- Откуда нам знать? Нет, Дональд, так дело не пойдет. Это никуда не годится…
Голоса смолкли, и Эмили рискнула заглянуть в щелочку. Пуки стояла с выражением праведного гнева, Сара имела убитый вид, а Дональд Клеллон сидел, обхватив руками голову. На его гладко зачесанных, набриолиненных волосах отпечатался венчиком след от котелка.
Больше домой Сара его не приводила, но продолжала с ним встречаться. Разве могла она, следуя поведению героинь известных фильмов, поступить иначе? И что бы она сказала тем, кому успела его представить как жениха?
- Он врунишка! - кричала Пуки. - Он еще ребенок! Мы даже не знаем, кто он на самом деле!
- Мне плевать! - кричала Сара в ответ. - Я его люблю и выйду за него замуж!
Пуки оставалось только всплескивать руками и пускать слезу. Ссоры обычно заканчивались слезами с обеих сторон; Сара и Пуки рыдали в разных концах промозглых царских апартаментов, а Эмили крепилась, засунув в рот кулачок.
Но вот начался новый год, и все переменилось. В квартиру над ними въехала "перспективная", с точки зрения Пуки, семья: некто Уилсоны, беженцы войны, английская пара средних лет и взрослый сын. Они пережили бомбардировки Лондона (Джеффри Уилсон предпочитал не распространяться на эту тему, зато у его жены Эдны было множество душераздирающих историй в запасе) и бежали из страны в чем были, взяв с собой лишь самое необходимое.
Вот, собственно, и все, что Пуки изначально про них узнала, но в результате удачных маневров в районе почтового ящика, позволивших ей продолжить разговоры с новой соседкой, ее знания существенно расширились.
- Никакие Уилсоны не англичане, - сообщила она дочерям. - По акценту не скажешь, но они американцы. Он происходит из старой нью-йоркской семьи, а она урожденная Тейт из Бостона. Много лет назад интересы бизнеса привели их в Англию - Джеффри стал британским представителем американской фирмы. Там у них родился Тони, и там он ходил в публичную школу, или школу-интернат, как они сами ее называют. Как я догадалась, что он окончил английскую школу? По таким оборотам, как "знаете ли, мэм" и "вот так чертовщина". Чудесные люди. Ты с ними уже беседовала, Сара? А ты, Эмми? Вы будете от них в восторге. Они такие… как сказать… настоящие британцы.
Сара все это терпеливо выслушивала, но без всякого интереса Ее отношения с Дональдом Клеллоном вошли в острую фазу, чем объяснялись ее крайняя бледность и худоба. Коллеги по предвыборной кампании помогли ей устроиться на мизерную ставку в благотворительную организацию "За объединение Китая"; она возглавила комитет дебютанток (в устах Пуки это звучало особенно красиво), под ее началом девушки из богатых семей собирали пожертвования на Пятой авеню в помощь миллионам китайцев, воюющих с Японией. Хотя работа была совсем не тяжелая, каждый вечер она приходила домой совершенно без сил, даже на Дональда ее не хватало, и погружалась в тягостное молчание, из которого ни Пуки, ни Эмили не в состоянии были ее вывести.
А однажды утром все произошло само собой. Юный Тони Уилсон сбегал вниз, почти не касаясь разбитых ступенек своими изящными английскими штиблетами, а в это время в вестибюль вышла Сара, и они чуть не столкнулись лбами.
- Ах. Вы…
- Тони Уилсон. Я живу выше.
Их разговор продолжался от силы три минуты, а затем Тони извинился и выбежал из дома, но после этого мимолетного рандеву Сара вошла в квартиру как сомнамбула и на работу в тот день не спешила. Дебютантки и миллионы китайцев могли и подождать.
- Эмми, ты видела его?
- Несколько раз мельком в холле.
- Ну и как он тебе? Такой… такой красавец, да?
Тут в гостиную вошла Пуки - глаза широко раскрыты, вопросительно округлившиеся губы блестят от утреннего бекона.
- Ты о ком? О Тони? Как я рада! Я знала, что он тебе понравится, дорогая.
Саре, чтобы перевести дух, пришлось сесть в одно из массивных кресел, изъеденных молью.
- О, Пуки. Он просто вылитый Лоренс Оливье! Эмили, которой это сразу не пришло в голову, внутренне согласилась с сестрой. Тони Уилсон был среднего роста, широкоплеч и хорошо сложен. Его волнистые каштановые волосы небрежно падали на лоб и уши. На полных губах играла улыбка, а глаза постоянно смеялись, словно какой-то приватной шутке, которую, сойдись вы с ним поближе, он, вероятно, охотно бы вам поведал. Ему было двадцать три года.
Пару дней спустя он постучал в дверь, чтобы спросить, не будет ли Сара так любезна поужинать с ним как-нибудь, и после этого с Дональдом Клеллоном было раз и навсегда покончено.
Тони был стеснен в средствах - он называл себя простым рабочим, хотя занимался чем-то сверхсекретным на большом заводе военно-морской авиации на Лонг-Айленде, - зато у него был открытый "олдсмобиль" 1929 года, который он водил с шиком. Они уезжали в отдаленные места Лонг-Айленда, или Коннектикута, или Нью-Джерси, ужинали в "замечательных" ресторанах, а по возвращении еще успевали пропустить по бокалу в "замечательном" баре "У Анатоля", в Верхнем Ист-Сайде, который Тони открыл для себя недавно.
