Утром она увидела американца за завтраком, и помешательство ее перешло все мыслимые границы. На пляже она, ошалевшая и поглупевшая, не замечала никого, кроме Джеймса, позволяя ему при купании как бы невзначай и весьма выразительно задерживать руку на подводных частях ее тела. Он предложил прокатиться на катере, упомянув, что его жена страдает морской болезнью, и когда жених отказался их сопровождать, она была только рада.
Некто приветливый в джинсах, сине-белой безрукавке, в нахлобученной на лохматую голову морской фуражке и черных очках встретил их. Американец спрыгнул в катер первым и помог ей спуститься. Она, глядя под ноги, осторожно и медленно ступала, представляя, что вцепилась в Володину руку. Они уселись рядом позади белой плоской головы над молчаливой спиной, и катер рванулся с места не хуже автомобиля. Ей впервые довелось рассекать пусть и прибрежный, но все же морской простор, да еще таким способом, и она с любопытством наблюдала, как быстро отступает берег, как съеживаются до игрушечных кубиков дома, сливаясь в сплошную цветную ленту у подножия ржаво-зеленых гор. Ветер трепал ее волосы, обдавал водяной пылью, и когда катер вставал поперек волны, под днищем хлопали и толкались морские ухабы. Ее спутник пытался что-то объяснять, но было шумно, и ей приходилось подставлять ухо, куда он, навалившись на нее голым плечом, кричал своим твердым американским ртом. Она кивала головой, косилась на его смуглые ноги, ощущала его теплое прикосновение и млела.
Описав большой полукруг, они остановились довольно далеко от берега, где коварное дыхание пучины было особенно ощутимым, и закачались на волнах. Стало тихо, и он принялся объяснять, где Канны, где Ницца, где Монако и где они. Она слушала, стараясь не глядеть на него, чтобы чужим лицом не навредить воспаленному воображению. Волны шлепали катер по щекам.
Ветер, чье вольное происхождение здесь стало очевидным, толкал их обратно к берегу. Американец примолк, затем склонился к ее уху и сказал:
– Natalie…
– Yes… – выдохнула она.
– You are so beautiful… – пробормотал он, и чуть подавшись вперед, ткнулся губами в ее волосы.
Она резко повернула голову и увидела перед собой чужое лицо.
– Джеймс! – с негодованием воскликнула она.
– Yes, yes, sorry! – неохотно отшатнулся он.
– Скажите ему, что мы возвращаемся! – приходя в себя, велела она, и через десять минут молчания они были у пирса. Вся поездка заняла чуть более получаса. Молча сошли на берег, и он сказал почти то же, что ее жених:
– Извините меня, Натали, сам не знаю, что на меня нашло!
– Я вас прощаю, – улыбнулась она.
Он расцвел и воскликнул:
– Значит, вы не откажетесь сегодня поужинать с нами?
– Не откажусь!
Они вернулись к шезлонгам, где их ждала его улыбчивая жена. Наташа спросила, где ее муж, и американская жена ответила:
– Он сказал, что у него дела.
– Вы вернетесь сюда после обеда? – спросил ее американец, и она ответила, что обязательно будет.
Потом был злой, молчаливый жених и их утомительное соседство. Едва дождавшись подходящего времени, она устремилась на пляж. Американец с женой был уже там и с неприличным пылом возобновил свои ухаживания. Собственно говоря, она не строила иллюзий по поводу его намерений: скрываемые притворным благодушием, они выпирали из него также бесстыдно, как бугрилось под тугими трусами его мужского достоинство. Пусть так, думала она, замирая от вида Володиных ягодиц, но у нее тут своя сладкая и нежная партия, которую она вытягивала с наслаждением, не в силах противиться музыкальному сопровождению памяти.
"Хочу ли я его? – спрашивала она себя, лежа в шезлонге, и тут же отвечала: – Да! Только надо будет закрыть глаза…"
К ужину она надела черное вечернее платье, закрутила в растрепанный узел волосы, подвела глаза и, произведя по пути фурор, спустилась вниз. У американца при виде ее поглупело лицо.
Вечер был теплый, и потому устроились на террасе. На вопрос, где мистер муж, она ответила, что у него сегодня деловая встреча, но, может быть, он еще успеет. В ожидании, когда их обслужат, американец не сводил с нее глаз и нес всякую чепуху. Между прочим, он настоял, чтобы перед едой она выпила виски.
– Это так по-американски! – уговаривал он, и его жена ему вторила.
Наташа каплю за каплей выпила полстакана, подхлестнув и без того возбужденное воображение. Воображение, словно оскорбленная лошадь, взбрыкнуло и понеслось. Наташа отпустила поводья, не забывая пришпоривать его порциями красного вина. Довольно скоро она опьянела. Края лиц и предметов подтаяли, и, пытаясь уцепиться за них взглядом, она распрямляла спину, встряхивала головой и, бессмысленно улыбаясь, таращила глаза. Американец, почуяв неладное, сидел с озабоченным видом.
