полковник - за руль, генерал - рядом. Включив для прогрева мотор, Кузьма Петрович рассеянно слушал его гудение.
- Ты пойми меня правильно, Сережа, - сумбурно оправдывался Ефимков, - зачислят его к вашим космонавтам, и будет он там ждать своей очереди. Год, два, пять лет. Ручкой истребителя, гляди, ворочать разучится за это время. А потом оглянется - вроде уже и прошла самая спелая полоса жизни. И космонавтом не стал, и летчиком быть разучился. А у нас он, без обиняков скажу, на широкую дорогу вышел бы. Скоро командовать эскадрильей назначу. Годик-два, и в академию учиться отправим. А оттуда на полк, а то и замом на дивизию. Талантливый, чертяка!
- Так ты же только что уверял меня, что он ничем не лучше других? - заметил насмешливо Мочалов.
Но Ефимков уже входил в раж:
- Э, да это только для присловья было говорено. Горелов - что надо. И потом, как старому другу, тебе откроюсь: он сиротой рос. Понимаешь, жизнь для него с колыбели медового пряника не заготовила. Мать, простая крестьянка, еле-еле читает и пишет. Батька в сорок третьем году в танке сгорел. Горелов еще картину об этом написал. "Обелиск над крутояром" называется. Круча, внизу Днепр бурлит, над обрывом одинокая солдатская могилка. Глянешь - по сердцу мурашки...
Мочалов уже твердо убедился, что его своенравный приятель будет как скала стоять за Горелова. Возможно, и кадровику он дал указание не приносить личного дела этого летчика. И чем упрямее возражал Ефимков, тем все сильнее росло у Мочалова желание поговорить со старшим лейтенантом Гореловым.
Тихонько трогая с места машину, Ефимков оживленно продолжал:
- И еще могу по секрету прибавить, чем дорог мне этот парнишка. Два года он у меня учился, а курсанты были всякие. И отличники, и вчерашние маменькины сынки, и стиляги. Но серьезнее, сдержаннее и умнее не было там у меня парня. Откровенно говоря, иной раз подумаю, он мне вроде родного сына. Никого сейчас так не опекаю. Вот теперь я и высказался, Сережа.
Мочалов искоса посмотрел на друга.
- Так ты что же, - спросил он, пожимая плечами, - полагаешь, что после такой красочной характеристики у меня пропадет желание с ним увидеться?
Ефимков затормозил, давая дорогу маслозаправщику, и, поглядев на генерала широко раскрытыми глазами, умоляюще произнес:
- Сережа, пощади. Откажись от этой беседы!
- Но ты же дал слово, Кузьма! - нахмурился генерал. - Да к тому же, если я побеседую с ним несколько минут, посмотрю медицинскую книжку и личное дело, это еще ничего не означает.
Комдив резко, так что завизжали тормоза, остановил "Волгу" у штабного подъезда. Вышли молча и так же молча прошли в кабинет. Мочалов неторопливо снял шинель, достал платок с синей каемкой и, страдальчески сморщившись, громко чихнул.
- Будь здоров, - мрачно пожелал Ефимков. - Ну так что, Горелова звать?
- Обязательно, - сказал Сергей Степанович.
Ефимков шумно вздохнул и нажал на табло коммутатора одну из кнопок.
- Майора Климова, - прогудел он в трубке. - Это ты, Леонтий Архипович? Чем сейчас у тебя народ занимается? Техсостав на матчасти? А летчики? Так. А где старший лейтенант Горелов? По штабу дежурит? Что-то вы его слишком зачастили на эти дежурства. Человек он творческий, надо учитывать. У вас людей много, можно и пореже посылать. Тем более только что стал командиром звена, работы непочатый край. На будущее учти это. А сейчас срочно подмени его кем-нибудь, и пусть немедленно ко мне придет.
Полковник положил трубку, и красная лампочка на табло погасла. Не замечая в глазах Мочалова иронии, спросил:
- Мне как, остаться при этой беседе или уйти?
- Как хочешь. Пожалуй, оставайся.
- Нет, не останусь, - нахмурился комдив. - А то будешь после говорить, что я психологически или еще как-нибудь подчиненного подавлял.
- Да не ворчи, друже, - потеплевшим голосом сказал Мочалов. - Оставайся, и баста!
