Митя и Флоренский сообщили о своем решении угрюмо и отстраненно, будто я в ЖЭК за справкой пришел. С первых слов мне твердо объяснили, что ставка принадлежит конкретно Дмитрию Шагану и Александру Флоренскому, которые и будут решать, когда, как и зачем остальным митькам можно посещать ее. Процесс, когда "члены политбюро объединяются по двое против третьего", кристаллизовался в окончательную форму. (Правильно учат нас футбольные комментаторы: не забиваешь ты - забивают тебе.) Я осведомился, означает ли это: "Иди отсюда, мы с тобой больше не играем"? Нет, как я мог подумать, равенство членов политбюро будет навязчиво подчеркиваться во всех интервью, пока не останется только один член политбюро.
ДМИТРИЙ ШАГИН: Главный совет митьков у нас - это мы, три человека. Если надо, то собираемся и что-то решаем. (Интервью с А. Гуницким. "Записки старого рокера", "Амфора", 2007)
АЛЕКСАНДР ФЛОРЕНСКИЙ: У нас, политбюро, традиционно отдельный зал (на выставке в "Борее". - В. Ш.). Кстати, всегда проблема - в какой последовательности называть членов руководящего органа, потому что можем обидеться. Существуют разные версии: если по алфавиту - то Флоренский, Шагин, Шинкарев; если по старшинству - Шинкарев, Шагин, Флоренский; если по дембельству - зависит от ситуации. Впрочем, каждый раз, когда возникает необходимость написать, мы тянем спички, и даже когда митек один, он тоже тянет спички. ("АиФ-Петербург", № 9,2001.)
Ну, будем считать, что Митя с Флоренским тянули спички и им выпало по две комнаты, а мне - ни одной. "Извини, браток, - приоттаяв, сказал мне Флоренский на прощание, - сам понимаешь, против шкурных интересов не попрешь". (Я запомнил, потому что он крайне редко и только юмора ради использовал обращение "браток".) Да чего тут не понять. У Мити неприятности с соседями в его прежней мастерской, он оттуда съезжать хочет. А Флоренскому нужно гораздо больше пространства, они с Олей перешли с живописи на актуальное искусство - всякие калабахи, утильсырье, - тут ангары нужны. Его любимой цитатой и до получения ставки было: "Я один живу в семи комнатах и желал бы иметь восьмую. Она мне необходима для библиотеки" (М. Булгаков. "Собачье сердце"). Шура барин честный, без лицемерия. Он хоть и посмеиваясь, но сочувствовал малоимущим, особенно Кузе, догадывался, что и другие не против иметь восемь комнат.
А вот директор Лобанов толком не знал, зачем ему две комнаты. Через короткое время Лобанов сообщил, что намерен восстановить справедливость и передать одну из своих маленьких комнат мне, - я был тронут, но отказался. Идеализма во мне оставалось совсем чуть-чуть, было ясно, что нет никакого сакрального места с творческой аурой, где братья художники взаимообогащаются, а есть недвижимость, важнейшее из искусств. ("Для нас важнейшим из искусств является недвижимость", - так пошутил на съезде кинематографистов Михаил Козаков.) Для всякого искусства свой талант нужен.
Ставка была жизненно необходима в те времена, когда она не могла появиться, - в фазе подъема. А теперь и хрен с ней... да и во всем так:
Пионеры так много хотели,
Но всегда не хватало денег.
А потом подвалили деньги,
Но уже ничего не надо...
"Пионеры еще вернутся", группа "Выход"
Думаю, это правильный распорядок. Так лучше.
Комнату, предназначенную для общего сбора митьков, Митя с Флоренским вскоре заперли, да я все равно туда не мог бы попасть: ключей от ставки у меня не было. Я сделал две персональные выставки, сначала в первой ставке, потом во второй; Только на время выставок у меня появлялся ключ - один раз Фил, если не ошибаюсь, дал, второй раз - Сапего. Почему-то в этом отношении мой статус был установлен ниже митьков низшего и среднего звена - многим из них дали ключи, чтобы проходить в помещения общего пользования, то есть выставочный зал и склад картин.
Группа АА была отделена от ставки стальной дверью (к концу 90-х никто из митьков группу больше не посещал), а в выставочный зал я, как и все посетители, мог приходить раз в неделю, с 16 до 20 по субботам. С осени до весны.
В справочных изданиях появились сообщения о создании галереи "Митьки-Вхутемас". Директор - Сергей Лобанов. Кураторы - Дмитрий Шагин и Александр Флоренский. Точнее - владельцы. Организацией выставок без всяких за то почестей и даже упоминания был назначен заниматься Леша Митин. Он придумывал, что выставлять, таскал работы, оформлял, компоновал и вешал прекрасные выставки: Кузярушка, Яшке, Сергей Буйнов, графика Арефьева, натюрморты Смелова, офорты Владимира Шагина. Не проработав и двух лет, Митин был снят с должности по стандартному поводу: за пьянство, после чего Флоренский действительно стал куратором. Он и мне предложил заняться организацией выставок в галерее "Митьки-Вхутемас", но на это моего христианского смирения уже не хватило.