- Небо и земля, - высказался по поводу нового увлечения дочери Уолтер Граймз по телефону. - Этот парень мне понравился. Он умеет сразу к себе расположить…
Однажды Джеффри Уилсон встретил Пуки такими словами:
- Кажется, наши молодые люди отлично поладили, миссис Граймз. - (Жена Джеффри улыбалась из-за его плеча, словно в подтверждение его слов.) - Я думаю, пришло время познакомиться нам поближе.
Эмили и раньше приходилось видеть, как ее мать флиртует с мужчинами, но чтобы так откровенно, как с Джеффри Уилсоном…
- Ах, какая прелесть! - восклицала она после любой его остроты и разражалась горловым смехом, кокетливо прижимая средним пальцем верхнюю губу, дабы скрыть усадку десен и плохие зубы.
Хотя Эмили на самом деле находила это забавным - не столько что он говорил, сколько как, - показной энтузиазм Пуки вызывал у нее чувство неловкости. К тому же юмор Джеффри Уилсона во многом зависел от странной подачи: его сильный английский акцент усугублялся некой проблемой с артикуляцией - можно было подумать, что он перекатывал во рту бильярдный шар. Его жена Эдна, пухленькая и приятная в общении, налегала на шерри.
По настоянию матери Эмили всегда участвовала в посиделках с Уилсонами - пока взрослые болтали и смеялись, она тихо сидела в сторонке, поклевывая соленые крекеры, хотя предпочла бы проводить время с Сарой и Тони - мчаться в этом необыкновенном автомобиле с развевающимися по ветру волосами, бродить с ними по пустынному пляжу, а потом, вернувшись в Манхэттен, сидеть в баре "У Анатоля" в отдельном кабинете и слушать пианиста, напевающего их любимую песню.
- У вас с Тони есть песня? - спросила она как-то у сестры.
- Песня? - Сара в спешке красила ногти, так как за ней через пятнадцать минут должен был зайти Тони. - Ему нравится "Очарован, озадачен", а мне "И всё это - ты".
- Вот как! - сказала Эмили. Теперь она могла положить свои фантазии на музыку. - Обе хорошие.
- А знаешь, что мы делаем?
- Что?
- Перед тем как выпить, мы соединяем руки… я тебе покажу. Осторожно - ногти! - Она продела кисть под согнутым локтем сестры и поднесла к губам воображаемый бокал. - Вот так. Красиво, да?
Еще бы! Все, что было связано с новым романом Сары, было слишком, невыносимо красивым.
- Сара?
- Мм?
- Ты пойдешь с ним до конца, если он тебя об этом попросит?
- В смысле - до брака? Эмили, не болтай глупости.
В общем, это не был полноценный роман из тех, что ей довелось прочитать, но то, что он красив и даже очень, сомнению не подвергалось. Вечером после этого разговора Эмили долго лежала в горячей ванне, а когда вылезла и вытерлась насухо, то застыла голая перед зеркалом, пока вода медленно уходила в слив. Похвастаться грудью она не могла, поэтому пришлось сосредоточиться на плечах и шее. Она надула губки и слегка приоткрыла рот, как это делали в кино девушки перед поцелуем.
- Какая же ты хорошенькая, - произнес за кадром некто с английским акцентом. - Много дней и недель я собирался с духом, чтобы сказать тебе это, но больше молчать не в силах: я люблю тебя одну, Эмили.
- Я тоже люблю тебя, Тони, - прошептала Эмили, и вдруг соски у нее стали твердеть на глазах. Где-то вдали оркестр заиграл "И всё это - ты".
- Позволь я тебя обниму, чтобы уже никогда не выпускать из объятий.
- Ах! - выдохнула она. - Ах, Тони!
- Ты мне нужна, Эмили. Ты пойдешь… пойдешь со мной до конца?
- Да. Да, Тони. До конца, до конца..
- Эмми? - раздался из-за запертой двери голос матери. - Ты торчишь в ванной уже битый час. Чем ты там занимаешься?
На Пасху Саре в офисе выдали взятое напрокат дорогое платье из тяжелого шелка, в каких, по рассказам, щеголяли перед войной китайские дамы света, и соломенную шляпу с широкими полями. Ей дали задание смешаться с модной толпой на Пятой авеню, а фотограф из отдела по общественным связям должен был ее пощелкать.
- Дорогая, ты неотразима, - сказала ей Пуки в то утро. - Такой я тебя еще не видела.
В ответ Сара нахмурилась, что сделало ее еще привлекательнее.
- Сдался мне этот пасхальный парад, - проворчала она. - Мы с Тони собирались сегодня поехать в Амагансетт.
- Ну, полно, - успокаивала ее Пуки. - Это отнимет у тебя какой-то час или два. Тони с удовольствием подождет.
Тут пришел Тони.
- Ну, знаете ли. Высший класс. - Он долго разглядывал Сару, а потом сказал: - Слушай, есть идея. Пять минут подождешь?
Они слышали, как он затопотал вверх по лестнице, аж дом затрясся, а когда вскоре вернулся, на нем были английская визитка, развевающийся эскотский галстук, пепельно-серый смокинг и брюки в полоску.
- О, Тони, - выдохнула Сара.