Его жест провоцирует новую вспышку активности. Софи Шене криком выражает свое возмущение, а Тома Пессен и Гийом Вандеркерен, перебивая друг друга, в попытке разрядить обстановку начинают упрашивать подростка опустить оружие. Молчат только Жермен Дэтти и Леа Фронсак. Старуха – потому что происходящее ее забавляет, молодая мать – потому что снова впала в состояние шока. Алин оборачивается и видит, что сын целится… в заложницу!
– Тео! – Она вскакивает на ноги. – Ты совсем спятил? Брось оружие!
Тео теряется в общей суматохе, цепляется за пистолет – символ своей власти, атрибут настоящего мужчины, те самые "стальные яйца", которые бывают только у самых сильных. Балансируя между упоением моментом и откровенной паникой, он отступает на пару шагов, держа оружие на весу. Дуло обращено на заложников, но ради защиты или для нападения – он уже и сам не знает. Не знает, кто тут плохой, а кто – хороший…
И вдруг все ускоряется. Все разговаривают одновременно, все говорят с НИМ одновременно. Упреки. Обвинения. Угрозы. Мать и те, другие, со связанными руками – все что-то говорят. Внезапно у Леа Фронсак сдают нервы и она испускает протяжный крик, исполненный ярости, ужаса и ненависти… В этом гвалте Тео как в тумане, он нервничает, злится. И вдруг замечает, что грабитель уже не лежит, где ему сказано. Тео видит, как человек в балаклаве медленно встает, выпрямляется и еще через секунду уже бежит к кассам. Сматывается! Драпает как заяц!
Мальчик хочет сказать матери, остальным – всем этим людям, которые что-то ему говорят, и при этом его, Тео, не слушают, – что преступник убегает. Они все почему-то на него взъелись, хотя он ничего не сделал, он на стороне хороших, он пришел всех спасти, помешать преступнику…
Может, хоть теперь они увидят, что грабитель смывается? Тео меняет цель. Он хочет остановить Жо, помешать ему скрыться, но все происходит слишком быстро, и ему не дают вставить слово, никто не видит, что происходит, что по-настоящему важное происходит… А он только хочет всех предупредить, заставить преступника остановиться – ни шагу, или я стреляю! – но шума слишком много, слишком много людей, слишком…
Выстрел взрывается в магазине, как раскат грома.
А после – тишина… ледяная, тотальная, неумолимая.
Мертвая тишина.
Теперь все замерли – кто в крике, кто в движении, в котором застал их момент, когда Тео выстрелил. Перекошенные от страха или гнева лица, затаенное дыхание…
Долгие секунды апноэ.
А потом – медленно – глаза вновь обретают способность двигаться. Взгляды встречаются, вопрошают. Что произошло? Кого-нибудь подстрелили? Кто-нибудь ранен? Кто-нибудь мертв?
Ответ приходит откуда-то сзади. Глухой звук, словно валится что-то тяжелое… Приглушенный звук падающего на пол тела.
Жуткий звук, слетающий с губ умирающего.
В общей сумятице каждый силится оглянуться, крутит головой – но… медленно. Опасливо. Словно надеется, что кошмар еще можно предотвратить.
Чуть поодаль Жо лежит лицом вниз, почти в том же положении, что и несколько секунд назад. Если бы не эта темно-красная жидкость, сочащаяся из раны на спине и лениво растекающаяся по бетонному полу…
Алин Верду
Кажется, еще немного – и смятение можно будет попробовать на ощупь. Ничто не нарушает тишины. Никто не осмеливается заговорить, шепнуть, вздохнуть. Не осмеливается поверить в случившееся.
Заложники со связанными за спиной руками все так же лежат на полу, как ковер из лентяев, и, раскрыв рты, таращатся на море крови, растекающееся вокруг грабителя.
Тео не шевелится, его взгляд устремлен на бездыханное тело человека, которого он только что убил.
Рядом с ним – мать. Ее глаза расширены, ей больно дышать, на лице застыл ужас. Она смотрит поочередно то на Тео, то на грабителя. Потом упирается взглядом в пол и снова смотрит на сына. И опять на пол…
Жермен Дэтти подводит черту под общим оцепенением:
– И дело с концом!
Словно по сигналу, заложники начинают шевелиться, садятся, пытаются найти позу, более удобную, чем та, которую их заставил принять Жо. Следуют первые комментарии и жалобы, у некоторых в голосе звучат нотки недоумения.
– Он… Он мертв? – спрашивает шепотом Софи Шене.
– Нет, просто притворяется! Нас же снимает скрытая камера! – сварливо откликается старуха Дэтти.
– У вас совсем сердца нет? – одергивает ее совершенно расстроенный Тома Пессен.
– Это кошмар! Кошмар! – рыдает Леа Фронсак.
– Может, нужно пойти проверить? – продолжает Софи. – Иногда в фильмах в человека стреляют, и все думают, что он умер, а потом оказывается…
– Нужно позвонить в полицию! – заявляет Гийом Вандеркерен. – И моему патрону!
– Но сначала пускай нас развяжут! – Теперь эта просьба звучит уже из уст молодого бухгалтера.