В галерее прошло немало хороших выставок и мероприятий, читали стихи Пригов, Кибиров, Рубинштейн, давали концерты "Ночные снайперы", Умка. В коридорчике торговал книгами "Красного Матроса" Сапего.
Митя был заметно доволен, что я обиды не таю, у нас с ним установились почти дружеские отношения. Когда директор Лобанов, так и не успев попользоваться своими двумя комнатками, был уволен, Митя стал намекать и прямо обещать, что вот-вот мне эти комнатки предоставят и такая жизнь начнется... будем, как зайчата дружные, братки, всё вместе делать, упромысливать движение митьков, Флоренычу укорот дадим...
Никаких комнаток ни мне, ни низовым митькам, понятно, не предоставили, а сам я этот вопрос не поднимал - зачем впустую нервировать товарищей по политбюро, которые и вдвоем-то еле уживаются. Кузя и митьковский фотограф Дима Горячев самозахватом взяли небольшое помещение по соседству со ставкой; Фил, некогда многодетный отец, ныне одиноко жил в трехкомнатной квартире и в мастерской не нуждался. Так всё и уладилось. Наступала мемориальная фаза (когда "от былого величия остаются только воспоминания"), и все занялись своими, немитьковскими делами: живописью или актуальным искусством, иногда литературой или кино. Флоренский устраивал в "Митьки-Вхутемасе" выставки, к митькам имеющие слабое отношение. Персональные выставки - Флоренских, Тихомирова, Голубева, мои - проходили не в ставке и не содержали никаких указаний на принадлежность авторов к группе "Митьки" (хотя журналисты неизменно указывали, что "там-то открылась выставка митька такого-то", считая главной приманкой бренд "митьки").
Мите было не до выставок, он занялся чем-то диким. Отошел от живописи, нацелился пробиться во власть. Баллотировался в народные избранники города Колпино, ездил туда рассказывать избирателям, как он митьков упромыслил. Переоценив свою славу среди темных жителей Колпино, Митя не прошел в депутаты, но к живописи возвращаться не спешил. Когда руководство "Пушкинской, 10" попросило "Митьков" подарить по картине в музей нонконформистского искусства, Дмитрий Шагин ответил: "Я теперь не художник, а рок-музыкант. Могу компакт-диск подарить". Исчезал куда-то на месяцы и только из вторых рук, чаще всего от Сапеги, я узнавал сказочные истории: Митя надыбал поляну в посольстве Калмыкии в Москве, поселился там, рахат-лукум кушает, а вокруг чуть ли не обнаженные гурии пляшут. (Было это или нет - не могу свидетельствовать, но это в Митином стиле: надыбать поляну для собирательства, быстро объесть ее и перебежать к следующей, а особо нажористые поляны ощипывать осторожно и перманентно.)
Все, что митьки в новом тысячелетии сделали вместе, можно пересчитать по пальцам: один общий проект, выставка "Архетипы"; один раз собрались, чтобы сфотографироваться для "Митьковских плясок"; одна выставка "Митьки в "Борее"" и две общемитьковские выставки маленьких картин в ставке.
Основной деятельностью, нас объединяющей, стали путешествия по провинции, в "возвращенное прошлое", где еще можно было уловить настоящий интерес к митькам и срезонировать в ответ. Снова почувствовать себя митьком.
43. Путешествия
В 90-е годы мы больше за границу ездили, чем в провинцию, тогда участие в поездке считалось крупной привилегией, и если какая-нибудь инстанция финансировала выставку "Митьков", базовым набором были четыре человека: Флоренский с Олей, Митя и я. До низовых митьков очередь не доходила, разве что совсем много пригласят - тогда Митя брал жену, ехали Голубев или Фил.
Тихомирову нетрудно было подметить закономерность: он участвовал только в таких ценных поездках, которые сам организовал: в 1989-м акция "Митьки в Европе", в 1995-м два месяца на Сардинии. Только один раз вместо меня в Турку поехал.
Виктор Иванович, обладая обширными связями и одаренностью публициста, много сделал для "Митьков". (Кстати, "Виктор Иванович" - это не имя, хотя и соответствует имени Тихомирова полностью, это скорее кличка. Митьки таким обращением передразнивают студенток Финансово-экономического института, где Виктор Иванович ведет изостудию.) Если стоит сожалеть о конце "Митьков", так это из-за Тихомирова, ему были сильно дороги идеалы почвенничества и нестяжания, бескорыстного товарищества, братства всякого. Идеалист, он нередко становился "жертвой своей неумеренной веры в благородство сердца человеческого" (Ф. Достоевский). В десятках интервью, в сотнях статей он воспел братство "Митьков"; он старался быть митьком (в том хорошем смысле, что есть в этом слове), когда все остальные уже давно использовали митьков как прикрытие. Кроме Фила, разумеется. Фил и до сих пор - "последний оставшийся классический митек" ("Митьки: часть тринадцатая"), но так не похожий на Тихомирова, что они толком и не познакомились за четверть века. Тихомиров предан теории дела митьков, а Фил - практике.