Преступник удирал с награбленным, и Тео хотел остановить его, но вовсе не собирался убивать – убедительно ли такое объяснение?
Алин поворачивает голову. Пластиковый пакет все еще лежит на полу. Жо и не пытался его унести.
Земля уходит из-под ног, стены опасно нависают над ней, еще немного – и сплющат, раздавят, как насекомое…
– Он шевелится! – внезапно выкрикивает Софи Шене, глядя на труп расширенными от страха глазами.
Все головы поворачиваются в ту сторону.
– И зачем так кричать? – спешит возмутиться Жермен Дэтти.
– Я точно видела, как он шевельнулся… – жалобно бормочет молодая женщина. – Нога… У него дернулась нога!
– Если что-то и дергается, то у вас в голове, дитя мое!
Возглас молодой рецепционистки пробивается сквозь отчаяние Алин. Пронзительное эхо посреди маразма, он взрывает ей мозг, производит эффект спасительного электрошока. Она вздрагивает, собирает в кулак свои истощенные силы, свою агонизирующую энергию, быстро подходит к трупу грабителя и грубо, как мешок, переворачивает его.
Надежда улетучивается как дым. Хватает взгляда, чтобы понять, что той девушке все привиделось. Преступник лежит у ее ног, и его грудь застыла, в ней не осталось ни малейшего дыхания жизни. Его лицо по-прежнему скрыто под маской и солнечными очками. Колени у Алин подгибаются, и, чтобы не упасть, она хватается за ближайший стеллаж.
– Ну? – часто дыша, спрашивает Софи.
– Он умер, – загробным голосом объявляет Алин.
– Раз уж вы там, снимите с него балаклаву, – бесцеремонно предлагает Жермен Дэтти. – Хочется посмотреть, как выглядит этот проходимец на самом деле!
У Алин уже нет сил одернуть пожилую грубиянку. Она опускается на колени возле трупа и невольно задерживает дыхание. Потом дрожащей рукой хватает за край балаклавы, на уровне шеи, и начинает медленно тянуть вверх. Шерстяной чулок приподнимается, обнажая полоску кожи.
Первое открытие – и словно нож в спину! Она оказывается черной, как эбеновое дерево.
Black! Налетчик африканского происхождения!
Тео выстрелил в тело без лица – анонимное, неспособное выражать эмоции, нечеловеческое. Но по мере того, как съезжает маска, оно обретает черты личности – со своей историей и судьбой. Когда же из-под шерстяной балаклавы наконец появляется лицо Жо, небо обрушивается ей на голову – на голову матери пятнадцатилетнего подростка, который только что совершил непоправимое.
Веки сомкнуты, рот приоткрыт… И это застывшее навечно лицо очень молодо. Парню восемнадцать, ну, самое большее – двадцать лет.
Совсем еще мальчик. Ребенок, оставленный без присмотра. Покинутый родителями малыш.
Жертва.
– Надо же! – восклицает Жермен Дэтти, не давая Алин времени оправиться от удара. – Молодому блэку всадил в спину пулю маленький белый буржуа, да еще и докторский сынок в придачу! Желтой прессе будет чем поживиться…
Гийом Вандеркерен
Жизнь – маршрут, следующий вдоль линии времени. Для одних – прямая автострада, для других – путь на Голгофу, когда судьба резко меняет направление, когда впереди – перекресток и нужно выбирать, куда идти.
Налево свернуть или направо?
Идти дальше или повернуть назад?
Свернуть с проторенной тропы и углубиться в запретные земли с риском угодить в тупик?
Алин знает, что ей предстоит выбрать одну дорогу из двух. Притом что обе представляются ей тупиковыми. Но выбрать нужно, несмотря на риск заблудиться. Несмотря на то, что возможности вернуться не будет.
– Развяжите нас немедленно!
Голос, донесшийся откуда-то издалека, вырывает ее из состояния умственного отупения – этого эфемерного чистилища на прямом, безвозвратном пути в ад.
Потом другие голоса, крики, рыдания нарушают ее покой, заставляют остро осознать момент возвращения к реальности. Эти звуки – словно эхо биения ее собственного сердца…
– Мадам! Развяжите нас! Чего вы ждете?
– Я хочу домой! Ради всего святого, отпустите меня домой!
– Алло-алло! Луна? Земля на проводе!
– Эй! Вы нас развяжете или нет?
– Эта история превращается в настоящий цирк!
Алин выныривает на поверхность. Перед ней – заложники, которым надоело ждать, и они извиваются, дергают руками и ногами, пытаются освободиться. Гийом даже сумел встать и теперь твердым шагом направляется к электрическому щитку.
– Что вы собираетесь сделать? – спрашивает она и бросается следом.
– Хочу поднять жалюзи на окнах, – сердито отвечает Гийом. – И нажать на "тревожную кнопку".
– Не так быстро, приятель!
Алин в секунду настигает кассира, обходит и решительно встает перед ним, мешая двигаться дальше.
– Не будем спешить. Сперва нам нужно все обсудить.
