В какой-то момент жена стала вести себя странно. Она не обычной своей утиной походкой, а ровным, стремительным лебединым шагом устремилась за пределы двора, пошла к ручью и там застыла в неудобной позе. Шея ее болезненно изогнулась вправо, крылья сошлись за спиной, словно связанные, она испустила лебединый вскрик, вздрогнула всем телом, и вдруг… взлетела в небо. Белый Лебедь поспешил за ней. Роднуля не видела мужа. Она летела в направлении лебединой страны с прикрытыми глазами и радостным криком. Пролетая над горами и долинами родины отца и мужа, она пела песнь на прекрасном лебедином языке, взмывала ввысь, к веселому солнцу, падала стрелой к резвящемуся водопаду, дышала глубоко и взволнованно. Белый Лебедь со слезами счастья на глазах звал любимую, желая присоединиться к ее полету, но она не видела его и не слышала. Потом, утомленная, она повернула в сторону утиной страны, приземлилась у ручья, постояла еще несколько минут в своей выгнутой позе и, придя в себя, поковыляла утиной развалкой к птичьему двору. А дома все повторилось снова. Муж расспрашивал ее об очередном исчезновении, а она, не помня о своем сумасшедшем полете, удивлялась и отнекивалась.
Бедный любящий супруг потерял сон и аппетит. Как же вернуть любимой память? Как сделать ее полеты осознанными? Чтобы радость, которую она испытывает в небе, стала реальной, чтобы они могли насладиться свободой полета вместе, чтобы вернуть ту, давно укрытую в семейном сундуке, звенящую любовь… И решение созрело.
– Дорогая, – сказал он Роднуле в одно прекрасное утро, – собирай детей, мы летим в лебединую страну к моим родителям. Завтра они собираются отпраздновать золотую свадьбу, и мы просто обязаны присутствовать.
– Но мы не можем себе этого позволить, – привычно возразила жена.
– Да, да, я знаю, конечно, не можем, собирай детей, милая.
Обескураженная непривычным поведением мужа, Роднуля подчинилась. За оградой двора Белый Лебедь скомандовал:
– Ну, летим!
– Но это…
– Да, я знаю, не прилично, не достойно и так не делают, знаю, дорогая, но не ковылять же вразвалку всю дорогу! Летим!
Лебединая семья взмыла в небо. Вскоре граница между утиной и лебединой странами была позади. Белый Лебедь внимательно следил за женой. А на ее лице выражение озабоченности постепенно менялось на удивление, она начала узнавать ландшафты, так часто снившиеся ей в последнее время, ее крылья задвигались свободнее, размашистей, грудь вздымалась, глаза блестели, она перестала нервно оглядываться на детей, одергивая их, когда они уж чересчур по-лебединому увлекались полетом. Вдруг Роднуля вскрикнула и, сложив крылья, ринулась к земле. Испуганные Белый Лебедь и дети рванулись за ней. Они нашли ее у белой скалы. Отец, увидев, что с ней не произошло ничего страшного, жестом попросил детей остаться в отдалении и подошел к жене один.
Прекрасная белоснежная Лебедь с изящной длинной, абсолютно ровной шеей рыдала у подножья скалы.
– Милая, о чем же ты плачешь, ведь теперь все хорошо, мы дома!
– Я оплакиваю свою жизнь! Я прожила столько лет на чужбине. В чужом теле, в чужом доме, в чужих мыслях. Как мне вернуть себе себя?
– Любовь моя, разве не было в той жизни ничего, заслуживающего того, чтобы сделать воспоминания о тех годах счастливыми?
Прекрасная Лебедь задумалась… Ей вспоминались часы, проведенные с мамой на лугу, ее рассказы и легенды, редкие и яркие прилеты папы, первая встреча с мужем, первый несмелый шаг старшего сына, концерт утиного пения, который устроили ее лебедята растроганной бабушке-утке. Ее жизнь на птичьем дворе перестала казаться ей такой уж никчемной. В ней было много светлого и радостного. И от этого осознания еще радостнее стало возвращаться домой. В свою страну, в свой мир, в свое тело. Прекрасная Лебедь засмеялась и неумело обвила шеей длинную шею мужа.
– Ну, дорогой, учи меня быть лебедем!
– А мы можем себе это позволить? – лукаво спросил Белый Лебедь, они весело расхохотались и услышали, как в их смех вливаются голоса их детей, клекот ручья, шум ветра, шелест листьев.
Весна в этом году выдалась бурная; почки на деревьях лопались с еле слышным щелчком и выпускали на белый свет помятые, несмелые, как новорожденный птенец, листья. Дети из соседней деревни бегали по лугу, жадничая, хватали первые теплые солнечные лучи, не в силах заставить себя вернуться в дома. А над деревней летал лебединый клин. Два больших белых лебедя редкой красоты и четыре молодых лебеденка, еще не до конца сменившие сероватое оперение птенцов. Они носились над деревней, выкрикивая своими резкими голосами песню лебединой любви, лебединого счастья. И только одна девочка, та самая, которая всегда держится чуть поодаль ото всех детей; та самая, которую дети никогда не зовут играть и замолкают, когда она подходит близко. Та, о которой никто не может сказать ни слова плохого, только "странная она"… только она одна услышала слова этой песни:
– Не бойся быть не такой, как все! Взлетай, ищи свой собственный мир! Взгляни вокруг глазами своей души и увидишь Путь Домой!