- Нет, я уйду, - решительно сказал комдив и нахлобучил папаху на подстриженную ежиком голову.
Дежурный принес в это время личное дело и медицинскую книжку Горелова.
- Как знаешь, Кузьма Петрович, - ответил Мочалов и быстро потянулся к документам.
Личное дело Горелова генерала уже не интересовало: там все было так, как представил Ефимков. А вот медицинскую книжку генерал читал жадно. Словно заправский терапевт, приблизив к глазам причудливые, пляшущие линии кардиограммы, всматривался в них. Поглощенный расшифровкой цифр и латинских, трудно разбираемых фраз, он не сразу поднял голову на скрип двери. Спокойный громкий голос заставил его оторваться от записей.
- Товарищ генерал. Старший лейтенант Горелов по вашему вызову явился.
Мочалов вскинул голову. На пороге стоял молодой стройный парень. Чуть худощавое лицо, вздернутый мальчишечий нос. Спокойные, но отнюдь не апатичные, а пытливые, с затаенным блеском глаза. Рот - тонкая прямая линия, чуть поджатая в углах. Широкий лоб без единой морщинки. Сдержался Мочалов - не захотел сразу показаться излишне демократичным. А парень продолжал стоять с рукой, приложенной к виску, и была в этом уставном жесте старательность, присущая молодому офицеру, которому в своей жизни весьма редко приходилось докладывать генералам.
- Садитесь, товарищ старший лейтенант, и подождите немножко. - Листая теперь ненужную ему медицинскую книжку, Мочалов исподлобья наблюдал за летчиком. - Я с вами познакомился чуть пораньше, - улыбнулся он.
Ни один мускул не дрогнул на лице Алексея Горелова, только ресницы застыли от удивления.
- Каким образом, товарищ генерал?
- Смотрел ваши работы... Конечно, это ещё не рука профессионала, но человек вы, бесспорно, одаренный, и я вам от души желаю держать кисть так же крепко, как и ручку управления на истребителе.
- Стараюсь. Но за двумя зайцами не гонюсь.
- Это как же понимать?
- А так, что ручка истребителя для меня прежде всего, а уж кисть - потом, на досуге.
- Хороший взгляд на свою профессию, Алексей Павлович. Вы раньше на чем летали?
- На МИГ-19, товарищ генерал.
- А как, на ваш взгляд, самолеты, на которых теперь летать приходится?
- Сложнее и лучше.
Мочалов одобрительно кивнул головой. Он не хотел затягивать беседу. Все было ясно. Этот доверчивый и в то же время знающий себе цену, уверенный в своих силах парень был прекрасным кандидатом. Генерал встал из-за стола, заложив за спину руки, прошелся по кабинету, ощущая на себе взгляд Горелова, наполненный ожиданием.
- Ну как, Горелов, хотели бы вы перейти на новую, более сложную технику?
У старшего лейтенанта вздрогнула нижняя губа.
- Какой же летчик этого не хочет, товарищ генерал?
- А если придется летать на высотах раз в двадцать больших, чем высота вашего истребителя, да и на скоростях во много раз превосходящих?
- Мой истребитель двадцать километров запросто берет, - с дерзинкой ответил Алексей. - А вы говорите - раз в двадцать выше. Что-то я не слыхал, товарищ генерал, что есть такая авиация.
Мочалов пропустил дерзинку мимо ушей и сам ответил насмешливо:
- Если газеты читаете и радио слушаете, должны бы знать, что есть.
Уверенность как ветром сдуло с лица Горелова. Волнение, робкая невысказанная надежда и, наконец, полное смятение отразились в его глазах.
- Так то ж только космические корабли могут, - прошептал он. - Я не понимаю вас...
- Сейчас поймете, - испытывая его нетерпение, проговорил генерал. - Я приехал сюда для того, чтобы подобрать одного кандидата в отряд летчиков-космонавтов.
Горелов чуть побледнел. Голос, дрогнувший на первом же слове, выдал его волнение:
- Шутите, товарищ генерал?
- Да, да, шучу. Именно для этого я и приехал сюда из Москвы, - холодно осадил его Мочалов. - Чтобы вызвать старшего лейтенанта Горелова и пошутить.