– Натали, вы в порядке? – спрашивал он, подавшись к ней.
– Все окей! – отмахивалась Наташа.
Американская жена, поставив локти на стол и возложив на них подбородок, глядела на нее с язвительной улыбкой.
– Не хотите спуститься к морю? Там прохладнее! – предложил американец.
– Х-х-очу! – мотнула Наташа головой.
– Я провожу ее, – склонившись к жене, тихо сказал американец.
– Sure! – ответила жена по-американски, не переставая улыбаться на эсперанто.
Джеймс подхватил Наташу за талию, и они на виду вечернего сообщества (кое-кто даже зааплодировал) дошли, пошатываясь, до конца террасы и, цепляясь за белые перила, спустились на пирс. Джеймс провел ее под полотняное укрытие на тонких столбах и остановился в паре метрах от воды.
– Дышите! Дышите вот так! – набирая полную грудь и медленно выдыхая, показывал он, удерживая ее за талию. Она, паясничая, попробовала вдохнуть, но не удержалась от смеха и повисла на нем. Неожиданно он обнял ее и крепко прижал к себе. Она подняла к нему удивленное лицо, и он, подкрепив рукой ее безвольный затылок, впился в нее поцелуем. Она уронила руки и замерла, но вдруг неловким движением вскинула их к груди, втиснула с нетвердой настойчивостью между ним и собой, уперлась ладонями ему в грудь, собрала силы, оттолкнула его и выкрикнула:
– Ты не Володя! Господи, ты не Во-ло-дя-а-а!
После чего залилась пьяными слезами. Американец засуетился, вытащил платок и принялся осушать ее щеки, бормоча при этом:
– Бог мой, извините меня, Натали, мне так неловко! Не плачьте, прошу вас, не плачьте!
Она потихоньку успокоилась и, повернувшись, нетвердой походкой двинулась по пирсу, сама, кажется, не зная куда. Он поймал ее под руку и направил на нужный путь. Она послушно последовала за ним.
– Все окей? – спрашивал он, наклоняясь к ней.
– Окей… – отвечала Наташа глухим голосом, пряча от фонарей бледное горестное лицо.
Вернулись за стол.
– Кофе? – спросил Джеймс.
– Да… – согласилась она.
Пока подавали кофе, она сидела молча и прямо, равнодушно глядя перед собой. Выпив кофе, отвернула голову и принялась смотреть в сторону моря, откуда на нее с недовольным ворчанием накатывалась темнота.
– Что-нибудь еще? – спросил Джеймс.
– Виски, – сказала она глухим, трезвым голосом.
– Вы уверены? – с сомнением спросил он.
– Да, виски, пожалуйста!
Он поставил перед ней стакан, налил немного и посмотрел на нее.
– Еще! – сказала она.
Он налил до половины. Она, взяла стакан, подержала перед собой и медленно выпила. За ней наблюдали. Раздались одобрительные возгласы.
– Все! – выдохнула она и грохнула пустым стаканом об стол. Затем приложила к губам салфетку и добавила: – Финита ля комедия! Я пошла…
– Я вас провожу! – вскочил Джеймс.
Дальнейшее она помнит плохо…
Разбудило ее чье-то беспокойное присутствие. Она открыла глаза и тут же увидела жениха, одетого по-дорожному. Он сидел на корточках перед открытым чемоданом, задумавшись. Морщась и держась рукой за затылок, она с трудом села. Легкое одеяло соскользнуло с нее, обнажив голую грудь. Подхватив одеяло, она прикрылась и, уже догадываясь, что происходит, спросила:
– Что ты делаешь?
– Уезжаю, как видишь, – ответил он, даже не посмотрев в ее сторону.
– Куда?
– Домой.
– А я?
– А ты остаешься. Ведь тебе здесь нравится.
– Ты соображаешь, что ты делаешь? – попыталась она быть строгой.
– А ты?
– А что, собственно, случилось? – с наигранным удивлением спросила она.
Он захлопнул чемодан, подвел молнией трескучую черту под сборами и сел на край кровати.
– Ты знаешь, – спокойно и почти доверительно поведал он, – я вдруг понял, что я не тот, кто тебе нужен и никогда им не стану. Может, кого-то такое положение устраивает – меня нет. Я тебя ни в чем не виню – ты действительно достойна лучшего. Так что устраивай свои дела, как тебе нравится, а я свои раны как-нибудь залижу. За номер уплачено. Кроме того, я оплатил непредвиденные расходы. Можешь отдыхать и ни о чем не беспокоиться. Там, на столике обратный билет и тысяча евро – этого должно хватить. Будь осторожна – здесь полно проходимцев. Особенно среди американцев. Пока!
И, не оборачиваясь, вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Некоторое время она сидела, стиснув зубы, подтянув колени и уткнувшись в них лбом, а затем тяжело встала и побрела в ванную, где погрузившись в теплую воду, восстановила пьяную мультипликацию вчерашнего вечера.