- Ну что, Сеня?.. Пойдем? - Иван поднялся.
- Посидите, - с просительной ноткой в голосе сказала Валя, глядя на Ивана. И такой это был взгляд - необычный, что Микола, например, обратил на него внимание.
- Устал я, Валя. Вы сидите, а я пойду прилягу немного.
- Ну уж…
- Правда. До свиданья.
Сеня посмотрел на Миколу. Микола - на Сеню… Оба остались сидеть. Валя встала и пошла провожать Ивана.
- У нас в сенцах темно…
В прихожей отужинали.
Младшей дочери не было дома.
Невестка переодевала для сна девочку. Хозяйка убирала со стола. Старик рубил у порога табак в корытце. Иван остановился около него.
- Самосад?..
- Он самый. Какой-то не крепкий нонче уродился. Листовухи добавлю - все слабый.
Иван присел на корточки.
- Дай-ка попробую… Давно не курил.
- Спробуй, спробуй.
Валя стояла рядом, смотрела сверху на Ивана.
- Валька, ужинать-то… простынет все, - сказала мать.
- Потом, - откликнулась Валя.
Дед с Иваном закурили.
- Как?
- Хорош!
- Донничка ишо потом добавлю - ничего будет.
- Ну, бывайте здоровы.
- Мгм.
Иван с Валей вышли в темные сени.
- Давай руку, - сказала Валя. - А то тут лоб разбить можно. Вот здесь ступенька будет.
- Где?.. Ага, вот она.
- Вот… теперь ровно.
Остановились. Плавал в темноте огонек Ивановой папироски.
Некоторое время молчали.
- Ну, иди, а то там женихи-то… скучают.
- Пусть маленько поскучают.
- Сенька-то правда любит, Валя.
- Я знаю. И Микола тоже.
- Ну?..
- А я не люблю.
Молчание.
- Что делать? - спросила Валя.
- Что делать… На нет - спроса нет. Обидно, конечно, за брата… Но этому горю не поможешь.
- Нет, а что мне-то делать?
- Валя!.. Ты уж сама большая - смотри.
- А я любить хочу.
- Пора.
- А почему ты с женой разошелся?
- Кто тебе сказал?
- Сеня.
- Во звонарь-то… успел уж.
- Почему?
- Сложно это, Валя…
- Разлюбил? Или она тебя?
- Иди к женихам-то.
- Сколько поживешь у нас?
- Не знаю… Побуду пока. Сеньке тяжело одному… Он хоть тараторит, крепится, а душонка болит…
Между тем в горнице происходил такой разговор:
- Тебе надо громоотводом работать, - советовал Сеня.
- А тебе - комиком, - невозмутимо отвечал Микола.
- Ты хоть знаешь, сколько комики получают? - снисходительно спросил Сеня.
- По зубам в основном. За провокации.
- Комики даже лауреаты есть, комики есть депутаты Верховного Совета. Вы ж не понимаете ничего…
- А с какого этажа их спускают оттуда?
- Кого?
- Комиков.
- Я - комик? Ладно. Вот она счас придет, я буду молчать. Ты ж за счет меня только держишься, потому что я говорю, а тебе молчать можно. А счас я буду молчать. Посмотрю, что ты будешь делать. Проведем такой опыт.
Микола молчал.
- Много вывезли сегодня? - спросил Сеня.
- Двенадцать ездок. Потом сразу два комбайна стали. Пока возились - стемнело.
- Сделали?
- Один. Ты ничего не заметил своим фактором?
- Чего заметил?
- Так. - Микола, видно, заметил какую-то перемену в Вале.
- Чего заметил-то?
Молчание.
- Ладно, счас я тоже буду молчать.
- Зря, - сказал Микола.
- Чего я не заметил?
Молчание.
- Все. Молчу и смеюсь внутренним смехом.
Вошла Валя. Села на кровать.
- Ну, что будем делать?
Молчание. Долгое.
- Вы что, поругались, что ли?
Молчание.
- Сень?
Молчание.
- Коля?
Молчание.
- Что случилось-то?
- Провоцируют, - пояснил Микола.
- Кто провоцирует?
- Вон… - Микола кивнул на Сеню.
- Я провожу опыт, - кратко сказал Сеня.
- Какой опыт?
Сеня сделал знак рукой.
Долго молчали все трое.
- Да ну вас! - рассердилась Валя. - Сидят, как два сыча.
Молчание.
- Тогда я ложусь спать.
- Сенька, брось, - взволновался Микола.
Сеня замотал головой - нет.
А Иван пошел к другу детства Девятову Василию.
Пришел, а у Девятовых - дым коромыслом: Василий спорил с женой, как назвать новорожденного сына.
- Ванька!.. - кричала жена Настя. - Где это ты их видел нынче, Ванек-то?! Они только в сказках остались - Вани-дурачки. Умру, не дам Ванькой назвать.
- Сама ты дура, - тоже резко говорил Василий. - Сейчас в этом деле назад повернули, к старому. Посмотри в городах…
- На черта он мне сдался, твой город! Там с ума начнут сходить и ты за ними? Я своим умом живу…
- Да сын-то мой! - заорал Василий. Он был в рабочей одежде - заехал на время домой; у ворот стояла его машина. - Или чей?