Ни мать, ни сын за это время не шелохнулись. Тео похож на каменное изваяние – до того он ошарашен неотвратимостью случившегося. Алин бледна как смерть. Неизвестные переменные, порождающие многочисленные последствия, ускользают от ее понимания и запутываются, а сами последствия представляются тонкими нитями – извилистыми, неотчетливыми и угрожающими. Позвонить в полицию? Конечно, ситуация именно это и предполагает. И развязать этих несчастных. Отдаться в руки властей. Объяснить, как все было…
– Я бы для начала забрала у мальчика оружие, – не унимается Жермен Дэтти. – На случай, если у него снова случится гормональный всплеск.
"Я бы забрала у мальчика оружие…" Алин переводит глаза на Тео, который все еще держит пистолет – указательный палец на спусковом крючке, остальные судорожно сжимают рукоять. Она мягко берет сына за запястье и медленно, по очереди, разжимает ему пальцы.
Избавившись от орудия преступления, подросток начинает подавать признаки жизни. Обращает к матери растерянный взгляд, и его расширенные от ужаса зрачки кажутся пустыми. И то, что она видит в глазах сына, режет женщине сердце больнее, чем осколок яичной скорлупы – детскую ладошку.
– Тео, тебе лучше присесть, – шепчет она, обнимая мальчика.
Она подводит сына к кассе и усаживает в кресло, которое до появления грабителя занимал Гийом. Подросток подчиняется механически, как марионетка.
– Побудь тут, – продолжает она с успокаивающими интонациями в голосе, хотя сама как никогда далека от спокойствия. – Я развяжу остальных, а потом мы решим, как поступить. Просто посиди тут. Только не трогай ничего, хорошо?
– Будем надеяться, он вас послушается! – с горечью замечает Тома Пессен. – Тогда у нас будет шанс выбраться отсюда живыми.
Алин и заложников разделяет всего пара метров, когда она вдруг замирает на месте.
– Что вы подразумеваете под словами "тогда у нас будет шанс выбраться отсюда живыми"? – с ноткой враждебности интересуется она.
– Если бы он вас послушался, когда вы просили отдать оружие, ничего этого вообще бы не случилось! – отвечает молодой бухгалтер дрожащим голосом, который ясно демонстрирует, что и он уже на пределе.
– Да если бы он не вмешался, тот псих до сих пор держал бы вас под прицелом! – возмущается Алин, указывая пальцем на труп налетчика.
– Позвольте с вами не согласиться! Тот псих как раз уходил, когда явился ваш сын. Зато теперь мы все замешаны в убийстве!
– В убийстве… – повторяет за ним шокированная Алин. – Но… Но это же был несчастный случай!
– Хорош несчастный случай! – язвительно усмехается балансирующий на грани истерики бухгалтер. – Выстрел в спину и с расстояния меньше пяти метров до цели? Я лично думаю, что флики дадут парню медаль за меткость!
– В категории юниоров, – добавляет Жермен Дэтти с издевательской снисходительностью в тоне.
Алин лишается дара речи. Голова идет кругом, она пытается восстановить эпизод в памяти, идентифицировать элементы, которые доказывают, что со стороны Тео это была самозащита, что он такая же жертва, как и остальные. Картинки сталкиваются у нее в голове, смешиваются, перепутываются. Их размолвка, пистолет, Тео отказывается ехать с ней к дедушке, кассир связывает заложникам руки, игровая приставка PS4 валяется на полу, труп грабителя в луже крови…
Алин трясет головой, чтобы в ней хоть немного прояснилось. Это несчастный случай! Конечно же! Ее сын Тео мухи не обидит…
Тео не убийца!
Он не такой, как те дети, о которых пишут в газетах, – совершенно оторвавшиеся от реальности, поведенные на жестоких видеоиграх, которые палят по всему, что движется, и заканчивают свои дни в тюрьме или психиатрической больнице!
Тюрьма. Психиатрическая больница.
Алин закрывает глаза, сосредотачивается… Не время предаваться отчаянию. Мало-помалу события выстраиваются в ряд, словно переписываются набело, занимают свое место у нее в сознании: Тео не хочет ехать к деду, шумное выяснение отношений, Тео дуется, пока они едут в машине…
Вспышка, вторжение мужчины в балаклаве, крики, страх, опасность, вопросы, угрозы, рыдания…
Тео держит грабителя на мушке. Тео отказывается отдать ей пистолет, когда она приказывает…
В горле пересыхает, болью сводит живот, сердце начинает стучать быстрее и сильнее.
Тео наставляет пистолет на молодую женщину в спортивном костюме, и Алин не понимает, как это вышло…
Кровь застывает у нее в жилах.
Тео без предупреждения стреляет грабителю в спину…
Подавляя позывы к рвоте, она отчаянно ищет смягчающие обстоятельства, факты, которые бы доказывали невиновность ее ребенка.
Представлял ли грабитель какую-либо опасность, когда Тео в него выстрелил?
Кружится голова, становится тяжело дышать, тошнота бушует в животе, рвет внутренности, подкатывает к горлу…