Сказка – Ложь
– И когда вражеский витязь занес надо мной свой меч, и уже не было никакой надежды, я засмеялся ему в лицо. Только на одну секунду смутился враг, на долю мига отвел взгляд от моих дерзких глаз, а мне хватило той секунды, чтобы вывернуться из-под грозной стали и нанести последний удар, рассекший его тело пополам!
И поэты слагали песни о моих подвигах, девушки ссорились за право омыть мои стопы, старики снимали шлемы и поклонялись мне.
Черные глаза Светозара сверкали отблеском былых битв. Молодой герой был так красив в момент воспоминаний. Царевна Лилия смотрела на него как завороженная. А девичье сердце пело: "Ах, это он! Несомненно, он! Разве может быть иначе? Красив, смел, красноречив, молод!" Тем временем Светозар взял гитару и запел хрипловатым своим, необычным, голосом песню о привередливых конях…
Царь-батюшка, проходя мимо них, усмехнулся в усы. Никого не замечает вокруг эта парочка. Ну что ж. Если Лилии глянулся этот молодой витязь, так тому и быть. Он, видно, – парень не промах, из хорошей семьи, в чинах еще, по молодости не сильно продвинулся, значит, больше ценить будет; какой брильянт в подарок от самодержца получает. Да и помощник на престол уж давно нужен. Устал царь-батюшка, состарился.
Только к рассвету расстались влюбленные. Уставшие служанки проводили царевну в ее золотую спальню, строгие, осоловевшие от долгой смены охранники закрыли на замки дворцовые ворота, а молодой Светозар отправился домой.
Сначала шел он гордо, распрямив плечи, поглядывая вокруг с видом героя-победителя, но чем дальше отходил он от королевского дворца, тем ниже опускал голову, тем задумчивее становился его взгляд.
Далеко от дворца, да и от дворцовой площади не близко, скажем прямо, совсем не на самой богатой улице города, Светозар остановился около небольшого, бедного дома. Свеча в окошке горела, значит, старик-отец не спит, ждет сына к позднему ужину.
– Как ты, сын? Я ждал тебя всю ночь, хотел услышать твой рассказ. Как приняли тебя во дворце?
– Ах, отец! Я никого не видел там. Никого и ничего, кроме прекрасных глаз принцессы Лилии. Как она смотрела на меня, отец! Как она слушала меня! Я люблю ее… Я не могу без нее жить!
– Что ж, сын мой. Ничем ты не хуже высокородной принцессы. Род наш – древний и уважаемый. Отец твой на службе царю-батюшке имени своего не позорил. Ну, а то, что ты еще в боях не проявил себя, так это не поставят тебе в вину. Ведь ты молод, да и предназначение у тебя иное.
На этих словах покраснел молодой Светозар, опустил глаза в пол. От ужина, заботливо отцом предложенного, отказался и ушел в свою опочивальню, скромную и строгую, только тем и отличающуюся от кельи, что развешены были по стенам гитары да гусли.
Так и не уснул Светозар в то утро. Вертелся да вздыхал. То вспыхивали его глаза любовным огнем, то потухали разочарованно. Поднялся, взял гитару в руки, грустные мелодии лились из ее струн. Но не охладили они горячечной муки, взял гусли, перебрал струны, и заплакала песня. Не было в той песне слов, но и без слов всякий бы понял, что песня та о любви и нежности, о разлуке и разорванном пополам сердце.
А когда встало солнце высоко над крышами города, и отец пришел в комнату к сыну пожелать ему доброго утра, Светозара уже не было в опочивальне. Он шагал в направлении, обратном тому, куда звало его любящее сердце. Шел, куда глаза глядят, не разбирая пути, отмеривал милю за милей, желая как можно быстрее оказаться далеко от царского дворца, от любимой девушки, от надежды на счастье.
Шел он, шел, и привела его извилистая дорога к постоялому двору. Оглянулся Светозар. Сумерки близко, куда не глянь, никакого жилья, лишь поля да луга, да лесок вдалеке. Решил он остаться на ночлег.
Хозяин оказался мужиком неразговорчивым, чему-то хитро усмехался в густые усы, которые, пряча улыбку, убегали струйками в бороду белоснежную, водопадом до пояса падающую.
Молча принял он плату, так же молча показал комнату, угукнул чему-то по-совиному и тяжелой походкой здорового мужика ушел к себе в каморку. Комната Светозару понравилась, светлая да чистая. Кровать застелена, на столе кувшин с водой и краюха хлеба, что еще путнику надо.
Перекусил он хлебом, запил вкусной родниковой водой, прилег, не раздеваясь, и уснул.