- А мне он кто?!
Супруги так увлеклись важным спором, что сперва даже не заметили гостя.
- Можно к вам? - спросил Иван.
- О! - удивился Василий. - Иван! Заходи.
Поздоровались.
- Что за шум, а драки нет?
- А вон - сына не дает Ванькой назвать.
- И не дам, - стояла на своем Настя.
- А как ты хочешь? - спросил ее Иван.
- Валериком.
- Иваны, говорит, одни дураки остались, в сказках. Много ты понимаешь! Спроси вот у него, как в городе…
- Мне ваш город не указ.
Иван заглянул в кроватку к младенцу.
- Лежит… А тут из-за него целая война идет. А чего ты, Настя, Иванов-то списала со счета? - спросил он Настю. - Не рано?
- Не рано.
- Зря. Иваны еще сгодятся.
- Вот кому сгодятся, тот пускай с ними и живет, а мы будем жить с Валериком. Правда, сынок? - Мать подошла тоже к кроватке, склонилась над сыном. - Уй ти, мой маленький, мой холесенький… Иваном. Еще чего!
- Ну, Валерик - это тоже не подарок, - заметил Иван, отходя от кроватки.
- Да плохо просто! - загорячился опять Василий. - Чем нехорошо - Иван Васильевич?.. Царь был Иван Васильевич…
- У нас счас, скажи, царей нету, - тютюшкалась мать с младенцем. - Нету, скажи, царей, нечего на них и оглядываться.
- Ну что ты будешь делать? - с отчаянием сказал Василий. - Ну, е-мое, Валериком он тоже не будет, это я тебе тоже не дам. Как недоносок какой - Валерик… Он должен быть мужиком, а не…
- Будет Валериком.
- Нет, не будет!
- Нет, будет!
- Назовите в честь деда какого-нибудь, - посоветовал Иван. - В честь твоего отца или твоего.
- Да они обои - Иваны! - воскликнул Василий. - В том-то и дело!
Домой Микола пришел мрачный и решительный.
- Ты чего такой? - спросил отец.
Микола сел к столу, положил подбородок на кулаки, задумался.
- А?
- Так.
Отец готовился спать. Сидел на кровати в нижней рубахе, в галифе, босиком. Шевелил пальцами ног.
На печке лежал хворый дед Северьян.
До прихода Миколы они разговаривали и теперь вернулись к разговору.
- Он, старик-то, говорит: мы, говорит, пахали их, те поля. Приехали, обрадовались - землищи-то! И давай. Ну, год, два, три - пашем. Глядим, а песок-то с той стороны все ближе да ближе к нам. Нам, говорит, тогда старики и советуют: "Пусть эта земля лучше залежью будет, лучше поурежьте свои пашни, которые к северу, а эти не трожьте. Бросьте эти поля пахать, не трогайте". Собрались, говорит, мы миром и порешили: не пахать к югу от Сагырлака. И верно: остановился песок. Трава-то его держать стала. А счас опять все распахали… И уж заметно, как сохнет к северу. Еще вот лет пять попашем - и сгубим пашню. Тогда и удобрениями ничего не сделаешь - сожгем только землю…
- Сказали бы начальству.
- А то не говорили! Доказывали: никакая это не целина, это залежь, специально которую не трогали, чтобы пески держать с юга. Ну, рази ж послушают!..
- Тять, я жениться надумал, - сказал Микола.
- Эка!.. - удивился отец. - Кого же брать хочешь?
- Вальку Ковалеву, - негромко ответил Микола.
Отец кивнул головой: слышал кое-что.
- Ты говорил с ней насчет этого?
- Та-а… - Микола мучительно сморщился. - Нет.
- Я сватать не пойду, - твердо заявил отец.
- Почему?
- Не хочу позора на старости лет. Знаю я такое сватовство: придешь, а девка ни сном ни духом не ведает. Сперва договорись с ней, как все люди делают, тогда пойду. А то… ты вечно, Микола… - все за тебя отец. Прогонют, потом житья в деревне не будет, бежать от стыда придется.
- Ну, ты тоже прынц выискался: сватать он не пойдет, - сердито сказал дед Северьян. - Ты забыл, Тимоха, как я за тебя невесту ходил провожать? Забыл?
Тимофей недовольно нахмурился.
- Ведь не пойдет она за него. Слышал я - бабенки трепались - не глянется он ей.
- Пойдет! - сказал дед. - За такого парня!.. Чего ей еще надо?
- Почему ты думаешь, что не пойдет? - спросил Микола.
- Это уж тебе лучше знать. Хоть бы поговорил с девкой!..
- Пойдем, тять. Я один не сумею.
- Счас, что ли? - испугался отец.
- Счас.
- Ты что, опупел?
- Надо… А то поздно будет. Прошу тебя, один раз в жизни сделай…
- Тимоха, помоги парню.
- Да почему счас-то? Кто так делает?..
- А то поздно будет. Фактор один появился… поздно будет.
- Какой фактор?
- Ну… поздно будет. Ее спровоцируют.
- Тимоха…