Но парень не желает ничего слушать. Он только досадливо морщится и делает шаг в сторону, чтобы ее обойти.
– Поговорим, когда приедут флики!
Не давая ему времени сделать еще шаг, Алин отзеркаливает его движение и снова преграждает ему путь.
– Вот именно! Я хочу поговорить ДО появления фликов!
Гийом вынужден остановиться.
– А в чем проблема?
– В чем проблема? – повторяет она, отчаянно стараясь сохранить самообладание.
Алин бросает взгляд на сына, который все еще сидит за кассой, уставившись в пустоту. Несколько секунд сомнения, сердце готово вот-вот разорваться, ощущение, что тебя неотвратимо засасывает в глубину… Она вздыхает так глубоко, что в легких, кажется, совсем не остается воздуха.
– Вот она, моя проблема! – отвечает она, кивая на Тео.
Гийом переводит взгляд на растерянного парня, но через пару секунд снова смотрит на Алин.
– А я-то тут при чем? – сердито спрашивает он.
И, не дожидаясь ответа, снова пытается ее обойти.
– Нам нужно поговорить! – настаивает Алин, которая по-прежнему копирует каждое его движение. – Нам нужно согласовать наши показания. Что вы собираетесь рассказать фликам?
– Правду.
– Если вы расскажете правду, мой сын рискует оказаться в тюрьме!
– А я-то что могу с этим поделать? Не я ведь стрелял в того придурка!
Гийом проявляет бóльшую настойчивость, делает шаг вперед, потом еще один… на третьем он сталкивается с Алин.
– Постойте! – кричит она и чувствует, что не может справиться с растерянностью, которая ею овладевает. – Конечно, мой сын сделал глупость! Но ему ведь всего пятнадцать! Это несчастный случай, трагическая случайность! Он не должен попасть в тюрьму, он этого не заслуживает! Умоляю, помогите мне!
– А тому парню сколько лет, по-вашему? – упрямо кивает Гийом в сторону мертвого тела. – Он тоже сделал глупость! Он заслужил, чтобы его застрелили?
– Мы можем поговорить? Всего пару минут! – со слезами на глазах умоляет Алин. – Уделите мне всего две минуты!
Позади них Леа Фронсак начинает истерически кричать, стуча ногами по полу.
– Я не могу ждать две минуты, вы, кретины! Моему сыну всего три годика, и он один дома! Если вы сейчас же меня не развяжете, я все тут разнесу! Слышите? Я ХОЧУ ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ!
– Если сейчас вызвать полицию, вы вернетесь домой очень нескоро! – пытается перекричать ее Алин.
– Вы лжете! – окончательно потеряв терпение, Гийом тоже срывается на крик. – Я понятия не имею, как вы будете выпутываться из этого дерьма, и, откровенно говоря, это не моя проблема. Что вы хотите, чтоб я сделал? Рассказал фликам, что тот треклятый парень в маске выстрелил себе в спину? Вы в своем уме? Неужели вы думаете, что все, сколько нас тут есть, готовы врать полиции ради того, чтобы ваш сын избежал ответственности? Мне очень жаль, что он не умеет подавлять свои порывы, и в целом он наверняка славный парень, но у нас тут не шутки! У меня в магазине – два трупа, и если я не позвоню прямо сейчас управляющему, то утром в понедельник мне прямая дорога в Центр занятости! А мне это сейчас совершенно ни к чему. Так что будьте добры меня развязать и дайте пройти!
– Покажи ей что почем! – иронично подзадоривает кассира Жермен Дэтти. – Жаль только, что пять минут назад, с тем типом, ты был не такой храбрый!
Ее реплика заставляет всех замолчать. Даже Леа Фронсак перестает судорожно рыдать.
Алин на протяжении несколько секунд не сводит глаз с кассира. Конечно, он прав: рассчитывать на поддержку стольких свидетелей, о существовании которых до сегодняшнего утра она даже не догадывалась, немыслимо. И нет шансов привлечь их на свою сторону. Тео совершил непоправимое. И вдобавок ко всему угрожал пистолетом заложнице, хотя предполагалось, что он пришел их всех защитить. От этих людей снисходительности она не дождется. Битва проиграна заранее.
А она еще думала, что имеет выбор…
– Хорошо, – соглашается она с болью в сердце. – Подождите, сейчас я найду, чем разрезать веревки.
Гийом вздыхает с облегчением. Вся эта кутерьма успела смертельно ему надоесть.
– В ящике кассы есть ножницы, – не без раздражения говорит он.
Алин направляется к кассе.
– Как ее открыть? – спрашивает она, оказавшись на месте.
– Не в выдвижном ящичке кассы, а в другом – том, который снизу.
Когда женщина возвращается, Гийом поворачивается спиной, чтобы она могла разрезать веревку, стягивающую ему запястья.
Но ощущает отнюдь не прикосновение ножниц. Дуло пистолета упирается ему между лопаток.
– Мне очень жаль, кассир, но ты не оставил мне выбора. А теперь возвращайся к остальным, если не хочешь сам стать покойником – третьим за день!